ОБЛАВА
Прошла неделя с тех пор, как «Александр Васильевич» ушел с Соней–Асей в бега, оставив после себя очередной труп.
Утром в понедельник Кудрин проинформировал Пашу и Марьяну о том, что мобилизовать достаточное число людей на поиск беглецов не удалось по двум причинам. Во-первых, нет столько личного состава по отделениям и отделам, а во-вторых, наложен был категорический запрет на привлечение работников лесного хозяйства: слишком велик риск, слишком опасен убийца. Если что, ответственность на себя брать никто не хотел. Тем не менее, рейды вооруженных групп милиционеров, усиленных срочниками из окрестных воинских частей, прошли по довольно обширным лесным массивам, прилегающим к магистрали и региональным дорогам. Были обследованы, в том числе и с помощью розыскных собак, десятки брошенных сел, хуторов и заимок, выявленных по наводке егерей и местных жителей. Дополнительно опрошены десятки людей в населенных пунктах.
Кудрин расстелил на столе карту и, словно отчитываясь о проделанной работе, обозначил шариковой ручкой территорию, которую отработали. Швырнул ручку на стол и с тихой злостью констатировал: «Эффект ноль. Или на квартире у кого-то оба отсиживаются, или так в тайге зарылся, что вся армия его не сыщет. Действительно матерый!»
ДЕВОЧКА ВЫШЛА ИЗ ЛЕСА
24 октября с утра похолодало, пошел первый за осень мелкий, крупитчатый снег. Сигнал к скорой зиме не порадовал почтальона Полину Дюжеву. Она сидела съежившись, обнимая свою уже полупустую сумку, на автобусной остановке на трассе, в километре от окраины села Стоговое. Автобус ожидался через пятнадцать минут. На нем - до следующего села Пасечное, где разносила она адресатам вторую и последнюю порцию почты и газет, избавляясь от груза обязанностей в прямом смысле слова.
Скоро подоспеет еще кто-то из сельчан. Она крутила головой направо-налево, не столько любуясь природой, декорированной под раннюю зиму, сколько заставляя себя не дремать: шутка ли в пять подниматься и переться на почту?
Слева из подлеска, метров за триста от остановки, вышла девочка и какой-то странной, по-взрослому усталой, тяжелой походкой направилась в ее сторону. «Незнакомая. Откуда забрела? Вроде всех стоговских знаю, кто к этому рейсу подходит».
По мере приближения фигуры лицо виделось отчетливее, и Полина уверилась, что не это не девочка вовсе – просто девушка низкорослая в лыжной шапочке, мокрых грязных джинсах, изгвазданной куртке и кроссовках, отмесивших километры слякотных лесных троп. В руках сумка спортивная. Она не шла – почти ползла, едва передвигая ноги. Когда оставалось ей метров сорок, Полина вгляделась и обомлела: «Она!» В прошлый вторник районный участковый показал ей два изображения. Одно с фото – убийца в розыске, другое – рисованный портрет на бумаге. На принтер с компьютера скачали, но узнать девушку можно. Так это ж та самая!
У Полины талантов было немного, иначе б не сумку с почтой таскала. Но зрительной памятью бог не обидел. Да еще профессия натренировала.
Она! Девка этого убийцы… А сам-то где? Господи, неужто сзади подобрался, окружают?»
Она панически оглянулась назад, где за широкой придорожной колеёй, за сосновым перелеском просвечивали вдалеке окраинные постройки села. По дороге к остановке двигались двое, она их тотчас узнала: Потапыч, как обычно, жену свою Наталью в Случанск сопровождал, в поликлинику. Больше никого. Девушка тем временем приблизилась, глаза красные, руки в царапинах и кровоподтеках, лицо истомленное и отчаянное.
Полина, не будь дурой, поприветствовала радушно, посокрушалась, «не заблудились ли в лесу-то нашем, а то у нас бывает», пообещала, что автобус вот-вот подойдет. Девушка села рядом и молчала, словно и не слышала ее.
