Радио "Стори FM"
Женщина, которая поет

Женщина, которая поет

Её фотографию всегда носил с собой великий хореограф Морис Бежар. Услышав первый раз её альбом, Михаил Барышников начал учить французский. Её обожал и снимал в кино Жак Брель, о ней написал воспоминания Жерар Депардье. О легендарной французской певице Барбаре – отрывок из книги Нины Агишевой, которая вышла в издательстве «Редакция Елены Шубиной»

 

Жерар Депардье

Они познакомились в 1982 на каком-то званом обеде, где её, к слову, редко можно было увидеть. Он – тогда уже первый актёр Франции, высокий, брутальный красавец, за плечами которого роли в «Вальсирующих» Бертрана Блие, «Двадцатом веке» Бернардо Бертолуччи, «Последнем метро» Франсуа Трюффо и ещё множестве знаменитых фильмов. Она – знаменитая певица, дива, которая уже год как пишет сценарий необычной пьесы и сочиняет к ней музыку. От сюжета поначалу столбенели и её поклонники, и критика: героиня – знаменитая певица, герой – убийца. Он убивает в каждом городе, где она выступает, убивает не всех подряд, а тех, кто страдает и кому уже не под силу нести бремя жизни. И каждый раз оставляет на месте преступления веточку мимозы. Эти двое, Лили Пасьон и Давид, влюбляются друг в друга, она пытается найти счастье вне сцены, убежав вместе с ним на некий мифический остров мимоз, но, конечно, не может. Всё возвращается на круги своя. Такое вот индийское кино, родившееся в воображении Барбары.

…Между супом из раков и омаром в вине она рассказывает Депардье о нежном убийце, блондине Давиде. И он, жадно ищущий самые разные роли и, конечно, польщённый вниманием легендарной Барбары, немедленно говорит: «Давид – это я. Я твой мужчина. Пиши. Мы должны это сделать».

Биографы приводят разные цифры, но в среднем в её письменном столе лежало семьдесят вариантов сценария и около четырёхсот кассет с записанной для спектакля музыкой. До премьеры ещё далеко: Депардье снимается и ездит по всему миру, Барбара тоже гастролирует, но большую часть времени живёт и работает в Преси-сюр-Марн, под Парижем. Однажды на Маврикии он получает по почте кассету с записью… дождя, шелестящего в её саду. Между ними сразу возникли близкие отношения, которыми оба дорожили и которые ничто не смогло испортить: ни её знаменитый тяжёлый характер, ни его положение кинозвезды и премьера, добровольно уступившего пальму первенства. 

«Жерар… Как рассказать о нашей страстной дружбе, нашем глупом веселье, никому, кроме нас, не понятном, об ожидании телефонных звонков… Мы могли не видеться днями, месяцами, иногда целый год, но он звонил, говорил: «Это я», – и я в тот же момент точно знала, как его дела, какое у него настроение… Он приезжал, я читала ему текст, написанный для Давида: он не менял ни запятой. Он потрясающе слушал и исключительно деликатно, почти молча, вёл меня туда, куда было нужно. Он был помощником, а не цензором. Благодаря его интеллигентности, его отношению я сама понимала, что именно ему хотелось бы произнести на сцене», – пишет Барбара в своих мемуарах.» 


Она работала над этим спектаклем около пяти лет – и как! Музыканты, почти что жившие в её доме в Преси, не знали отдыха. Закутанная в неизменные шали, она носилась между роялем и столом, пела и объясняла: «Нет, не то… Этот звук должен разорвать сердце. При этом он такого нежного, размытого цвета. Представьте, что вы на океане, под парусами, ветер, солнце, вам хорошо, – и начинайте играть». Она чистила мандарин и бросала половину своей собаке Сидони, сосала леденцы, глотала лекарства и сироп зелёного ореха для горла, с которым не расставалась, и требовала начать всё сначала.

Премьера была назначена на январь 1985-го, но отменена: у певицы проблемы с голосом. Она не сдаётся: исступлённо лечится. Если она смогла петь в шапито, почти на стадионе, то почему не в полнометражном музыкальном спектакле? К тому же в 80-е публика устала от мюзиклов бродвейского образца, ей захотелось романтизма и даже трагизма.

