Радио "Стори FM"
Миротворцы

Миротворцы

Автор: Светлана Иванова

Митьки – революционеры конца эпохи застоя. Ни за что не боролись, никого не пытались победить, тем не менее всячески подрывали общепринятые устои советского искусства. И в итоге без единого выстрела отвоевали своё место не просто в культуре, но и в культуре бытия. Когда-то они считались чисто андеграундным явлением, сейчас давно уже «в законе». Добились мирового признания. И на что напоролись?

Они чудили творчество и творили чудачества. Сборища непризнанных гениев и маргинальных интеллигентов в котельной у главного митька, художника Дмитрия Шагина, под водку, портвейн и кильку в томате были антиспособом существования в культуре. Который на поверку оказался просто самым миролюбивым способом. В ответ на застой объединившиеся в группу художники, музыканты, поэты и писатели доказали, что можно без уничтожения и ниспровержения добиться настоящей свободы, которая не снаружи, а внутри. 

Многие «леонарды котельной» давно уже стали легендами: Борис Гребенщиков, Олег Григорьев, Вячеслав Бутусов, Виктор Цой. И дело процветает, митьки обосновались на всех континентах. И их долгожительство вполне объяснимо. Они показали нам и всему миру – в чём сила русского менталитета. Отчего даже в самых чудовищных исторических и жизненных обстоятельствах мы не пропадаем, а выживаем.

При том что как только за последние тридцать лет жизнь не испытывала митьков: и группу в целом, и каждого в отдельности! В ответе за всех – Дмитрий Шагин, в честь которого объединение художников и получило своё название.

– Я всё-таки сначала объясню, почему, собственно, митьки. Для митьков это принципиально – чтобы всё было всем понятно. В нашу дружную бесшабашную компанию входил писатель и художник Владимир Шинкарёв. И вот однажды он предлагает: «Я хочу записать все наши забавные словечки, все-все наши выражения». Мы ведь все тогда без конца цитировали «Место встречи» и всё, что любили, обращались друг к другу сестрёнки-братушки и так далее. И Шинкарёв взялся описать нашу компанию и в шутку предложил организовать молодёжное движение и назвать его наподобие хиппи или панков – митьки. В честь классического образца – Дмитрия Шагина, меня то есть. 

Следите: Дмитрий – Митя – Митёк, и поэтому все – митьки. И он действительно отстукал на машинке книжку в количестве четырёх экземпляров. Саша Флоренский сделал иллюстрации, и она разошлась массовым тиражом в самиздате. Первая публикация книжки состоялась в газете «Русская мысль» в Париже в 85-м. Никто тогда и подумать не мог, что возникнут реальные митьки, причём не только как группа художников, но как жизнепонимание, как образ жизни. Он-то думал, что это просто ещё одна его книга. А получилось, что книга превратилась в манифест нового движения. И группе художников, поскольку у нас уже была сплочённая компания, ничего не оставалось, как присвоить себе имя «Митьки».

В каждой стране теперь есть свои митьки. Например, в Западной Украине есть свои, дымытрики называются. В Витебске – витьки. Я их спрашиваю: «А почему витьки?» – «Потому что мы витебские митьки». В Питере на улице Марата у нас ставка. А кроме этого, есть люди, которые просто любят митьков и приезжают на огонёк. Первый заграничный митёк приехал в 88-м году.

shagin.jpg
Дмитрий Шагин. "В пьяном виде невозможно создать действительно нечто ценное. Вовремя это понял"
Тогда в журнале «Юность» появилась статья «Как я познакомилась с митьками» Олеси Фокиной. Там весело описывалось, как она пришла ко мне в котельную, писала, что там съезды митьков по пятьдесят-шестьдесят человек проходят, пьют веселительные напитки и смотрят по телевизору «Место встречи изменить нельзя», «Адъютант его превосходительства» и «Белое солнце пустыни», культовые фильмы, оттуда у митьков столько цитат. Отличительная особенность митьков – у них свой сленг шуточный: «дык», «ёлы-палы», «опаньки», «оттянуться в полный рост», «дурилка картонная», «кто там гавкает?» и так далее. 