– Вид у тебя неважный, может, помогу чем?
– Спасибо, все нормально. Гад один ночью подвозил, хотел изнасиловать, а я выскочить успела из машины и в лес. Бежала вслепую, действительно заплутала. Руки покорябала. Вот только сейчас выбралась.
– А едешь-то куда?
– В город, я там живу.
– Что ж это делается-то, а? Одни бандиты да насильники вокруг. Как же тебя угораздило с таким…
– Знаете, извините меня, не могу сейчас говорить, устала очень.
Полина умолкла, краем глаза наблюдая за подходившими к остановке Потапычем и Натальей. Тут как раз и показался вдалеке автобус. «Как всегда по расписанию точно – молодец, Димка».
Она заботливо помогла обессилевшей девушке взобраться на ступеньку, та прошла в середину салона, села. Народу было всего человек десять. Полина шлепнула сумку на первое сиденье, сама села поближе к водителю Димке и завела с ним разговор вроде ни о чем, но потом громким шепотом, надежно заглушаемым шумом двигателя, поведала, кто в салоне.
Через полчаса езды, когда Полина уже сошла, и примерно час оставался до Случанска, Димка скрытно достал мобильник и набрал номер.
Ее взяли на подъезде к городу, у бензоколонки, куда Димка по договоренности подрулил, объявив, что заправится. Она была абсолютно безучастна. Она почти и не проснулась, когда двое милиционеров прихватили ее под локотки, завели назад руки, а третий защелкнул наручники.
Информация прошла из области в Случанское управление внутренних дел, а оттуда мигом к Кудрину. Паша и Марьяна были у себя. Услышав «взяли ее, ко мне живо!», Паша как ошпаренный бросился к шефу, а Марьяна пару минут сидела, пытаясь унять приступ жуткого, необъяснимого волнения, такого, что дыхание перехватило и сердце защемило. Она постаралась быстро дать этому объяснение, и стало легче: «Еще бы, столько усилий, чтобы вычислить, разгадать, найти ее, наконец». Марьяна постоянно ловила себя на мысли, что только и думает об этой Соне, Миклухе, убитых юристах, мучительно странном переплетении событий и обстоятельств, первопричина которых смутно брезжит, но не проясняется, не дается, ускользает. «Но теперь-то… Господи, наконец…
«ИЩИТЕ, ПСЫ!»
Кадык не понимал, проснулся или нет. Он лежал на спине. Сон, болотно вязкий, тянул в забытье, в какой-то сюжет с размытыми лицами и стрельбой. Усилием воли он заставил сознание включиться и тотчас удивился, почему не может продрать глаза. Память сработала назад, во вчера, и подсказала, что не пил больше обычного. Прошел внутренний сигнал тревоги, на который его нервная система была запрограммирована в результате специального тренинга и обострившихся рефлексов.
«Включиться, разомкнуть веки, голову направо! Она… Где она? Сумка под столом? Нет. Сбежала. Снотворное. Было в лекарствах. Феназепам».
Он попытался приподняться, подступила тошнота, голова закружилась. Все ясно.
Кадык, пересиливая себя, вышел из заимки, собрал с пожухлой травы и растер лицо несколькими горстями скудного, мокрого, живительного ночного снега. Первого, живительного, но и предательского: следы. Впрочем, такой может и растаять за пару часов.
Еще заторможенный, начал собираться. Но чувствительность и упругость мышц возвращались, сознание прояснялось. Через пятнадцать минут он набил рюкзак тем, что решил взять с собой, приладил один пистолет за пояс, другой сунул в карман куртки. Натянул непромокаемые ботинки-кроссовки. Еще раз развернул и взглянул на карту, освежая в памяти маршрут, намеченный загодя. Не оглядываясь на убежище, в котором то нежно, то нервно и раздраженно, но все равно чувственно и счастливо он прожил с нею эти дни, Кадык ринулся в сторону ручья. Русло – его тропа. Мышцам полностью вернулась упругость и сила. Это значило, что взять его будет почти невозможно.
