Домовладелица

Автор: Татьяна Кравченко

Королева детектива Агата Кристи была убеждена, что жизнь ее книг недолговечна и слава вряд ли ее переживет. 

Лучше любого критика она знала свои недостатки: и стиль без изысков, и сюжеты, в общем-то, повторяются. Выдумав хороший ход, она использовала его в вариантах для Эркюля Пуаро, для мисс Марпл, для Томми и Таппенс, прикидывала на роман, на рассказ, на повесть – обычная бережливость профессионала. Ее «золотой запас» – десятка два текстов, не больше, а полное собрание сочинений – больше полусотни томов. И все по сей день раскупаются, читаются, перечитываются. Восемьдесят лет она в мировой топ-десятке самых продаваемых авторов, и ряды поклонников не редеют – почему?

Может быть, дело в том, что любые романы Агаты Кристи, и «золотые», и не очень, дают то, чего так не хватает в современном мире, – чувство уверенности, ощущение прочности, предсказуемости и материальной ценности жизни. Ее любимые герои, как и сама писательница, знают толк в маленьких повседневных бытовых радостях и ценят их. Быт для них не досадная необходимость, быт – бытие, фундамент всего остального. Налаженный быт – налаженная жизнь. А налаженный быт – это, прежде всего, Дом.

Дом у Агаты Кристи – гораздо больше, чем просто здание. Здание – нечто безликое, универсальное, типовое. Жилмассив. Новые дома, похожие как близнецы, выстраивающиеся в неотличимые одна от другой улицы. Опрятно, стандартно, удобно. Но душа просит чего-то еще, душе мало стандартных удобств, и нет отрады в бесконечной повторяемости. Это так по-человечески, ведь в глубине души каждый уверен в собственной исключительности: Я не такой, как Все, и мой Дом должен быть тоже Непохожим. Неповторимым. Единственным. Моим.  

Это так по-английски.

Тайна успеха? В 1965 году королева детектива выложила карты на стол, написав автобиографию. Знаменитая писательница Агата Кристи – лишь маска, за которой скрывается мисс Агата Миллер, детство которой прошло в доброй старой викторианской Англии (она родилась в 1890-м, за десять лет до смерти королевы Виктории), а юность совпала с праздничной эпохой короля Эдуарда VII. И все, что пленяет читателя в романах знаменитой писательницы, позаимствовано ею оттуда, из Дома детства, из Дома юности. Ее мир – это ее Дом. Вернее, Дома:

ДОМ КАК ДОМ

Первый дом Агаты был небольшим: внизу кухня, столовая и холл, а на втором этаже спальни и ванная комната. В гостиной – гарнитур из обитых голубым атласом стульев, софа и громоздкое золоченое кресло. Еще туалетный столик с зеркалом, круглый полированный обеденный стол и довольно уродливый столовый гарнитур, отделанный оранжевой парчой. Очень много ламп и ваз с цветами. Вещи все прибывали и прибывали, и, когда гостиная стала выглядеть точь-в-точь, как мебельный склад, владелице дома – шестилетней Агате Миллер – захотелось расширить пространство. Но родители ее намерения не одобрили: маленькой девочке не положено иметь два кукольных домика. Однако изобретательная мама предложила Агате использовать один из пустующих буфетов: собственно кукольный дом водрузить наверх, тогда под ним получится еще целых четыре этажа (четыре полки)!

Кукольный домик на буфете стоял в комнате наверху в доме семьи Миллер, в Эшфилде. Приобрели Эшфилд еще до рождения Агаты по наитию, почти мистически. Ее отец, Фредерик Миллер, был наполовину американец и жить собирался в Америке. Чтобы подготовить окончательный переезд, нужно время, и Клара Миллер, его жена, отправилась в Торки, модный зимний английский курорт на побережье, чтобы присмотреть временное обиталище для семьи (у Миллеров уже были дочь Мэдж и сын Монти). Клара обошла чуть не тридцать пять домов, пока не зашла в Эшфилд – и влюбилась в него с первого взгляда. Дом не сдавался, а продавался, и она тут же его купила, вложив в покупку все свои деньги.