Проблема была только в том, что над мюзиклами трудились огромные коллективы, а список создателей спектакля «Лили Пасьон» включает с десяток фамилий, не считая продюсера и спонсора Альберта Коски. Он, кстати, организовал спектаклю нешуточный промоушн: Барбара и Депардье смотрели на парижан с билбордов и автобусов, слоган «Она поёт, Он убивает» красовался повсюду, заставляя сжиматься сердца её верных поклонников, а сама певица дала несколько интервью и даже появилась на телевидении, при том что делала это крайне редко. Она бесстрашно бросилась в шоу-индустрию, не слишком хорошо зная её законы и, главное, будучи по природе своей кустарём-одиночкой, штучным товаром, не подлежащим подражанию и тиражированию. Но так или иначе 21 января 1986 года весь Париж (назову только Ива Монтана и Фанни Ардан, Лорана Фабиуса и Даниэль Миттеран, Катрин Денёв и Жюльетт Бинош, Марселя Карне и Жюльетт Греко) собрался в концертном зале «Зенит» на северо-востоке Парижа, рассчитанном на шесть тысяч зрителей.

depardie.jpg
Вместе с Жераром Депардье в Елисейском дворце Барбаре вручили орден Почетного легиона. 1988 год

Конечно, это была авантюра. Депардье никогда не пел ничего, кроме нескольких песенок в фильмах. Её опыт драматической артистки тоже оставлял желать лучшего. При этом треть спектакля ей предстояло говорить! Неприятности перед премьерой следовали одна за другой: разрыв с верным аккордеонистом, исчезнувшая запись музыки к спектаклю, её претензии к художнику, подготовившему десятки костюмов: «Он что, собирается одевать билетёрш?» Провал был бы неминуем, если бы не её талант и годы упорной работы. Строки из песни «Лили Пасьон» (а всего их написано к этой постановке шестнадцать) – J’ai peur mais j’avance! («Я боюсь, но я иду вперёд!») – были больше чем просто слова. Этот вечный страх потери – голоса, успеха, любви, наконец, и прежде всего любви публики, – преследовал её всю жизнь, но она, несмотря ни на что, продолжала идти вперёд.

Полной видеозаписи «Лили Пасьон» не существует – так, отдельные фрагменты и бесконечные сообщения «это видео недоступно» в Ютубе. Незадолго до смерти она пыталась смонтировать фильм о спектакле, но не успела, не хватило времени. Сегодня у нас есть только рецензии (читая их, понимаешь, сколько мы, критики, пишем банальностей!), воспоминания очевидцев и аудиоверсия. Тем более важно попытаться восстановить вкус, звук, цвет «Лили Пасьон», этой отчаянной попытки Барбары соединить великий французский шансон с рок-оперой, новым форматом и новым временем. Ведь вызывало же что-то сорокаминутные овации после представления (пять таких минут сохранены на CD для истории), при том что и критика, и самые её преданные поклонники сначала были явно обескуражены и взревновали: их любимая Барбара стала петь не для них лично, а для тысяч зрителей.

Она не зря ругалась с художником по костюмам и отвергала серьёзных режиссёров: на сцене ей нужен был минимализм, который не мешал бы лавине чувств, обрушивающейся на зал. Два рояля, справа и слева, серые стены, образующие бетонный бункер, кресло-качалка и чёрный вращающийся шар. Клубы дыма (80-е!) и сложный свет, рисующий то ярмарку, то морской горизонт с далёким островом, то пустынные улицы. Он в чёрном кожаном костюме, она тоже в неизменном чёрном с ярко-алым шёлковым пионом на шее (подарок Сони Рикель). Это красное пятно напоминает то ли кровь на теле его жертв, то ли знак её избранности. «Я боюсь, но я начинаю…»

Вначале речитатив на манер античных пьес или шекспировских драм о тех силах, которые решают наши судьбы. Прощай, интимная интонация! Перед нами уже большая актриса, которая знает, с Кем говорит, когда обращается к небесам. Потом нервные, резкие песни Il tue («Он убивает») и Cet assassin («Этот убийца»). Здесь остановимся. Тема смерти была едва ли не главной в спектакле. Осмелюсь предположить, что олицетворяет её вовсе не белокурый Давид, полуребёнок-полухулиган, с его напором и нежностью, чрезмерностью и робостью. Слишком много в нём жизни и устремлённости в будущее. Он охотно обещает Лили всё:

– Я знаю ночи, но я забыла, каким бывает утро…

– Я подарю тебе утро.

– Я забыла времена года…

– Я верну тебе их.

– Сады…

– Я открою их тебе.

И он же всё понимает и в финале отпускает свою певицу, свою «цаплю»: «Пой для них».

