Мой учитель по ГИТИСу Юрий Завадский принёс мне адрес Елены Сергеевны Булгаковой, о которой тогда только начинали вспоминать. Нужны были черновики булгаковского «Бега»… Произнёс загадочное: «Возьми и иди. С женщинами ты умеешь».
«Мастера и Маргариту» мы тогда не знали, но слух о последней жене Булгакова уже ходил по Москве, она интересовала людей не меньше, чем его творчество. Она была рядом с ним до последней капли его страданий. Она была не случайной попутчицей гонимого писателя, а его верной подругой.
Но дело в том, что тогда всем на свете забытым писателям я предпочитал Олешу. Остальные имена вызывали во мне лишь почтительное отношение. Вот и Елене Сергеевне почти с порога я задал один из главных своих вопросов – помнит ли она Олешу?
Елена Сергеевна была поражена – прийти к ней, вдове великого писателя, и расспрашивать про другого. Что это? Глупость или наглость? Кроме того, она обратила внимание, что любую её попытку назвать Михаила Афанасьевича великим русским писателем я, неуч, совсем неделикатно заменял на определение «замечательный».
«Что ж, конечно, помню. Михаил Афанасьевич его любил. Они работали в «Гудке» когда-то. Но он очень редко бывал у нас». «Вы видели их вместе?» – вскричал я, представляя, как они сидят в креслах, разговаривают, а она обносит их чаем. «До чаепития, кажется, не доходило, но кое-что другое пили с удовольствием, – засмеялась она и вдруг загрустила. – Юрий Карлович совсем не умел пить. Вы знаете, он больной человек, мрачнел ужасно, становился агрессивен… Не с Мишей, конечно». – «А Михаил Афанасьевич?» «Что Михаил Афанасьевич? Михаил Афанасьевич всегда был артист, – с гордостью сказала она, – если вы понимаете, конечно, что я вкладываю в это слово». Я кивнул, обиженный за Олешу.
Наконец, поговорили о Булгакове. Не выдержав моего мальчишеского невежества, уже перед уходом, она подвела меня к славянскому шкафу, присела, как маленькая девочка, и вытянула нижний ящик наполовину. Там лежали картонные папки с длинными тесёмками. Кажется, их было очень много. «Когда-нибудь я, может быть, дам вам это почитать. Вы уже подрастёте к тому времени… Простите, я не хочу вас обидеть… И поймёте, какой Михаил Афанасьевич великий писатель. Это роман «Мастер и Маргарита».
Я не изобразил интереса, только на слово «великий» буркнул: «Замечательный».
Я приходил к ней ещё несколько раз, возможно, недовольный своим поведением. Завадский утверждал, что я умею с дамами, а я провалился. Потому что она была очень дама, с лучиками возле глаз, с кудряшками, и совсем своя, родная.
Прочитав гораздо позже великую книгу, я понял, что такая, как она, могла морду набить критику Латунскому. И только когда она предложила мне сопровождать её на «Евангелие от Матфея» Пазолини и нас усадили рядом на два приставных стула, я был счастлив, что мог теперь сказать, ткнув себя в бедро, что это бедро согревало бедро Маргариты.
фото: VOSTOCK PHOTO
Эти и другие истории из жизни Михаила Левитина можно прочитать в его новой книге «После любви. Роман о профессии» («АСТ: Редакция Елены Шубиной»)
