Автор: Григорий Симанович
Вот говорят: «Мнения о фильме разделились». И порой забывают добавить, чьи именно разделились-то. Если Васи и Пети, двух малообразованных оболтусов, по поводу ужастика типа «Порежь маму бензопилой» - это один уровень полемики. Если целая когорта маститых, искушенных, опытных критиков с громкими именами, чуть ли не поровну разделившись, восторженно принимает произведение, называя шедевром, или через губу снисходительно признает за ним некоторые отдельные достоинства, не более того, – ситуация куда как интересней и принципиальней.
Так сегодня разошлись мнения экспертов, да и тысяч любителей немасскультового кино вокруг новой работы польского режиссера Павла Павликовского «Холодная война»
Имя на слуху после его ленты «Ида», триумфально прошедшей по международным фестивалям в 2014-15 годах. Букетик был что надо: «Оскар» за лучший зарубежный фильм, за это же получил призы британской и еврокиноакадемии, куча номинаций и хор восторгов. Черно-белая картина повествовала о поисках себя и своих корней польской девушкой, решившей уйти в монашенки. Тогда наши суровые критики были почти единодушны: награды справедливы, фильм замечательный. Хотя оскаровские предпочтения у экспертов были разными.
За «Холодную войну», тоже черно-белую, Павликовский уже назван лучшим режиссером Каннского конкурса 2018-го. «Оскар» за лучший иностранный фильм этого года многими расценивается чуть ли не как вопрос решенный.
Что же этот талантливый поляк, долго работавший за рубежами своей родины, предложил на этот раз? А просто кино о любви своих родителей. Не мудрствуя лукаво, дал главным героям их имена – Зула и Виктор. Рассказал (точнее – дал представление) о том, как судьба свела их в послевоенной социалистической Польше, как разлучила, как встретились в Берлине спустя годы, расстались, снова сошлись в Париже, снова расстались и, в конце концов, спустя почти 15 лет, обнялись, чтобы уже не разлучаться до смерти.
Что, мало мы подобных сюжетов наблюдали в фильмах больших режиссеров? Тут и «Затмение» Антониони, и «Какими мы были» у Сидни Поллака с Барбарой Стрейзанд и Робертом Редфордом, и много других. Но здесь любовная линия подана режиссером так, что холодная война между поклонниками и строгими критиками не могла не разразиться.
Почему? Да потому что поэтика фильма, его структура, сама режиссерская установка вообще, как мне кажется, не предполагали какой-либо стройной и внятной киноистории в традиционном смысле. Опасаясь оказаться спойлером, подробно излагающим фабулу, скажу лишь, что Зула – молодая, обалденно красивая, уже немало пережившая девушка, пробилась на сцену в тоталитарной коммунистической Польше благодаря удивительному голосу, каким исполняла народные, а потом, вынужденно, и бравурно-патриотические песни на фоне всплывающих портретов Ленина-Сталина. Но приметил и продвинул ее именно Виктор. Он – дирижер, руководитель ансамбля, музыкант, приметивший талантливую и обворожительную певицу, - помог сделать карьеру, предложил бежать на Запад, но Зула не решилась. А дальше…
Дальше зрители естественно, по непредосудительному стереотипу, ждали внятного, последовательного, выстроенного в логике событий сюжета, который раскрыл бы характеры, глубинные истоки, перипетии, нюансы, драмы и озарения любви двух красивых и одаренных молодых людей. А профессиональные критики, привыкшие к чему угодно в кино, видимо, ждали, что Павликовский «чувства лирой пробудит».
Но пробудилось далеко не у всех. Те, кого музыкально-драматическое зрелище не тронуло, сетовали на поспешную фрагментарность и схематичную холодность фильма, находили и иные огрехи.
На самом деле, сценарий написан и фильм смонтирован с такой мерой драматургического и режиссерского аскетизма, с такой степенью авторского самоограничения, с такой лапидарностью биографической ретроспекции в прошлое героев, какую редко встретишь на экране.
Как-то живет без него она (пару эпизодов и ее песни).
Как-то на чужбине существует он (случайные выступления, ресторанное фортепьяно).
Встреча («как ты здесь оказался?»).
Годы и новая встреча (секс и прощание).
Снова через годы (вроде сошлись, но короткая сцена размолвки и опять каждый в своей жизни).
«Живешь одна?» - «Нет. А ты?» - «Нет».
Уехала. Каждый сам по себе.
И наконец, через 15 лет (она замужем, семья): «Люблю тебя. Не могу без тебя.» - «И я люблю тебя».
И финальный эпизод. Сидят на лавочке. Любуются пейзажем бескрайнего родного поля. Она: «Давай перейдем на другую сторону, там вид лучше».
Все. Конец фильма.
Звучит и выглядит банальненько, не так ли?
А чего я боялся-то спойлером выступить, типа сюжет пересказать. Сам же утверждаю, что сюжет не столь важен, что там происходит в последовательности – не столь существенно.
«Холодная война», как я ее воспринял, как, возможно, восприняли ее некоторые восторженные почитатели, - это маленькая лирическая поэма в кадрах, осененная волнующей мелодией - рефреном и просто невероятной по красоте операторской живописью. Или даже чувственный поэтический этюд из нескольких частей на фоне точных и предельно лаконично обозначенных деталей разлучавшей их эпохи.
Актеры великолепны, с этим никто и не спорит. Но я читаю отклики, в которых недоумение и даже упрек: а почему эта любовь всей жизни, почему сцены этой любви сыграны Томашем Котом и Иоанной Кулиг столь холодновато и сдержанно, почти бесстрастно.
«Вот поэтому как-то не поверилось в их чувства, не пробрало» - таков лейтмотив многих критических оценок.
Да потому, глубоко уважаемые мною критики, что перед нами «другое стихотворение». Это не мандельштамовское страстное «Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам себя несу я, Как жертву палачу». Это не пастернаковское, юношески пылкое «тем часом, как сердце, плеща по площадкам, вагонными дверцами сыплет в степи». Это скорее пушкинское (боже упаси сопоставлять масштаб таланта, я о другом!):
«В томленьях грусти безнадежной
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты…»
Павликовский «написал» минорное, потаенно чувственное, целомудренно недосказанное киностихоТворение о любви без пафоса, о любви, молчаливо носимой по жизни, когда люди и сами это не до конца осознают. Даже когда признаются в ней. Даже когда в долгожданных объятьях друг друга. Даже когда расстаются вроде бы навсегда.
Мы любим разных режиссеров, разные жанры, стили. По-разному «читаем» искусство и воспринимаем художественные образы. Это нормально и естественно.
Я могу молча изумиться тому, как мой приятель - единомышленник, тонкий ценитель кино, литературы или театра, с которым так часто сходимся в эстетических оценках, вдруг на дух не принимает то, что меня «пробило» до дрожи. Все мы люди с более или менее разным чувственным, практическим, жизненным, сексуальным, нравственным опытом. Как же по другому-то?
Но бывает – очень редко! – когда по такому поводу обращаюсь с, быть может, дурацкой просьбой или советом: «Ну перечти, пересмотри, переслушай!». Вдруг почувствуешь, вдруг и тебя вовлечет в эту ауру чувств, которой окутаны, сами того порой не осознавая, и в которой живут и тайно страдают эти обреченные друг на друга люди.
«Холодная война» Павликовского - тот случай, когда еще не посмотревшим советовал бы смотреть всенепременно, а тех, кто остался равнодушен, призвал бы как-нибудь еще разок… попробовать… беспристрастно… на чистом глазу… А?