Он сразу перешел на небыстрый бег. Стайерская дистанция и студеная вода все же предполагали экономное расходование энергии. Через шесть километров он дошел до примеченного заранее места, где по соседству с ручьем лежали неровной шеренгою близко друг к другу, а где-то крест на крест несколько поваленных стволов, толстых и не очень, а дальше землю устилали ветошь и обильный валежник. Кадык с ходу выпрыгнул из ручья на ствол, с него на соседний, присыпая за собой порошком, отбивающим собачий нюх, – он всегда был при нем. Так по стволам и гниющему настилу он сместился метров на сто и взял на северо-восток. Через полчаса остановился на мгновение, чтобы поднять голову и возблагодарить небеса. Они всегда помогали ему в опасности. Вот и сейчас снова пошел мелкий, но частый снег, заметавший и так негодные для собак следы. «Ищите, псы!»
На этот раз поиск шел не наобум. С десяток милиционеров с двумя «мухтарами» и еще с полсотни вооруженных солдат углубились в тайгу на участке охватом до пятнадцати километров, приняв за центр шеренги место, где вышла из леса Софья Кутепова.
Разумеется, та группа, в задачу которой входило окружить заимку, была усилена Пашей Суздалевым по его непререкаемой инициативе. Он был абсолютно уверен, что никого в укрытии нет, но хотел лично увидеть, где прятался противник и откуда направился в неизвестном пока направлении.
Дальше пошли находки и потери. В трех километрах от села, прямо возле трассы, где начинался лес, в кювете обнаружили две широкие толстые доски, прикрытые лапником. Воображения хватило: переехал кювет. Запасливый, гаденышь! Короткая просека как раз шириной в кузов привела к глубокому оврагу. Там, опять-таки под лапником и несколькими срезанными сосенками кое-как укрыт был автомобиль. И как не заметили, когда прочесывали?! Через десять километров группа из троих поисковиков, куда входили Паша и овчарка Нептун, наткнулась на заимку с признаками недавнего присутствия людей: еще теплая печь, остатки пищи, предметы одежды, книги и журналы и всякая мелочь. Паша по рации оповестил «командный состав» облавы. Одна полешка в печи еще слегка тлела. Из этого Суздалев сделал вывод, что фора бандита – от двух до пяти часов, не больше. Рано утром уходил, не ночью. А ночью она сбежала. Или накануне вечером. Но как от такого сбежишь? Непонятно. Такие и спят как волки, на шорох – шерсть дыбом. Снотворного, что ли, подсыпала?
Паша, как это нечасто бывало, сразу пальнул в «десятку», того не зная. Дело оставалось за малым: взять на мушку убийцу. Он надеялся, что это произойдет в самое ближайшее время. А пока Нептун, поменявшись ролями с милиционером-кинологом, вел того на поводке, идя по запаху стоптанных штиблет «Николая Викторовича», обнаруженных под лежанкой. Потом рванул увереннее, они побежали. Уперлись в ручей. Дальше Нептун не пошел, покрутился и сник. Все ясно: бежит по ручью, в ледяной воде. Теперь вопрос, где выскочит. Они пошли параллельно, время от времени примечая следы ботинок на редких илистых участках и регулярно сообщая по рации свои координаты.
Пройдя вдоль ручья километров восемь, они остановились в растерянности. На дне, теперь устланном мелкой ветошью и тиной, следы уже не различались. Но и вернувшись километра на три назад и еще раз пройдя вдоль края, они не нашли места, где он мог сойти с водной тропы. Собака так и не взяла след за пределами змеящегося русла, поросшего по краям мхом и кустарником, а кое-где уходившего под поваленные временем стволы. А потом ручей и вовсе вытягивался в узкую полоску и нырял в чащу, под сплошную густую массу таежной растительности. Объект не мог двигаться дальше, не задевая ее, не ломая ветки. Но собака не реагировала. Кинолог пожимал плечами.