А «Юность» – это был тогда серьёзный журнал, выходил миллионным тиражом, даже в соцстраны доходил. И как-то утром звонок в дверь – на пороге стоит такой загорелый, аж чёрненький парень, говорит мне: «Я митёк из Софии». И журнал этот в руках держит. «У нас в Болгарии очень любят Высоцкого, но у нас он запрещён как антисоветчик. Митьки тоже запрещены. Но мы всё равно стараемся доставать из России пластинки, журналы. 

Я прочёл про вас и решил лично познакомиться». Я пригласил домой, и он мне рассказал, что купил путёвку, приехал в Москву, там сел на поезд и приехал в Питер на Московский вокзал. Потом пошёл куда глаза глядят, оказался на Невском, встретил бородатого мужика с этюдником и спросил: «Как мне найти Дмитрия Шагина?» И тот написал ему мой адрес. Вот жизнь была!

А теперь объясню, откуда котельная. Никакой это не перформанс, а проза жизни. Но начну чуть издалека.

Папа мой, который, собственно, первым и начал называть меня Митьком, был совершенно замечательным художником, у них со товарищи было своё объединение, туда и мама моя входила: «Орден нищенствующих живописцев». Ну и когда пришло время, меня тоже отдали в художественную школу – после 4 класса я оказался в школе имени Иогансона при Академии художеств, где сел за ту же самую парту, за которой сидел когда-то мой папа. И там даже была ножом вырезана его подпись. Это была старинная деревянная парта с откидной крышкой и дырочкой для чернильницы. Сейчас таких не делают. Так получилось, что со мной учились и сыновья друзей моего папы. И у тех же самых учителей – такой круговорот.

Эта школа была интересна тем, что шефствовала над ней милиция. У нас была полувоенная форма: фуражечка, гимнастёрка и ремешок сверху с бляшечкой. При входе висел огромный светофор, который занимал полстены. Зелёный свет – всё нормально, когда загорался жёлтый – ты бежишь вприпрыжку. А когда начинались занятия, загорался красный и включалась милицейская сирена. Рядом стояли дежурные старшеклассники, ловили нас, заламывали руки, обыскивали ранцы и отбирали всё, что не положено в школе. Шманали, как в тюрьме.

matrosy.jpg

Очень забавно, что спустя много лет я приехал в Нью-Йорк с выставкой. И на выставку пришла симпатичная такая дама. И говорит: «Здравствуйте, я сестра Довлатова – Ксюша. Я преподаю американцам искусство митьков в университете. Вы меня помните?» И рассказала, что мы с ней четыре года за одной партой сидели. А на следующий день принесла мне фотографию, и там мы действительно сидим за одной партой. То есть я четыре года отучился вместе с младшей сестрой Сергея Довлатова за одной партой. Для меня это повод для гордости…

Многие наши учителя были люди сильно пьющие, они не противились опрокинуть рюмашку-другую и со своими учениками. Тогда началось митькование по полной. С седьмого класса где-то. Был у нас учитель по физике, митёк по своей сущности, просто он не знал, что он митёк. Золотой человек! Он говорил: «Вы художники. Зачем вам физика? Давайте я лучше вам на балалайке сыграю!» Он уходил в свою комнатку для опытов, где стояли всякие колбочки, пробирки и спирт. Выходил уже весёлый, с балалайкой и пел нам песни. Пал Семёныч его звали. Там митьковщина была полная.

Большинство учителей были не советские, а нормальные. Хотя часть была «вражин страшных», которые на меня написали такую характеристику. Дословно: «Не комсомолец, политически неграмотен, с учителями вежлив, но груб». Характеристика – прямо волчий билет. С такой меня никуда бы не приняли. Но я сдуру пошёл поступать в Мухинское училище. И не учёл, конечно, всех нюансов.

