В давние шестидесятые для нас, тогда начинающих, таким местом вдруг стал ресторан гостиницы «Европейская» – мы непринуждёно и почти ежедневно ходили туда. Как это счастье образовалось? Виной тому было время, которое не повторится уже никогда, удивительным образом сочетавшее уже наступившую свободу духа с прежней тоталитарной жёсткостью цен, – и мы пировали.
Швейцар кланяется и открывает дверь, входишь в шикарный мраморный холл – и сразу чувствуешь себя здесь своим. Вот спускается с лестницы знаменитый актёр Николай Симонов, замечательно сыгравший Петра I в знаменитом фильме и унаследовавший от своего героя подёргивание щеки (или, наоборот, подаривший свою гримасу герою). А вот уверенно рассекает пространство своим огромным животом, абсолютно необходимым певцу, бесподобный оперный бас Гмыря. Как важно в ранние годы оказаться рядом с такими людьми!
По изогнутой мраморной лестнице, выстроенной гением модерна архитектором Лидвалем, поднимаешься в зал. Высокий, светящийся изнутри витраж над сценой, где Аполлон летит на тройке по розовым облакам.
Зеленоватая бронза, китайские вазы с драконами, на столах – мельхиор, хрусталь… Помню тут «праздник гонорара»: я получил сорок рублей за детский рассказ… Но тогда! Я пригласил друзей – писателя Андрея Битова, известного физика и эрудита Мишу Петрова, будущего лауреата двух Госпремий за плазму, – и четырёх манекенщиц из Дома мод… И при этом не сомневался, что расплачусь! Насытившись и слегка захмелев, мы благожелательно осматривали зал. Красавицы наши, измученные модельным аскетизмом, слегка ожили, на их впалых щёчках заиграл румянец.
К нашему столику вдруг приблизился гардеробщик, благожелательнейший Иван Палыч, и шепнул нам: «Там писателя вашего вяжут!»
Мы сбежали по лестнице Лидваля вниз. Андрей Битов, не любивший чистую выпивку без каких-либо действий, успел сойти вниз и разбить витрину с алмазами. И вот теперь «сатрапы» куда-то вели его, а он, вырываясь, кричал им: «Гады! Вы не знаете, кто такой Иван Бунин!» – «Знаем, знаем!» – приговаривали они. Оплот правопорядка оказался тут же, в подвальчике.
«Не с того, писатели, начинаете! – сказал нам интеллигентный лейтенант. – Вот Бунин, Иван Алексеич, небось, так не гулял!» – «Ну как же! – воскликнул я. – Вспомните! В девятом томе Иван Алексеич пишет, что однажды Шаляпин Фёдор Иванович из ресторана на закорках нёс его!»
И тут в это невыразительное подвальное помещение вошли, слегка покачиваясь (видимо, от усталости), наши спутницы: «Берём своим трудовым коллективом их на поруки!»
Был тогда такой модный «почин»… И нас, пожурив, отпустили.
На сцене под Аполлоном царствовал тогда красавец и всеобщий любимец Саня Колпашников со своим оркестром, и, завидя нас на свободе, он радостно потряс своим золотым саксофоном и воскликнул: «Моим друзьям-писателям и их очаровательным спутницам!»
И грянула знаменитая тогда вещь «Когда святые маршируют», срывающая всех присутствующих с мест. И все мы пустились в пляс.
Удивительно, что очень знаменитый уже тогда писатель Василий Аксёнов тоже оказался косвенным участником тех событий. С Асей Пекуровской, недавно порвавшей с Довлатовым, Аксёнов спускался по той же лестнице, но из ресторана «Крыша» – места более интимного. Как рассказывал мне потом Аксёнов, они спорили с Асей, остались ли в Ленинграде писатели.
«Вот очень сильный писатель!» – и Ася указала на Битова, бьющегося сразу с четырьмя «сатрапами»… Такова там была концентрация гениев тогда…
Утром наши красавицы умоляли нас выкупить в Доме мод все билеты на все сеансы, чтобы тогда их отпустили. И мы сделали это. И завтракали в «Европейской»... На те деньги теперь там можно выпить только чашечку кофе. Я пью ее с наслаждением, вспоминая молодость.
