«Ум женщины может быть тоже чертовски привлекательным»
Врач мне запретил всё: жареное, сладкое, солёное, острое. «А что же можно?» – спросил я. «Фрукты-овощи», – был ответ.
Так я подсел на авокадо.
Но тут однажды зашёл в предновогоднюю овощную лавку – и как назло не могу название вспомнить. «Ну, такой, – говорю раздражённо, – зелёный». – «Киви?» – «Нет, большой!» – «Манго?» – «Нет...». Так название и не вспомнил. Продавец мне сильно сочувствовал, даже предложил дольку дыни, бесплатно. Но дыню я не хотел, я хотел авокадо. В общем, расстроился я. Возраст шутки шутить не любит, первым отнимает свежесть, потом память. Но некоторым – о, эти счастливые вечные некоторые – возраст предлагает сокрушительно роскошные подарки.
«Агате Кристи стукнуло сорок лет, когда её позвал замуж двадцатишестилетний Макс Маллоуэн». Я читаю эти строчки, и меня это не удивляет. Моя лучшая любовная жизнь началась, когда мне уже было сорок восемь, а самой любовной жизни – двадцать два. Агате Кристи повезло: по тем временам сорок лет – это почти старуха. Ну, и разница, конечно.
Но некоторые люди и стихи не стареют. И пусть ты никогда уже не будешь молодым, но что-то просвечивает у тебя под кожей. Косточка счастья, ненаписанное гениальное стихотворение, бесплатная дыня любви.
…Я просыпаюсь утром в постели, отяжелевший,
всё ужасно болит:
шея, спина, руки.
– Какого чёрта, – спрашиваю, – мучить меня любовью,
когда мне надо о пенсии
думать?
(Желательно персональной.)
– До свиданья! – кричат на площадке друг на друга соседские дети.
– До свиданья, – я отвечаю.
И действительно «до свиданья».
Потому что с утренней ёлкой, с самой лучшей ёлкой на свете,
не бывает на самом деле ни прощания, ни разлуки.
Родственники Агаты Кристи, кстати, очень её от этого замужества отговаривали. Ну, по крайней мере, настоятельно просили подождать. «Ты старше, милая, намного старше. Вот и возьми тайм-аут, подумай!» В общем, всё как всегда: надо проверить чувства. Годика три провести в разлуке. И тут у Агаты Кристи, видимо, что-то прямо в голове щёлкнуло. Или в сердце. (Это щёлкнула косточка любви.) И начались чудеса.
Она ответила одной из предостерегавших (родной, кстати, сестре): «Видишь ли, darling… За эти три года я ещё больше, к сожалению, состарюсь. Жизнь проходит, и время, увы, быстротечно. Поэтому, пожалуй-ка, я выйду всё же замуж за Макса, пока он предлагает. И вообще, мало ли что там впереди?»
Агата Кристи не прогадала. Она дожила с мужем до глубокой старости (там много что было впереди: и отравление морепродуктами в свадебном путешествии, и долгие разлуки, когда муж уезжал на археологические раскопки, и Вторая мировая война, но всё-таки она дожила).
«Жена археолога должна быть намного старше мужа, чтобы хоть как-то его заинтересовать», – шутила она. А послушалась бы, не шутя, сестру – и куковала бы одна, с кошкой на коленях и с вечным пером в руке, строчила бы свои детективы. Но косточку счастья нельзя просто так взять и предать. Она скользкая, упрямая, вросшая – в руки просто так не даётся.
Потому что я знаю: на койке, в больнице, сжимая в руке апельсины
(...так ведь я же не видел тебя никогда из-за сильного света...),
ты за это за всё никогда меня не покинешь,
и я тоже тебя никогда не покину за это.
Макс и Агата прожили вместе сорок пять лет. В 1971 году здоровье Кристи сильно пошатнулось, а в 1976 году она умерла у себя дома в возрасте восьмидесяти пяти.
…Врач мне запретил всё: жареное, сладкое, солёное, острое. «А что же можно?» – горестно спросил я. «Фрукты-овощи»... Ну, хотя бы любить и быть любимым тебе никто запретить не может.