Разумеется, ни в какую Америку семья не уехала.

А при доме – обширный огород и сад. Вытянутая в длину лужайка, сбегающая по склону холма, где росли кедр, секвойя, каменный дуб, две пихты и буки, переходила в ясеневый лес, через который вела тропинка к крокетной площадке и теннисному корту.

С точки зрения стороннего наблюдателя Эшфилд был типичным викторианским особняком: сплошная эклектика, все комнаты отделаны в разных стилях, очень много мебели и всяческих украшений, очень мало света и пространства. Подлинные ценители искусства или те, кто обладает эстетическим чутьем, к таким домам относятся с пренебрежением. Вероятно, и вправду пестрота отделки, злоупотребление всяческими орнаментами, лепниной и резьбой по дереву, обилие драпировок и безделушек создавали тот самый «неописуемый комфорт», который, по выражению Генри Джеймса, мог бы «доставить большое удовольствие слепому». Но для Агаты Миллер, девочки с неуемным воображением, и дом, и сад были таинственным и загадочным миром, и этот мир потом, сохранив всю свою вещную сущность, как в волшебном зеркале, преобразится в романах Агаты Кристи.  

Еще одним домом, где проходило детство Агаты, был Илинг, дом ее бабушки (Тетушки-Бабушки, как называли ее в семье), тоже абсолютно викторианский. Та же солидная мебель красного дерева, те же тяжелые бархатные шторы с бахромой. В гостиной негде повернуться: на роскошном персидском ковре множество обитых парчой кресел (одно неудобнее другого), три горки-маркетри, набитые фарфором, множество разных этажерок, столиков на одной ножке и французской мебели в стиле ампир. С потолка свисала огромная люстра, а солнечный свет в комнату почти не проникал: окна выходили в оранжерею, непременный атрибут викторианского особняка. Потом Эшфилд «вберет» в себя и Илинг: восьмидесятилетнюю Тетушку-Бабушку перевезут туда вместе со всеми ее сокровищами.

Когда же Агата Миллер, поменяв фамилию на Кристи, обустраивала собственное семейное гнездышко, в Англии уже сменилась эпоха, поменялась и мода. Эдвардианский стиль – последний, кстати, названный по имени монарха, – это уже модерн, тоже эклектика, но другие формы и другие тона. Это легкая изящная мебель, светлые ситцы обивки, это растительные орнаменты, обои в цветочек, на окнах вместо тяжелых штор – жалюзи, и сверкающие паркетные полы. Но миссис Кристи (в девичестве Агата Миллер) никогда рабски моде не следовала. Отделывая свою гостиную, она пожелала, чтобы стены были выкрашены в бледно-розовый цвет, а потолок оклеен глянцевыми обоями – ветки боярышника, разбросанные по темному полю. Эта идея встретила отчаянное сопротивление декоратора:

– Послушайте, миссис, вы, наверное, хотели сказать наоборот: потолок бледно-розовый, а по стенам черные обои с боярышником.

– Нет, я хотела сказать то, что сказала.

– Но так никто никогда не делал! По правилам, темное должно переходить в светлое. А то, что вы предлагаете, создаст ощущение низкого потолка, вот увидите! Потолок приблизится к полу, и комната будет казаться меньше.

– А я хочу, чтобы она казалась меньше!

Агата Кристи любила комнаты с низкими потолками. «В такой комнате, – утверждала она, – чувствуешь себя уютнее».   

ДОМ КАК ЭКСПОНАТ

Споры миссис Кристи с декоратором по поводу отделки гостиной проходили не в собственном доме, а в съемной квартире. Шла к концу Первая мировая война, Арчибальд Кристи только что демобилизовался из военно-воздушных сил и начал работать в Сити. Доход молодой пары был невелик, и поначалу супруги Кристи снимали совсем крошечную квартирку (две комнаты с микроскопической кухней и ванной). 

