Беседовала Диляра Тасбулатова
Что такое образование и что под этим словом подразумевается? О парадоксах образования мы поговорили с профессором, доктором наук, филологом Гасаном Гусейновым, человеком, классически образованным.
Мастодонт
В последнее время, образованный человек (ну, в классическом почти смысле этого определения) становится уже чуть ли не мастодонтом: вот как вы, например. Почитывая ваши посты в соцсетях, я прихожу в ужас, многого не зная. А ведь есть еще пострашнее меня, хе-хе. Хотя, судя опять-таки по соцсетям, даже поверхностно осведомленные люди, особенно старшего поколения, читали и то и это, неплохо ориентируются, например, в литературе. Да и в кино тоже. Реже – в музыке, но и такие попадаются. Другой вопрос, что они часто задают странные вопросы, постоянно уходя в сторону. Так вот. Что я, собственно, хотела спросить: как строить образование, как научить хоть каким-то навыкам мышления? И могут ли знания привести к самостоятельному мышлению? Иначе образование, так получается, нечто мертвое, как запертый склад, набитый бесполезными знаниями о том, о сем? Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь?
- Вы знаете, чем дальше, тем больше я понимаю как раз пробелы в собственном образовании: спонтанно возникающие принудительные ассоциации мало помогают осмыслить новизну момента. В этом, мне кажется, и состоит главная загвоздка.
1984
Не поняла, если честно.
- Ну как? Толку-то, что большинство слышали о «1984» Оруэлла, но не помнит об одном из прообразов этой книги - замятинском «Мы»? Получается, что критическое осмысление текущего момента подавляется поверхностной ассоциацией: зачем думать дальше, если всё уже было, если нам всё уже предсказали?
Например, некоторые помнят название книги Андрея Амальрика «Просуществует ли СССР до 1984 года?» Однако тогдашнее предсказание, хоть оно и сбылось к концу восьмидесятых, - но сбылось-то совершенно не по тому сценарию, который предписал истории великий диссидент? Вообще для критического самообразования нужна когорта авторитетных учителей. Но, заметьте, авторитет настоящего учителя держится не на всеобщем признании этого аксакала, а, скорее, на статусе изгоя.
Потому что в авторитарном обществе авторитетны как раз гонимые или люди не на стрежне - то есть носители, если угодно, тайного знания. Таковы были «властители дум» советского времени. Но от них же шла и опасность кружковщины и междусобойчика: вместо открытых споров велись какие-то малопонятные убаюкивающие разговоры. Окрепло религиозное мракобесие, презрение к социальности, и «общее дело» образования оказалось подорвано изнутри. На это стоит смотреть глазами Варлама Шаламова - как лагерь ничему хорошему научить не может, так и подполье. ..
Книга Петра Григоренко «В подполье можно встретить только крыс» опять-таки важнее, чем «1984». Это доказывает и только что вышедшая великолепная книга Маши Карп об Оруэлле. Исследовательница двадцать лет над ней работала, как будто ждала момента предельного социального разложения… Именно «Оруэлл» Маши Карп может быть одной из опорных точек общественного самообразования. Простите за такой дробный ответ на вопрос об образовании. В условиях распада или ненадлежащей работы государственной машины и государственной системы образования приходится комбинировать самообразование с поиском иногда случайных и неожиданных авторитетов в доступных научных областях.
Многознание уму не научает
Наоборот: ответ не дробный, а как раз касающийся многих, так сказать, аспектов. Быка за рога, надо же! Но я вот что еще хотела спросить (готовилась же). Что можно было бы почерпнуть из принципов средневекового образования? Иди образования времен античности? Учили ли раньше лучше, нежели сейчас?