В декабре 74-го была выставка, в которой участвовали мой отец и его друзья, – в клубе рабочих Кировского завода. Это была первая разрешённая выставка неофициальных художников. Потому что до этого была «бульдозерная выставка» в Москве, которую разогнали, подавили картины, шумиха была на весь мир. А тут разрешили! Похоже, власти надеялись, что придут рабочие и всё разгромят сами. Но рабочие нормально отреагировали. Настоящих буйных мало, видимо, было. 

Очередь стояла от метро километровая, люди в мороз стояли. А привилегированных пускали с чёрного хода, эти потом и ругались, гнобили художников, кричали, что их надо посадить в тюрьмы за тунеядство. Тогда же была такая статья в Уголовном кодексе. Одним из гонителей был ректор Мухи, который поругался с моим отцом и его друзьями. Взял все фамилии на карандаш. И когда я поступал, влепил мне двойку…


«Симпатичное раздолбайство, присущее любому, было истолковано как героическая стратегия... Это мы и начали с энтузиазмом разыгрывать на выставках, да и в быту» 

Владимир Шинкарев


Никуда больше меня не взяли. И я пошёл работать грузчиком. А потом приятель отца предложил устроить меня в котельной. На курсы ходить не надо, потому что она угольная. Это такая котельная, как в фильме Алексея Учителя «Рок», где Витя Цой кидает в котельную уголь. Он пошёл туда с моей подачи. Только он пошёл туда в 85-м году, после нашей выставки, где мы с ним познакомились. А я пошёл за десять лет до него. Потом я закончил курсы газооператоров – уже повышение. У меня два диплома. Один – что я художник и второй – что я оператор газовых котельных.

Котельная была непростая. Это была котельная от Спорткомитета. КГБ там, загранка – всё серьёзно. Кого я там отапливал? Нынешнего президента, всех спортсменов, тренеров, массажистов. Сейчас они его друзья, начальство в Москве. А тогда это называлось комплексная школа высшего спортивного мастерства. Для дзюдоистов, самбистов. Были обогреты моим трудом и теплом. Место было на виду. Не то что моя бывшая угольная кочегарка. «На угле» у нас были сплошные облавы, особенно перед Олимпиадой-80. 

Помню, спасали одного паренька, спившегося интеллигента, который бомжем уже стал. Мы его в куче угля прятали, когда приезжала милиция с облавой, а всех бомжей тогда выселяли из Ленинграда, чтобы город был чистый. Парень работал у нас каталём – это человек, который подвозит уголь на тачке. А потом, когда кочегар чистит печь, отвозит шлак.

Работа была вредная. Когда один знакомый из тюрьмы вышел, сказал, что тем, кто работал в котельной, на зоне срок скашивали. Считалось, что если человек на котельной, то год за два шёл. Может, и мне зачтётся – почти пятнадцать лет там проработал. Пока не вышла та статья в «Юности». В Спорткомитете посмотрели, что пригрели у себя какую-то гадость, ещё и съезды под носом устраивает… В комнату вмещалось от силы человек пять-шесть, а написали-то, что пятьдесят-шестьдесят! Они за голову схватились и меня выгнали. Зато пришла слава. Где-то потеряешь, а где-то найдёшь.

pushkin.jpg

А вскорости Алексей Учитель решил фильм о митьках снимать. Мы поехали за границу, у нас были три выставки: Антверпен, Кёльн, Париж – огромный тур. Мы разрисовывали автобус «Икарус», который нам дали, всякими видами и нашими приключениями. Был фильм снят про митьков в Европе. Назывался «Дык ёлы-палы».

Это была первая поездка за границу в 89-м году. И что я увидел? Что заграничные люди жизнь не нюхали. Они как дети. Конечно, они приняли митьков на ура. Они были рады. Тем более что мы поехали, когда «железный занавес» только приоткрыли, ещё была Берлинская стена, мы её видели. На границе ещё стояли гэдээровские солдаты с овчарками, как в кино показывали про фашистов, с автоматами, и на нас орали: цурюк, шнель, типа хэндэ хох. Ужас такой! 