Потом война закончилась, карьера Арчи пошла в гору, а в семье появилась дочь, Розалинда. Розалинде нужна была няня, в те времена расход на няню и прислугу был обязательным расточительством (у Агаты Кристи с самого начала ее замужней жизни служила кухарка Люси). Семья нуждалась в более просторном жилище за приемлемую плату, и после долгих мытарств Агата сняла подходящую квартиру без мебели: четыре спальни, две гостиные, приятный вид из окон на лужайку, четвертый этаж. Вот на ней-то она впервые и попробовала свои силы как дизайнер интерьера.

Между прочим, уже был написан ее первый роман «Таинственное происшествие в Стайлз» – написан и отвергнут почти всеми лондонскими издательствами. Писательство далеко не сразу стало приносить доход. А когда стало и появилось достаточно средств, Агата Кристи начала «играть в дома». Впоследствии она говорила, что первым экспонатом коллекции был тот самый кукольный домик на буфете: ведь нет ничего интереснее, как выбирать и обустраивать дом. 

В какой-то момент она оказалась владелицей восьми домов, уже не кукольных, а настоящих! Конечно, семья не жила одновременно во всех восьми, что-то сдавалось, но было очень забавно, пожив в одном собственном доме, перебираться в другой. Кстати, и тут Агата Кристи шла наперекор моде: в те времена считалось гораздо респектабельнее снимать дом, а не покупать. Девяносто процентов обеспеченных семей жили в съемных домах.

В коллекции Агаты дома попадались счастливые и несчастливые. Первый приобретенный на доходы от писательства (его назвали «Стайлз», в честь первого романа) был катастрофически несчастливым. В «Стайлз» имелось все, что положено эдвардианской усадьбе: длинный и узкий сад, который начинался лужайкой, затем тек ручей, по берегам которого росли всякие водяные растения, потом – дикие заросли азалий и рододендронов до самого конца, где был разбит солидный огород, а за ним тянулась живая изгородь из кустарника. 

Правда, отделка дома – нечто в излюбленном миллионерами стиле «Савой», с огромным количеством ванных комнат, туалетами при спальнях и прочими роскошествами – Агату Кристи не устраивала. Убранство было слишком кричащим, и она собиралась со временем переделать все в истинно деревенском стиле, без панелей, росписей и позолоты. Но – не пришлось. «Стайлз» не стал домом для семьи, потому что семья развалилась: Арчибальд Кристи ушел к другой, и усадьбу пришлось продать.

Счастливым же домом был лондонский дом № 48 по Шеффилд-террас. Он приобретен уже во втором браке, когда Агата Кристи стала миссис Мэллоуэн: «Как только я увидела его, мне захотелось поселиться в нем, как не хотелось еще поселиться ни в одном другом доме». Комнат в нем было не так много, но все просторные и пропорциональные. На первом этаже столовая и гостиная, на втором – кабинет сэра Мэллоуэна, библиотека и спальня. На третьем этаже – комната Розалинды, комната для гостей и кабинет Агаты. 

Это была ее первая отдельная комната для работы, до сих пор знаменитая писательница пристраивалась со своей машинкой у обеденного стола или в спальне на углу умывального столика. В доме была только одна ванная – между первым и вторым этажами, что свидетельствовало о его респектабельности: тогда считалось, что наличие нескольких ванных комнат говорит о финансовой несостоятельности хозяев – значит, им не хватает слуг, чтобы приносить кувшины с горячей водой.

В момент приобретения дома № 48 в коллекции Агаты уже числились два экспоната: дом на Кэмпден-стрит и «конюшенный» домик, перестроенный из старых конюшен в стиле старинных деревенских особняков. «Конюшенный» был приобретен после продажи «Стайлз» и развода с первым мужем. Внутри у него еще сохранились стойла, а вдоль стены тянулись ясли. Наверх, где находились три небольших комнаты и нечто вроде самодельной ванной, вела приставная лесенка. 