- Традиционные общества в целом намного более репрессивны, чем находящиеся в состоянии самокритичной перенастройки демократические государства. Если базовая ценность – сохранение традиции и экспансия цивилизации, то и система образования затачивается под конкурентную среду, в которой высшие классы намного требовательнее к своей молодой поросли. Почему так ценилось ораторское искусство? Потому что давало возможность человеку представлять знание своего времени и представлять себя самого на какую-то политическую роль. Но в условиях, когда политика придавлена, от этой схемы остаются рожки да ножки. На вершине власти может находиться бессловесная корпорация, а камуфлировать ее деятельность берутся бойкие телеведущие с языком без костей, которые взвинчивают общество приемами, так сказать, черной риторики – самой примитивной манипуляцией. Сверху – корпорация людей дела, прокручивающих свои делишки, под ними – бойкие краснобаи, может быть, даже и вполне образованные. А уже под этими – все остальное общество. Точнее, уже не общество, а подвергнутая грубой манипуляции среда. Внутри этой среды вызывают удивление люди, даже весьма прилично образованные, которые идут на сделку с начальством. Это говорит только об одном: само по себе «многознание уму не научает», хорошее образование прекрасно может уживаться с самыми отвратительными формами подавления и развращения общества.
Трещина расширилась
Откуда берутся образованные люди в стране, которая вот уже сто лет, по сути, равнодушна к знанию как таковому? Или это не так? На преодоление?
- Советское время нельзя назвать временем «равнодушия к знанию». Это не так. Вся номенклатура наук (за вычетом психологии и богословия, которые заменялись в СССР «научным коммунизмом» и санпросветработой) все-таки была совместима с мировой. Вот почему тотчас после распада СССР и даже чуть раньше американская академия легко забрала себе сливки физиков-математиков и «засекреченных ракетчиков». Даже многие гуманитарии пригодились в США и отчасти в Западной Европе, и какое-то время это вполне доброкачественное знание работало на оставленную метрополию, влияло на систему образования. Но потом трещина расширилась. Оставшиеся в РФ люди остались в том числе и просто по инерции, больше из патриотических, чем из академических соображений. Сейчас одни люди получают хорошее образование, чтобы вырваться из страны, другие – чтобы сеять разумное, доброе, вечное там, где родились и выросли. Третьи – из общих соображений безотносительной ценности хорошего образования. «Наука не простая вещь, и общественная наука в том числе, — это гранит, и его надо грызть молодыми зубами», — эти слова Троцкого остаются в силе до сих пор. Но в советское время их так и не поняли, а вот на Западе лозунги Троцкого как раз материализовались, правда, в сочетании с традициями свободных искусств и наук, и образовательный западный мейнстрим в целом стал левым, социальным, даже неомарксистским. А советская система усохла в своей патриархальности. Сейчас противостоят друг другу критические западные теории, идеи социального демократического государства, прав человека, поиска новых форм образования и жизни – с одной стороны, и – изоляционизма – с другой.
Равноправие с учеником
Давало ли средневековое образование и образование эпохи Ренессанса более полную картину тогдашнего мира нежели сейчас, когда все секулярно?
- Мы не можем сравнивать тысячелетие многопланового развития европейских систем образования с несколькими десятилетиями российской академической жизни. Даже история одного английского университета больше и многообразнее по части свободного развития идей и научных методов, чем все, что получилось в 19-20 веках во всей России и в СССР. Это кому-то может быть очень обидно, но нужно смотреть правде в глаза: система, выстроенная на мании контроля над обществом, мании ограничения прав и свобод гражданина ради непонятного, не может быть иной.
Можно ли научить мыслить, причем неординарно? Или это свойство чуть ли не генетическое, вопрос когнитивных способностей?
- Можно, но ради этого учитель должен быть готов к равноправным отношениям с учеником, понимать, что следующее поколение растет для того, чтобы вытеснить твоё с кафедры. Репрессивная сексистская геронтократия, что-то блеющая о традиционных ценностях, сама не верит ни в какую неординарную мысль, потому что смертельно боится свободы.
Нужно ли быть демократичным – учить всех одинаково, не учитывая интеллектуальных способностей, надеясь пробудить в студенте или ученике школы тягу к знаниям?
- Учить всех одинаково невозможно, но равный доступ к образованию должен быть у всех. Не уверен, что это можно назвать демократичностью. Аристотель считал, что человеку свойственны две тяги – к истине и к подражанию. Знание тут лишь путь к истине, а не сама истина. Поэтому тягу к знаниям развивать не нужно, а тягу к истине – обязательно. К знаниям как к инструменту власти, подавления, террора некоторые люди тянутся с младых ногтей. Таких людей лучше было бы от тяги к знаниям как раз отваживать. Не лишая их при этом гражданских прав, но, повторюсь, – отваживать.