Паша получил сообщение о вертолете, который уже барражировал над участками возможного передвижения объекта. Толку-то! Что оттуда увидишь! Тем более, туман…
«Плохи дела. Он где-то ушел от ручья, а пес не учуял. Рванул то ли на восток, в таежные дали, где километров на двести глухомань, то ли на запад, в обход Стогово и по дуге, тайгою же, в направлении Случанска. Второй путь исключается – это самоубийство. Стало быть, в тайгу. А такая, видать, тренированная и живучая сволочь может там обретаться хоть месяц, хоть два. Даже несмотря на зиму. И где он оттуда выйдет, и когда – поди знай. Считай, что пока ушел. Плохо!»
СОНЯ МОЛЧИТ
За четыре часа до того, как поисковики обнаружили их убежище, Соню привезли в отделение милиции города Тишары, а через час с лишним примчавшийся Паша уже нависал на ней, грозно твердя лишь одну фразу-вопрос: «Куда пошел?»
Она молчала. Потеряв зря время, Паша пришел к простому умозаключению: эта хрупкая женщина не могла преодолеть десятки километров по тайге, не сбив в кровь ноги. С нее сняли кроссовки. Ноги были слегка стерты. Значит, место, где прятались, недалеко, в радиусе десяти-пятнадцати километров от села Стогово. Не пытать же ее! Сами теперь найдем. И нашли.
К вечеру на автозаке Соню доставили в следственный изолятор. Утром, к 11.00, к ней в одиночную камеру КПЗ вошла Марьяна Залесская. В 12.30 Марьяна вышла. Допрос закончился. На все попытки что-то узнать, на все вопросы, на все словесные ухищрения с целью расположить, разбуркать, задеть - ответом было глухое, упорное молчание и отстраненный, потухший взгляд. Угрозы тоже не действовали. Глаза Сони были устремлены в одну точку, как это часто бывало у самой Марьяны. -
Залесская поняла, что ничего не добьется от Сони, если не придумает нечто из ряда вон выходящее. Оставалось всего тридцать отпущенных законом часов . «Ее душу надо вскрыть, как нарыв», – сформулировала для себя Залесская, понимая, что звучит пошло. Тем не менее…
С помощью приунывшего руководителя группы захвата Паши Суздалева и его гипертонического начальника Дениса Ивановича, приговоренного врачами к домашнему режиму, Марьяна добилась выездного следственного действия, хотя назначенный Соне адвокат возражал, ссылаясь на ее статус задержанной: она имела полное право отказаться. Адвокату число и адрес не назвали – пошли на «беспредел». Утром 20 октября автозак с двумя милиционерами, Марьяной и безучастно - покорной гражданкой Кутеповой, задержанной по подозрению в пособничестве убийце, подъехал к дому № 32 по улице Бурмистрова, где проживал покойный Миклачев Анатолий Зотович.
КАК В ВОДУ КАНУЛ
Прошло еще четыре дня. Следов «Николая Викторовича» в тайге так и не обнаружили. И ладно бы он вырвался из сектора, который прочесывали. Но ведь вообще следов не нашли, хотя снег то затевался, то прекращался раз пять за те дни. Отдельные звенья прошли вглубь до двадцати пяти километров и более. Но стемнело, пришлось возвращаться. Один из лесничих, человек бывалый и опытный, предположил, что коли бандит такой матерый и в тайге жить умеет, – мог и на высокое дерево забраться, пересидеть там, а собак с толку сбить специальным порошком, какого раздобыть не проблема. А мог и скоростью взять, выскочить за сектор охвата. Теперь один выход: обложить весь таежный массив и ждать. «Хорошая идея! – подумал Паша. – Взять всех областных бездельников, кабинетных взяточников, гаишников, стреляющих стольники на трассе, а заодно и часть армейского личного состава, изнывающего от муштры или дедовщины, – тысяч так двадцать-тридцать народу, и расставить по периметру на сотни километров: пусть караулят, глядишь – кто и нарвется».
Паша ходил чернее тучи, Кудрин вообще слег, не исключено – на нервной почве давление взмыло под небеса.