Смерть – это скорее чёрный шар, hommage покончившему с собой знаменитому продюсеру и мужу Далиды, близкому другу Барбары Люсьену Мориссу. Это ему она говорит: «До встречи, Люсьен. Я больше не могу петь». Будучи человеком судьбы, она прекрасно понимала, что в известном смысле этот спектакль – финал, конец пути, и ей хотелось прокричать о своей боли, своём отчаянии и своей любви всему миру. Ведь, кроме музыки и публики, у неё больше ничего не было в жизни, и остров мимоз, как и другие выдуманные прекрасные земли, – это всего лишь мираж. Не знаю, оценила ли это существование на краю публика, но его точно понял своим великим художническим чутьём Жерар Депардье, поэтому и подчинился, и принял её условия игры, за что она была ему благодарна до последнего вздоха.

Зал, в конце концов, пробивали, конечно, шлягеры, дивные мелодии и её неповторимый голос, который каким-то чудом на «Лили Пасьон» окреп и стал напоминать прежний. Не зря Депардье написал в своей книге: «Мне всегда казалось, что твой голос возносится к небу. Каким-то образом слова твои обретают материальную оболочку. Я всегда обожал строчку: «Наша любовь напоминает горделивые соборные башни». Клянусь, я видел твой собор, он висел в воздухе прямо передо мной. Для маленького беглеца из Шатору (город, где он родился. – Прим. авт.) песня обладала властью, была наделена огромной силой. В самые тяжёлые моменты жизни она уносила меня на остров мимоз». Какая Лили – в спектакле проходит вся жизнь Барбары: здесь и владелица борделя Прюданс, приютившая её в Бельгии, и брак с человеком, чей образ стёрся из памяти, и пейзажи Преси, где в водной глади Марны отражаются любимые лица… Всё держится только на её нервах, её темпераменте и этом самом голосе, который того и гляди уйдёт навсегда, как уходили все, кого она любила.

На афишах и снимках она сияет рядом с Депардье, которому ещё нет и сорока, будто молодея под его взглядом. Безупречный макияж, элегантный силуэт в чёрном. Но ей тяжело всё это давалось. Вот как запомнила её секретарь Мари Шэ обстановку после представления: «Они ещё долго аплодируют. Кто-то бросает на сцену букет мимозы. Наконец гаснут один за другим прожекторы, сцена пустеет, зрители уходят в ночь. Праздник окончен. В её гримёрке жарко от света ламп: первый жест – найти очки, потом – подправить макияж. Она разгримируется только дома. Рассеянный взгляд на тех, кто ждёт её слова, или улыбки, или хотя бы прикосновения кончиков пальцев. Никого, она сейчас никого не может видеть. Слишком устала. Одно слово музыкантам, они обмениваются шутками, она смеётся. Потом надевает широкое пальто, перчатки: «До завтра!» На улице ждёт машина, несколько теней возле неё, несколько взглядов, это всё. Она приветствует их взмахом руки и выдыхает: «Сумасшедшие, такой холод…» Машина трогается с места. Она возвращается в Преси».

Путь неблизкий – около часа. Думала ли она о тех, кто сейчас идёт пить и праздновать после спектакля, – наверняка среди них был и Депардье? Думала ли о рецензиях, которые сочли своим долгом опубликовать все ведущие парижские газеты и журналы? Конечно, нет. Что творилось в её душе, мы так никогда и не узнаем, но, наверное, чёрная ночь глухой французской провинции (а это там и сейчас так) укрывала её от всех страхов и давала, хотя бы на некоторое время, убежище.

Пресса была неоднозначной. Заголовок одной из статей о спектакле – «Провальный и пленительный» – точно передаёт двойственное отношение обескураженной публики и критики. Что это? Не рок-опера и не концерт, не мюзикл и не драма. Легендарная femme piano в клубах дыма и в объятиях мегакинозвезды…

Пишущие люди обвиняли её в нарциссизме, в том, что она предложила публике роль своего психоаналитика. Мол, именно это оттолкнуло известную часть зрителей, ожидавших спектакля, сделанного «по законам театра». А что, есть эти законы? Занимаясь театром ни много ни мало вот уже сорок лет, я в этом не уверена. Наоборот, нарушение известных правил и канонов как раз и завораживает, дарит новую реальность и подключает тебя к ней самым восхитительным образом.