Разумеется, Агата Кристи тут же все перестроила. Стену напротив входа обшили деревянными панелями, а над панелями, используя обои в цветочный рисунок (очень ею любимые), сделали нечто вроде панно, и входящему казалось, что он очутился в небольшом палисаднике. Шорная превратилась в гараж, рядом выгородили комнату для прислуги.

Наверху устроили столовую, спальню и кухню, в ванной стены облицевали плиткой с веселыми зелеными дельфинами. Сама ванна тоже была зеленой, из фарфора. Агата Кристи любила этот дом, а Макс Мэллоуэн гостил здесь еще женихом. Любила она и дом на Кэмпден-стрит, но оба эти дома были небольшими, а девочке, выросшей в Эшфилде, для полного счастья требовалось пространство. «И дело вовсе не в мании величия. Можно иметь небольшую, но очень элегантную и дорогую квартиру, а можно – и гораздо дешевле – снять дом сельского священника, огромный, обветшалый, готовый вот-вот развалиться. Дело в ощущении простора, возможности расправить плечи».

Свою репутацию дом № 48 оправдал и при продаже: сделка оказалась весьма выгодной. Покупатели в присутствии секретаря Агаты Кристи, Шарлотты, посмели покритиковать вкус хозяйки: «Какая ужасная отделка! Все эти цветочные обои – я их немедленно сменю. Ах, что за люди! Надо же было такое придумать – убрать здесь перегородку!» Возмущенная Шарлотта тут же накинула к предполагаемой цене еще пятьсот фунтов — и заплатили, как миленькие! Хотя покупателей можно понять: дом продавали после Второй мировой войны, и эдвардианские цветочки, конечно, выглядели тогда уже весьма старомодными.

А экспонаты в коллекции Агаты все прибывали. Одновременно с домом на Шеффилд-террас был куплен загородный дом в Уоллингфорде, на берегу Темзы, в стиле эпохи королевы Анны с непременными садом и огородом. Пять спален, три гостиных, под окнами – величественный ливанский кедр, а за ним луга, простирающиеся до самой реки. «Я думаю, нам здесь будет хорошо», – сказал Макс. И нам действительно всегда очень хорошо там, вот уже тридцать пять лет. Зимний дом в Уоллингфорде – дом Макса, и всегда был его домом. Эшфилд – мой дом и, думаю, Розалиндин».

Но Розалиндиным домом стал Гринуэй – вторая загородная усадьба в коллекции. Гринуэй расположен на берегу реки в очень живописной сельской местности, в Девоншире, и с 1939 по 1959 год Агата Кристи проводила здесь лето. А Розалинда жила в Гринуэе до 2005 года, до своей смерти.

Во время войны дом передали военно-морским силам США, в результате сильно пострадала кухня, куда втащили огромные коптящие печи (правда, предварительно все-таки прикрыли фанерой двери красного дерева), и кладовые, на месте которых соорудили четырнадцать ватерклозетов (потом еще долго пришлось воевать с министерством, чтобы их снесли). Но в целом ущерб был не слишком велик. Многие офицеры были родом с американского Юга, белый дом, виднеющийся сквозь деревья, и цветущие магнолии напоминали им старые усадьбы родной Луизианы. И еще много лет после окончания войны в Гринуэй наезжали американцы – родственники, знакомые и знакомые знакомых бывших квартирантов, взглянуть, где жил их сын, кузен или отец.

В библиотеке, которую на время постоя превратили в столовую, по верхнему периметру стен кто-то сделал фреску: виды тех мест, где побывала флотилия, начиная с Ки-Уэста, Бермуд, Нассау, Марокко, до окрестностей Гринуэя. Еще там была изображена очаровательная золотоволосая нимфа (мечта моряка), а над камином – эскизы портретов Черчилля, Рузвельта и Сталина. Эти стенные росписи так и остались, Агата Кристи называла библиотеку своим военным музеем.