Социалистический лагерь заканчивался, а за границей начинался капитализм. А там все расслабленные, травка зелёная, небо голубое, но очень скучно. Я быстро смекнул: у людей была большая тяга уехать только потому, что запрещали эту заграницу. Как пел Бутусов: «Нас так долго учили любить твои запретные плоды». Правильно он пел. А чего они запрещали? Вот почему эти джинсы не завезти тогда было? Ну не было бы тогда такого мифа о загранице!

Я привёз из поездки джинсы, джинсовую куртку. Но самое ценное – это книги, которые у нас не издавались. В Париже с Синявским познакомились, у него издательство было, он книг надарил много. Помню, первый магнитофон привёз, чтобы слушать музыку и телевизор. Телевизор сломался, а магнитофон до сих пор работает. Вертушка только для пластинок сломалась. Запретный плод сладок. Вот с алкоголем то же самое: как перестали запрещать, не так интересно стало выпивать. Не так актуально...

В конце 80-х была шутка такая народная: «На красный горбачёвский террор митьки ответили белой горячкой». Пьянство митьков было актом героизма и ответом на то, что власти запрещали народу выпивать. Митьки отстояли право выпивать, но с потерями. Потому что вот наш поэт Олег Григорьев умер. Ведь что творилось? Я помню, как продавался, например, спирт «Рояль» в ларьках и было написано: «Разбавь 1 к 5 и получи 5 бутылок водки по цене одной». Но выяснилось, что это обман, потому что люди стали травиться, слепнуть и умирать. Я сам чуть не умер. Мне тогда одной бутылки спирта на один вечер хватало, на одного. И когда я уже попал за границу в магазин хозтоваров, я увидел, что спирт «Рояль» там продавали как средство для розжига камина. Это была чистая диверсия, только не знаю, со стороны кого.

В 93-м году я понял, что от алкоголизма надо как-то избавляться. Иначе тоже умру. Но легко сказать, а как сделать?

Понятно, что это яд. Сначала кайф, потом депрессия. И под алкоголем не до картин. Какая картина, если в руке стакан? Совмещать невозможно. Но есть и другая сторона медали. Известно, что Хемингуэй писал с похмелья. На закате лет у него был такой творческий метод. Накануне вечером он сильно напивался, какие-то мысли у него возникали интересные, что-то он видел, чувствовал и ложился спать. А утром вставал, с дикого похмелья у него было обострённое восприятие мира, и начинал записывать. Писал-писал, потом снова нажирался, падал, а утром всё повторялось. Кончилось тем, что его пролечили. Он перестал пить, но и перестал писать. Это была трагедия.

А мне помог друг, Евгений Зубков, он пригласил меня в Америку, в центр реабилитации алкоголиков по программе «12 шагов», так решил спасти для России митьков. А я к тому моменту допился совсем, уже стал молить Бога, что, если выживу, никогда в жизни не притронусь к этой гадости. Прямо дыхание смерти почувствовал. Я выжил, и даже белая горячка, которая случается на третий день, не произошла. Когда не пьёшь три дня, у тебя начинаются всякие галлюцинации. Был на грани. 

Перед отъездом в Америку я два месяца не пил, а потом пошёл к психиатру из Бехтеревки посоветоваться. А он мне и говорит: «Митя, ты же не алкоголик. Ты пей спокойно, ты здоровый мужик, чего тебе будет? У нас один пациент научился пить каждый день по маленькой. Выпивает, встаёт, не похмеляясь идёт на работу, а вечером опять выпивает». Профессор был советский. Я так обрадовался, что, когда летел в Америку лечиться, выпил в самолёте. Единственное, что меня спасло в самолёте, – мой друг. Он был из-под капельницы, весь трясся, был зелёного цвета. Говорю ему: «Будешь?» – «Нет». А мне одному было скучно. Я выпил три маленьких шкалика красного сухого вина по двести пятьдесят и не стал продолжать.