Они играли этот спектакль в «Зените» почти месяц, с 21 января по 19 февраля. Конечно, после она мечтала о большом турне, и они отправились в него, начав с выступления в Ренне. Но всё закончилось уже 6 мая на сцене Театро Арджентина в Риме. Финансовые проблемы, занятость Депардье… Вот как сам он написал об этих гастролях: «При твоей помощи и благодаря спектаклю «Лили Пасьон» я сумел сойти со столбовой дороги на всеми забытую просёлочную, изрытую птичьими гнёздами. Мы возили спектакль по всей Франции. Мы превратились в странников, бродяг, въезжающих с криками на своих повозках на деревенскую площадь, чтобы возвести там свой шапито. Приходите посмотреть на комедиантов! Были скомканы все графики съёмок, и мы были счастливы, играя каждый вечер нашу пьесу». 

Для него это было внове, для неё – образ жизни, который надо было менять, а как – она не знала.

Они сохранили свою дружбу до самого её ухода. И это Депардье, ещё стройный, в элегантном красном шарфе, говорил над её гробом на кладбище Банье холодным ноябрьским днём, обращаясь к ней словами из их спектакля: Chante, chante! – «Пой, пой!» – для кого хочешь, но пой. Впервые она ему не ответила.   


Михаил Барышников

Балетные её всегда любили. Великий хореограф ХХ века Морис Бежар считал её своей сестрой и всегда носил в портмоне две фотографии – её и Симоны Синьоре. А история знакомства Барбары и Михаила Барышникова подробно описана им самим. Впервые он услышал её голос в 70-м: пластинку подарила его поклонница, парижанка в Лондоне, где проходили тогда гастроли Кировского театра. Он вернулся с этой пластинкой в Ленинград, в свою коммуналку на Петроградской стороне, поставил её на проигрыватель, «и в этот момент что-то во мне оборвалось». «Мне очень хотелось понять, о чём она поёт. И тогда я стал учить французский с утроенным усердием. Подвигла меня на это только она». Прошло много лет, в 74-м Барышников на гастролях в Канаде принимает решение остаться на Западе, и вот он уже снимается в Лондоне в фильме «Белые ночи». Композитор – Мишель Коломбье. Слово за слово, танцовщик признаётся в своей любви к Барбаре. 

«Тут повисла неожиданная пауза. «Так это я сделал аранжировки всех её песен. Барбара – моя близкая подруга». Мы ещё долго про неё проговорили. И вдруг он меня спрашивает: «Можешь мне дать свой телефон?» Я дал, даже не предполагая, что он собирается дальше делать. А он набрал Барбару и попросил её мне позвонить. Мол, есть такой русский парень, танцовщик, любит твои песни. Никогда тебя не видел. Говорит немного по-французски. Поговори с ним. Она ведь и имени моего не слышала. В три часа ночи у меня в отеле звонок. Голос в темноте. Кто это? – Барбара. Она не говорила ни на одном языке, кроме французского… Я дико напрягся. Чувствую, что уши красные. Боюсь перепутать слова. А она: «Да говорите, как умеете, я пойму». Собственно, весь разговор вертелся вокруг одного вопроса: «Почему я? Почему вы выбрали меня?» Я пытался ей объяснить, как умел. Может быть, тембр голоса. Половину слов я по-прежнему не понимал. Лирика Барбары сложна. При внешней бардовой простоте она поэт сложный, многое шифрующий в слове, играющий словом. На первый взгляд она совсем не метафорична, всё просто, и вдруг какой-то обрыв в вечность, в философию, в какую-то немыслимую глубину, куда и заглянуть страшно».

barbara.jpg

Надо ли говорить, что после таких слов, абсолютно точных, кстати, ему было обеспечено место в её сердце. Она даже пригласила его к себе в Преси-сюр-Марн, где он однажды прожил целых пять дней. Но, что любопытно, она никогда, несмотря на многочисленные приглашения, не была в Париже на его выступлениях. Боялась разочароваться и испортить дружбу? Тем не менее 28 июня 1986 года она летела в Нью-Йорк, чтобы выступить вместе с ним на сцене «Метрополитен-опера» в гала, посвящённом столетию знаменитой статуи Свободы, которую, как известно, Америке подарила Франция. Участвовали также Рудольф Нуреев и американские и французские артисты балета.

У них с Барышниковым был свой номер, когда она должна была играть на рояле вместе с оркестром «Метрополитен» и петь три свои знаменитые песни – Une petite cantata, Le mal de vivre и Pierre («Маленькая кантата», «Боль жизни» и «Пьер»), а он при этом бы танцевал. Проблемы начались уже на репетиции: Барышников пригласил свою подругу, хореографа Марту Кларк, поставить танец. Та зачем-то предложила ему выходить на сцену с корзиной, в которой лежит багет. Очевидно, посчитала, что это будет очень по-французски. Барбара пришла в ярость: «Уберите эту женщину». 