Все в жизни зарифмовано – и Гринуэю, «военному музею», суждено было стать единственным музеем самой Агаты Кристи. С февраля 2009 года каждый желающий, заплатив пять фунтов, может войти в дом «королевы детектива», где точно воссоздана обстановка пятидесятых годов, так точно, что даже на двери гостиной сохранились следы когтей спаниеля Джеймса. Музейными экспонатами стали не только рукописи детективов, но и садовые инструменты сэра Макса. А почему бы и нет? Ведь обитатели этого дома, знаменитая писательница и знаменитый археолог, и сами прекрасно знали, какую ценность представляют обычные бытовые предметы прошлого для истории.

ДОМ КАК КОЛЛЕКЦИЯ

Старый дом, как пещера Аладдина, хранит множество сокровищ. А викторианский дом, доверху набитый всякой всячиной, – просто мечта коллекционера. И в Эшфилде, и в Илинге от коллекционного фарфора ломились многочисленные горки в гостиной: сервизы, статуэтки, вазы и вазочки. И папа, и мама, и бабушка писательницы собирали фарфор со всей страстью. Когда Бабушка-Тетушка переехала в Эшфилд и привезла с собой свой дрезденский и итальянский фарфор Капо ди Монте, пришлось заказать для него специальные буфеты. 

Кстати, Агата Кристи до конца жизни пользовалась чудесными десертными тарелочками французского фарфора из бабушкиной коллекции: окаймленные ярко-зеленой и золотой полоской, а в центре нарисованы фрукты: роскошные персики, красная смородина, белая смородина, малина... Агатиной любимой была тарелочка с фиолетовым инжиром, Розалинде же нравилась с сочной ягодой зеленого крыжовника. К 1965 году из двадцати четырех уцелело восемнадцать тарелок – не такой уж плохой результат.

Отец Агаты коллекционировал картины. Их в Эшфилде было великое множество, тогда было принято завешивать картинами стены как можно плотнее. К сожалению, среди них не было ни одной хоть сколько-нибудь ценной: папа Миллер в живописи совсем не разбирался. Зато у него был безупречный вкус и чутье на мебель: шератоновские столы и стулья в стиле чиппендейл, которые он покупал по дешевке, впоследствии так возросли в цене, что после его смерти мать Агаты успешно боролась с нищетой, продавая в немалом количестве предметы обстановки.

«Неприятность заключается в том, что если вы унаследовали коллекцию фарфора или мебели, это лишает вас радости начать коллекционировать. Но страсть нуждается в удовлетворении, и я собрала внушительный ассортимент вполне красивой мебели из папье-маше и безделушки, которых не было в коллекции моих родителей».

Агата Кристи, как и ее отец, в мебели разбиралась превосходно и приобретала по случаю замечательные вещи. Однако случались и накладки. Во время первого путешествия на Восток в Баальбеке на базаре она купила комод, огромный, инкрустированный перламутром и серебром: «такая мебель вызывает в воображении картины некой волшебной страны». Переводчик отнесся к покупке презрительно: «Нестоящая вещь. Старая, ей лет пятьдесят–шестьдесят. Немодная». 

Тем не менее комод был приобретен и отправлен в Англию, в те времена перевозка стоила не слишком дорого, и через десять месяцев «немодный» перламутрово-серебряный комод водворился в Южном Девоне. Но на этом дело не закончилось. Посреди ночи этот восхитительный комод стал издавать весьма странные звуки, словно гигантские челюсти что-то пережевывали, чавкая. Тщательный осмотр ящиков ничего не дал. Пришлось обратиться в фирму, специализирующуюся на тропических древесных насекомых. Через три недели из мастерской позвонили и предложили взглянуть на обитателя комода: омерзительный гибрид червяка со слизняком. Древесная диета пошла ему на пользу, он был чудовищно толст. А в комоде пришлось заменить несколько фрагментов и два полностью выеденных ящика, и стоило это в три раза дороже, чем сам комод и его доставка в Англию.

