Уже выставили в супермаркетах – пока еще в углу, скромно так, но с намеком – искусственные елки. Потом елки заполонят уже всё.
А мне тут написал один знакомый. «Зачем на похоронах еловые ветки?»
А они там есть? – удивился.
Ну раньше часто были, отвечает. Одна могила Льва Толстого чего стоит.
Ну и как начал рассказывать.
...считается, говорит, по древнерусским понятиями, что душа человека живет рядом с его домом. «Душа ведь не видит ничего, кроме цветов». (Тут я подумал: о, как здорово, даже если это не так, даже если это апокриф – но как же здорово: «душа не видит ничего, кроме цветов».)
Поэтому, продолжает мой знакомый в одном из мессенджеров, раньше «дорогу на кладбище» украшали цветками. «Но российский климат губил живые цветы зимой, поэтому их заменили на еловые ветви. Душе прокладывали дорогу на кладбище от дома с помощью раскиданных еловых ветвей».
Обалдеть, думаю. Вот это, бабушка Татьяна Федоровна, тебе и народная эсхатология. Не говоря уже о том, откуда же зимой люди брали живые цветы. Ну если речь не о помещиках – с их оранжереями. Но мой знакомый не унимается.
«Еще по одной версии, еловые ветки впитывали в себя отрицательную энергию и поэтому, постелив их, люди как бы провожали покойника на кладбище по чистой дороге. Еловые же ветви потом собирали и сжигали».
И то ли продолжает фантазировать, то ли цитирует мне какой-то тайный и темный источник.
«Кладбища обычно находились на Руси в еловых лесах. И новые могилы всегда укрывали и укрывают еловыми ветвями. Уходя домой с кладбища, родственники заметали дорогу домой еловым веником, чтобы душа покойника не вернулась».
То есть если придумать себе такой светофор, то елка – это зеленый свет смерти.
Да и вообще раньше елки украшались только снаружи – кто же потащит мертвое дерево в дом. (И тут у меня возникли сомнения – ну ведь украшали и украшают церкви внутри в определенный праздник березовыми ветками.)
Но, с другой стороны, если это правда (я даже не полез уточнять, уж очень этот колючий перевертыш хорош, даже если это не так), то можно представить, как Петра Первого могли бедные русские люди ненавидеть. Это же только представить себе: когда у славян ель – это дерево смерти и с ним связаны ритуалы погребения (те же еловые лапы на полу в доме покойника, или ими же выстеленная дорога на кладбище), то как у всех подданных Петра должно было внутри всё переворачиваться, когда это «смертное дерево» пришлось вносить в дом, да еще и украшать потом, как невесту.
Душа ничего не видит, кроме цветов.
Мертвое дерево в дом.
Кому и елка невеста.
...Или еще – в печальную вдогонку. Оказывается, раньше елку ставили возле кабаков. Такой вот тревожный (а для кого-то радостный) опознавательный знак.
«Здание кабака … состояло из старинной двухэтажной избы с высокой кровлей… На верхушке её торчала откосо рыжая иссохшая сосенка; худощавые, иссохшие ветви её, казалось, звали на помощь». (Это, кажется, из повести Григоровича «Антон-Горемыка».)
Но это тогда, а сейчас елки присмирели, одомашнились, на помощь уже никого не зовут, стоят то полуживым, то изначально искусственным стадом в углу магазина – ни би, ни ме, ни му.
И даже снега вокруг того магазина нет.
И на соседней улице нет. И во всем городе нет. И во всем Подмосковье.
Лет пять назад тому я в одном уже запорошенном белыми крошками забвения аккаунте написал:
«...Вот проснёшься – а снега нет. Начало ноября – а снега нет. Жизнь проходит – а снега нет. Новый год на носу – а снега нет.
Мелкий, первый, покрывающий всё, извиняющийся. «Так-то и так-то, ну были грехи, были ссоры, была муть – а теперь посмотри: под голубыми небесами, под серами облаками, мелкой крошкой, белой простыней лежит снег. Извини, мужик».
Ангел пролетел, уронил пёрышки, всё в белом цвету. Вечная зимняя весна, белый мрамор, роденовский поцелуй, Дед Мороз metoo.
Метёт поземка, трубит ангел, праздник к нам приходит, все будут прощены и припорошены. Джон Донн уснул – спи и ты.
Всё обсудили, все поохали, разошлись.
Порезал палец – пососи ранку. Озябли руки – надень перчатки. Пришли не те времена? – Ну и фиг с ними.
Спит жизнь, спит Дед Мороз, спит мышонок, спит галчонок, лисонька-лиса свернулась под снегом и тоже спит. У пьяного петербуржца в караоке украли билеты в Мариинский театр. Наш человек.
Лежи в караоке и не выпендривайся.
Умрешь – вот и снег».
Снегоелку внесли.