«В результате я придумал какую-то импровизацию вокруг её рояля, а последняя часть набирает темп, она такая вальсовая. Барбара вскакивала, я подхватывал её, мы начинали кружиться, и так в этом вальсе уходили за кулисы. Но на самом шоу какие-то микрофоны начали предательски трещать, какие-то провода и шнуры всё время попадались нам под ноги. Слава богу, что мы там не рухнули на глазах у всего Нью-Йорка. Но она, конечно, расстроилась. Я пытался её отвлечь и развлечь. Повез её в ресторан. Как-то её немножко отпустило ощущение неуспеха. На следующее утро Клайв Барнс написал о нас в «Нью-Йорк таймс» что-то очень едкое, мол, я не понял, что эти двое делали вчера на сцене «Метрополитен». Но я хорошо запомнил, что, когда мы репетировали, все артисты парижской оперы, и звёзды, и кордебалет, стояли, замерев в кулисах. Барбара была для них божеством. Абсолютным божеством».

По счастью, она не читала газет, тем более по-английски. Да и вообще, она ещё не остыла от своего с Жераром Депардье спектакля «Лили Пасьон». Прошло немного больше месяца со дня его последнего представления в Риме, ей было нестерпимо больно, что кончилась эта история, и она очень хотела её продолжить. Барышников познакомил её со своей приятельницей графиней Хельдой де Мюррей, друзья звали её Билли. Так вот об этой Билли, которая единственная из всего барышниковского окружения говорила по-французски, Барбара с огромной теплотой пишет в своих мемуарах: та подала идею сыграть «Лили» вместе с Депардье на сцене «Метрополитен». Идея вполне утопическая, но как же схватилась за неё Барбара! Барышников тогда подарил ей три пары своих балеток – и она бережно хранила их в Преси. Билли говорила, что носит такие же, когда болят ноги, что привело Барбару в ужас: как можно надевать то, в чём он танцевал?!

Михаилу Барышникову она посвятила в одном из своих альбомов, куда входили диски её лучших песен, две из них – Le mal de vivre и Pierre («Боль жизни» и «Пьер»). Он купил этот альбом в Париже вскоре после её смерти. Музыкальный магазин на Елисейских Полях украшал её огромный портрет. И прямо на улице впервые прочёл: Dеdie a Mikhail Baryshnikov («Посвящается Михаилу Барышникову»). «Выхожу на ватных ногах из магазина. И понимаю, что не могу идти. Стою посередине Елисейских Полей, и у меня градом льются слёзы. Какая-то проходящая старушка подошла, обняла меня: Ca va? – Ca va, ca va… А сам плачу. И мы стоим, обнявшись, она меня утешает, а нас обтекает парижская толпа, спешащая по своим делам. В этот момент я окончательно понял, что никогда больше не увижу мою красавицу-ворону, мою подругу, мою Барбару».

Тот магазин на Елисейских Полях недавно закрыли. Старушка давно умерла. А сам гениальный Барышников теперь не только танцует, но и с успехом играет в драматических спектаклях. Один он посвятил другому своему близкому другу – Иосифу Бродскому. Странная рифма судьбы: Барбара похоронена в Париже в семейном склепе Бродских – это фамилия её матери и многочисленных родственников.

фото: BRIDGEMAN\FOTODOM

Похожие публикации

  • Тонкая овчинка
    Тонкая овчинка
    Далида её звали, как будто кто-то напевает: «Да-ли-да… Дали-дали-да». Лёгкая мелодия, чего никак не скажешь о ней самой: музыка её жизни временами переходила в тяжёлый рок и слишком часто звучала как траурный марш. Далида сделала невозможное: после Эдит Пиаф она сумела обольстить Францию. Но заплатила за эту любовь самую большую цену, какую только может дать женщина. Какую?
  • Все может королева?
    Все может королева?
    В год столетия русской революции стали часто говорить о том, что монархия в России рухнула, потому что безвозвратно устарела сама форма правления: прогнила, осыпалась. И вообще в ХХ веке практически все страны мира резко свернули на путь демократии. А так ли это? А как же Великобритания, где как был много веков назад установлен монархический строй, так и остался. Причём в Великобритании монархия абсолютная, там даже конституции нет! И народ не ропщет. А всё почему?
  • Галантерейные амбиции
    Галантерейные амбиции
    В начале прошлого века в России происходило строительство нового мира. Человека тоже решили обновить. В частности, ковали новую женщину улучшенной модификации. Начали с первых дам страны. Как у них получилось?