Помимо фарфора, картин и мебели, в старом доме есть еще и коллекции иного рода. Кто-то назовет их старым хламом, а кто-то памятью. Обычно такие вещи хранятся на чердаке, но в Эшфилде под них была отведена целая оранжерея. Ну, не совсем оранжерея – примыкающая к дому маленькая теплица, неизвестно почему называемая К.К. Лишившись всех растений, она приютила у себя крокетные молотки, обручи, мячи, рваную теннисную сетку, а также старую мебель и старые игрушки. Там была лошадка с коляской, именуемая «Верный», а еще лошадь-качалка Матильда, очень большая, привезенная из Америки…

«Даже подгнившая, Матильда выглядела великолепно. По длине она мало чем уступала любой лошади. От некогда обильной гривы осталось лишь несколько волосков. Одно ухо было отломано. Когда-то она была серого цвета. Передние ноги торчали вперед, а задние – назад. Хвост тоже был ободран.

– Она качается совсем не так, как те лошади-качалки, которые я видела, – заинтересованно произнесла Таппенс.

– Да, правда? – сказал Айзек. – Те качаются вверх – вниз, вверх – вниз, сзаду наперед. Но эта, видите, она как бы прыгает вперед. Сначала передние ноги делают вот так – у-уп, – а потом задние. Хорошо работает».

Вот так реальная Матильда, на которой скакала маленькая Агата, была перенесена в роман Агаты Кристи «Врата судьбы» вместе с теплицей К.К. и всем остальным ее содержимым. А «Верный» в романе стал называться «Верная любовь». 

В К.К. стояли две фарфоровые садовые табуретки, с фигурами лебедей и отверстием посередине в виде латинской S, одна голубая, другая синяя – «Оксфорд» и «Кембридж», именно в них были спрятаны «шпионские документы». (Кстати, для нашего слуха «фарфоровая табуретка» сочетание чудное, мы-то привыкли, что табуретка – это грубо сколоченный предмет меблировки коммунальной кухни). А героиня романа Таппенс приобретала на распродаже старый тазик для мытья посуды из папье-маше, поскольку в таких тазиках мыть посуду удобнее, чем в пластмассовых: «фарфор не бьется».

Вот так – для кого-то «хлам», для кого-то «память», а для Агаты Кристи еще и кирпичики, из которых она строит свои книги.   

ДОМ КАК ПЕРСОНАЖ

«Врата судьбы» – целиком дань памяти Эшфилду. Собственно детективная линия весьма невнятна – похоже, она просто не интересовала писательницу. Но зато Эшфилд (под именем «Лавры») воссоздан скрупулезно и описан так, что не оторвешься, такой вот археологический экскурс в викторианское прошлое… Вообще Агата Кристи предпочитала не выдумывать место действия, а описывать свои реально существующие дома. Гассингтон-холл, куда подбросили труп танцовщицы Руби Кин («Тело в библиотеке») и где кинозвезда Марина Грегг отравила незадачливую деревенскую жительницу, а заодно и шантажистку Эллу Зелински, в реальной жизни называется Гринуэй. И Уоллингфорд, и дом № 48, и все остальные экспонаты коллекции Агаты так или иначе присутствуют в ее книгах.  

Но это, так сказать, чисто служебная функция дома. На самом деле все гораздо интереснее.

Дом у Агаты Кристи – зеркало, в котором отражается дух живущей в нем семьи. Часто уже в самом названии заложена разгадка интриги. Один из любимых романов писательницы – «Кривой домишко». Причудливое сооружение с башнями и башенками, громадное, вычурное, очень дорогое, но совершенно уродливое, таким его построил миллионер Аристид Леонидис. И такая же кривая, искореженная психика почти у всех членов его семьи, в которой растет девочка-убийца.