В центре реабилитации мне дали анкету, там было двадцать девять вопросов и сноска: если хотя бы три ответа «да», то вы алкоголик. У меня было двадцать восемь положительных ответов. Ответ «нет» у меня был только на один вопрос: «Задерживала ли вас полиция за вождение машины в нетрезвом виде?» Я ответил «нет», потому что у меня не было ни машины, ни прав. Только потом я вспомнил, что как-то раз с приятелем, выпив по две бутылки водки на каждого, мы сели в «волгу» его отца и неслись 200 км в час по встречке на загородном шоссе. А за нами гнались пять ПМГ с мигалками. Посмотрев на свою анкету, я подумал: да, похоже, у меня действительно есть проблемы. Меня беспокоило только, как же быть на Новый год и на день рождения? Что же я, как дурак, буду сок пить? А консультант так хитро говорит: «Знаешь, сейчас у нас апрель, так что подожди. Сегодня один день можешь не пить?» – «Ну, могу, запросто. А завтра?» – «Завтра будет завтра». Я так по программе «одного дня» и не пью.


«Говорят, что митьки были только тогда, когда была пьянка. И отчасти они правы» 

Дмитрий Шагин


Когда я вернулся, понял: для того, чтобы остаться трезвым, нужен коллектив. Потому что одному не справиться точно, кругом все пьют. Президент в первую очередь пьёт и дирижирует оркестром… Всё начальство пьёт, чинуши, менты – все. И круглосуточно всё продаётся. Море разливанное! И тогда мы основали группу взаимопомощи имени отца Мартина. Это был католический священник, у которого кроме известных всем заповедей было ещё три: приди к Богу, вычисти свой дом и помоги другому. По этому принципу мы с доктором Евгением Зубковым открыли «Дом на горе». Если хочешь быть трезвым – помоги другим. Даже если никто не согласится, ты поможешь сам себе. На первое собрание к нам пришли десять человек, семь из них были совсем пьяные.

Соблазнов было много. Любое открытие выставки сопровождалось пьянкой, а на меня смотрели как на предателя и врага. Непонятно людям было, ведь в книжке же про митьков написано, что ты пьёшь... Первый год тяжеловато – снятся алкогольные сны. Я просыпался оттого, что мне казалось, что я напился. Но время лечит. Через три года уже легче.

Сейчас «Дому на горе» двадцать один год. Более семи тысяч выпускников по всей стране и даже из-за рубежа приезжают, потому что лечение бесплатное. Многим это помогло состояться в жизни, а кому-то и просто выжить.

Ну а я к чему пришёл? В пьяном виде невозможно создать действительно нечто ценное. Не дурак, раз вовремя это понял. Так что главное – дело митьков продолжается.

фото: Архив фотобанка/FOTODOM; личный архив Д. Шагина

Похожие публикации

  • Давид Самойлов: Юбилейный дневник
    Давид Самойлов: Юбилейный дневник
    Предлагаем вам подборку воспоминаний о великом поэте Давиде Самойлове. Как сказал о нем Бахыт Кенжеев, тоже прекрасный поэт - «Несомненно, это один из поэтов, заслуживших, чтобы его читали много десятилетий спустя, учась бескорыстию, лирической дерзости и умению видеть в дольнем мире осмысленную красоту».
  • Гленн Гульд, инопланетянин
    Гленн Гульд, инопланетянин
    Великий пианист Гленн Гульд, без сомнения, - «инопланетянин»: о нем невозможно говорить как о просто талантливом, пусть даже гениальном исполнителе, ибо его тайна не поддается обычному пониманию. Видимо, он все же видел иные, нежели мы, миры, прозревая их сквозь обыденность
  • Грибоедов-восьмитысячник
    Грибоедов-восьмитысячник
    На правой ладони Никиты Михалкова лежал алмаз «Шах», один из самых больших в мире алмазов. Это была цена за голову Грибоедова