Тем временем Марьяна ощущала острый, нервирующий цейтнот. Кудрину с большим трудом удалось добиться в прокуратуре санкции на продление срока задержания Сони до десяти суток, поскольку ничего, кроме факта совместного проживания с предполагаемым убийцей, на нее, по существу, и не было: 110-я статья Уголовно-процессуального кодекса притягивалась за уши. Ведь сожительствовать с убийцей у нас не возбраняется, если только не доказать, что ты содействовал или хотя бы был посвящен в планы преступника. А чем тут докажешь? Нет преступника, нет состава преступления. Только ее знакомство с Миклухой как косвенная улика. В прокуратуре приняли ее с ба-альшой натяжкой. Но продлили до 27 октября. Хоть на том спасибо.
ПРОЗРЕНИЕ ДЫМКОВА
Криминальные репортеры докопались. Олег Олегович Дымков прочел в заметке имя «любовницы и пособницы неуловимого убийцы, а может быть, и заказчицы этих жутких преступлений». Теперь он понял, почему в последнее время стал беспокоиться, паниковать, почему назначил встречу Грине: интуиция. Не удивительно, что она обострилась именно сейчас, накануне избавления от прежней, опротивевшей и вынужденно почти аскетичной жизни.
«Боже мой, все понятно! Кутепова! Вот оно что! Стало быть, Миклуха бабушку раздавил, внучку развратил, а спустя годы занялся ею всерьез. Интересно, давно ли? А, не важно! Другое важно: там не просто трах-тарарах между ними был. Там любовь, ревность, деньги, серьезные отношения. И он что-то трепанул, проболтался. А я - то, козел старый, расслабился, фотографии ему вернул. Она? Такое и в голову прийти не могло. Отношения. А там, где они, – там расслабленность, потеря бдительности, вино, лирика, и – развязываются языки. Даже такой верный, надежный, по уши замазанный, как Миклуха, мог ляпнуть? Не хочется верить, но – мог! Столько лет молчал, а тут…
Дымкову стало страшно. Намного страшнее, чем тогда, после того разговора по мобильному, потому как теперь его содержание и все последующее проступило с отчетливостью огромных кровавых букв на белой стене.
Нет, так оставлять нельзя! Он снова попросил Гриню о встрече. Игорь Тимофеевич явился, как всегда, минута в минуту.
КАК ЖИТЬ БЕЗ НЕЕ?
Он действительно мог бы пересидеть в глубокой тайге, даже в зимней, хоть месяц. Но не в этот раз. Кадык уходил по дуге, вырываясь из широкого сектора облавы. Он понимал, что охват не может быть больше тридцати, ну сорока километров – где им столько народу собрать за короткий срок? Отойдя от ручья, он перешел на медленный бег и совершил вполне рядовой для него марш-бросок с рюкзаком-нагрузкой двадцать килограммов на сорок километров, почти не останавливаясь. Он бежал на юго-восток, пока компас не подсказал, что пора, и свернул на север, в направлении к магистрали. Его подгонял инстинкт выживания, но мысли о ней треножили, выкачивали энергию. Он отгонял их, как мог, сжимая кулаки до боли в фалангах пальцев. Конечной целью был Случанск, железнодорожный вокзал, ячейка автоматической камеры хранения, где ждал последний на этом этапе маскарадный костюм и деньги. Но и она где-то там, в городе. Возможно, в тюрьме. Он не знал, чего больше хотелось ему сейчас: уйти от погони, выжить, раствориться на просторах России или сделать невозможное – проникнуть в ментовское логово и задать только один вопрос: почему? В его сознании не укладывалось, как она могла сбежать после всего, что было между ними, как она решилась предать на взлете его любви, после того, что сделал, при ежеминутной готовности сделать для нее что угодно, убить кого угодно, увезти в какие угодно края.
Сука! Он любил суку, а она воспользовалась. Это понятно. Другое непонятно: как жить без нее, зачем?