Репертуар античности
Как преподаватель античной культуры и ученик Тахо-Годи, считаете ли вы знание античности необходимым всем? Что именно оно дает? Многие ведь относятся к этому как к архаике?
- Античность дает каталог образов и репертуар приемов, с которыми легче путешествовать во времени и пространстве Европы, Ближнего Востока, Северной и Южной Америки, где много выходцев из Европы. Если занимаешься гуманитарными науками, хорошо понимать, как менялись представления об античности и об отдельных авторах в науке.
Я читала, что в мире людей с высшим образованием (еще ведь и важно его качество) всего 8 процентов. Опасно ли это для цивилизации? Хотя я понимаю, что дураков полно и среди условно образованных, дипломированных людей.
- Так ведь и у людоедов бывает высшее образование, это вовсе не критерий, мне кажется. Особенно в мафиозных обществах. Для цивилизации важно, чтобы человек был хороший. Один хороший доктор может спасти сто человек и даже больше.
Мыслить точно
Что такое, по-вашему, мыслить точно? (Я постоянно цитирую Мамардашвили - «Дьявол играет нами, когда мы мыслим неточно).
- Мераб Константинович, с которым мне довелось быть знакомым и даже довольно интенсивно общаться в середине восьмидесятых, был и философом, и социальным мыслителем. «Мыслить точно» в философском смысле для него – это внутрицеховая доблесть, основанная, например, на точном переводе какой-нибудь категории Аристотеля или Канта. В таком случае под точностью понимается нечто буквальное в языковом отношении. Нельзя приписывать Канту какую-то мысль, построенную на твоем незнании и непонимании философского языка, которым пользовался Кант. Другое дело, когда речь идет о твоем обществе, о твоем языке, в котором ты живешь. Здесь от социального мыслителя требуется другая точность – поиск слова, предложения, даже формулы своего времени, той эпохи, для которой у нас еще нет путеводителя. И тут, например, Мамардашвили был куда точнее большинства других людей, когда говорил, что «советское общество не хотело и не умело практиковать сложность». Эта формула была гораздо точнее расхожего «будь проще и люди к тебе потянутся». Нет ничего удивительного в том, что он стал объектом нападок с разных сторон – примитивных шовинистов и националистов: одни не могли «простить» ему «инородчество», другие – «космополитизм».
Образовываться (извините за неловкое слово) нужно постоянно, не так ли? Иначе мозг засыпает?
- Да, так говорят. Но мозги все равно работают медленнее, и их надо занимать другими видами деятельности. Засыпает? Ну да, мы же не можем этому противодействовать. Перед сном дети слушают сказки. А старики перед сном охотно рассказывают сказки. У каждого возраста есть свое отдохновение.
Что делать и кто виноват
Что делать, если не понимаешь сложный текст? Упорно идти вперед, насилуя свой мозг, или бросить – ведь все равно не поймешь (я, скажем, не понимаю Деррида и Декарта - ну, кое-что у него).
Ну и вопрос, так сказать, животрепещущий – о снижении уровня образования в России. О платном образовании, которое не всем доступно и ставит препоны для талантливых, но бедных студентов.
- Наверняка сохранились и хорошие школы, и хорошие факультеты, где какое-то время могут продержаться хорошие учителя и хорошие студенты. И дело тут не в платности или бесплатности. Я знаю многих подвижников, которые преподают, не имея денег на дантиста и распугивая ЗОЖниц и ЗОЖников. Но в целом, уж простите меня, у молодых нет времени ждать, когда кончится эпоха термитов, и их лучше выталкивать из термитника вперед и вверх. Но для тех, кому это обидно слышать, у меня есть утешение: бывают чудеса, и в самых неблагоприятных условиях могут произрасти удивительные растения. Но – в порядке чуда. А талантливым и бедным на самом деле открыт мир, где для них работают десятки, сотни благотворительных фондов. Но нужно проявить усердие: под лежачий камень вода не течет. Как пойдет дело в русскоязычной диаспоре, пока сказать трудно, конечно.
фото: личный архив Г. Гусейнова