Дом – основа существования. Владение Домом дает свободу, позволяет устроить жизнь не так, как вынуждают, а так, как хочется, и Агата Кристи щедро награждает домами благородных джентльменов и молодых леди, до этого невинно пострадавших и несправедливо подозреваемых. Но любовь к Дому может быть настолько всепоглощающей, что доводит до убийства, как очаровательную мадмуазель Ник в «Тайне Эндхауза».  

Дом (может быть, даже не существующий в реальности, а воображаемый – идея Дома) порабощает и толкает на преступление. Мисс Джилкрист («После похорон»), по трупам идет к осуществлению заветной мечты: открыть чайную в курортном городке: «…И маленькие фигурки верблюдов в качестве держалок для меню. При случае можно купить неплохой фарфор из остатков посуды на экспорт… Дубовые столики, а вокруг них плетеные кресла с подушками в красную и белую полоску…

Несколько мгновений маленькая чайная, которой не суждено было появиться на свет, казалась чем-то более реальным, нежели гостиная в Эндерби с ее викторианской солидностью…»

Потом этот сюжет – порабощение Домом – доведет до логического конца Стивен Кинг в знаменитом ужастике «Сияние».

Агата Кристи часто использует Дом как обман, символ чего-то, чего давно нет, – такая прекрасная иллюзия, а уж что за ней скрывается, Бог весть. Как в «Отеле Бертрам».

«Если это ваше первое посещение отеля, вас охватывает чувство, граничащее с тревогой, словно вы попали в давно исчезнувший мир. Время повернуло вспять. Вы снова оказались в Англии эпохи короля Эдуарда. Как это было всегда, в большой центральной комнате отдыха горит огонь в двух великолепных каминах; возле них объемистые медные ящики для угля сияют так же, как во времена Эдуарда, когда их начищали до блеска служанки. Ящики эти полны кусков угля раз и навсегда установленного размера. Богатый красный бархат создает впечатление мягкого уюта. Кресла не имеют ничего общего с современностью. Они высокие, что позволяет пожилым леди, страдающим ревматизмом, избежать необходимости с болезненным усилием опускаться в них или подниматься на ноги, роняя при этом свое достоинство. И края сидений не находятся на полпути от бедра к колену, что свойственно многим дорогостоящим нынешним креслам и вызывает неприятное ощущение у людей, страдающих артритом или ишиасом. Кроме того, все кресла разного фасона: спинки у одних прямые, а у других наклонные, сиденья широкие или узкие, под стать комплекции сидящих. Каждый может найти в отеле «Бертрам» кресло по вкусу.

Так как сейчас время чаепития, комната для отдыха полным-полна. Нельзя сказать, что здесь единственное место, где можно выпить чаю. Есть гостиная (ситцевая), курительная комната (по некоему молчаливому уговору закрепленная только за джентльменами), в которой объемистые кресла обиты отличной кожей, еще две комнаты, отведенные для написания писем, где можно уединиться с ближайшим другом или приятельницей, уютно посплетничать в спокойном уголке и даже написать письмо, если возникнет желание…»

Так подробно, детально, с любовью выписаны интерьер, фарфор, на котором подаются «настоящие кексы с тмином», галуны на униформе швейцара, ситцевые платья горничных. Агата Кристи наслаждается этими описаниями, в последний раз.

В «Отеле Бертрам» ситуация обратная «Тайне Эндхауса» Здесь люди не только одолели власть Дома, они сумели извратить саму его сущность в угоду собственным интересам. Убить и потом вызвать призрак. А это так ненадежно, и заниматься такими вещами ни в коем случае не следует…

Наверное, для самой Агаты Кристи этот роман – прощание с эдвардианской эпохой, смирение перед неизбежными переменами, которые несет время. Она написала «Отель Бертрам» уже после того, как была написана автобиография, где она попрощалась с Эшфилдом.

«Эшфилд существовал когда-то давно, теперь дни его подошли к концу. А поскольку все, что когда-нибудь существовало, продолжает существовать в вечности, Эшфилд остается Эшфилдом. И мне больше не больно думать о нем».

фото: Агата Кристи с мужем, Topfoto/FOTODOM