Радио "Стори FM"
Бургундское к Рождеству

Бургундское к Рождеству

Автор: Дмитрий Воденников

Детство будущего великого сказочника Эрнста Теодора Гофмана не обошлось без потерь и надломов. Что только закалило его и заострило взгляд: даже в обычном он научился находить источники вдохновения. Как, к примеру, в самом затрапезном горшке…

Рождество в Восточной Пруссии праздновали так. В первое утро четвёртого воскресенья перед Рождеством под потолок комнаты вешали яркую, со многими лучами, светящуюся изнутри жёлто-красным светом рождественскую звезду. Германцы – древний народ, там много чего намешано, есть и залежи язычества, поэтому всё у них (да и у всех народов) в кучу: христианская символика, языческая, просто девичья-любовная. Рождества много – на всех хватит. Все эти три источника, три составные части «рождизма» так и слились в одно «восточнопрусское Рождество».

24 декабря единственному сыну адвоката Людвига Гофмана и его супруги-кузины весь день не разрешалось входить в проходную комнату, а уж в смежную с ней гостиную и подавно. Что, что же приготовили маленькому Эрнсту Теодору отец и мать?

В том-то и дело, что ничего.

Потому что, когда Эрнсту Теодору (имя Амадей он прибавит к своим первым двум именам позже, сам, от большой любви к Моцарту) исполнилось три года, его родители разошлись – из-за невыносимо тяжёлого характера матери. И малыш попал в добропорядочную бюргерскую семью бабушки по материнской линии. Звон чашек, скучное печенье, локти не клади на стол, не горбись, не болтай. Лучшее, что там было, – это двоюродный дядя-юрист. Человек странноватый, но – о чудо! – не чуждый искусству, фантастике и мистическим играм. Да ещё и склонный к сказкам: это и по племяннику потом увидеть было можно. И это уже удача…

Сам же дом, где родился маленький Гофман, не сохранится. Пустое место. Но свидетельства, что дом его отца Кристофа Людвига Гофмана стоял на Французской улице (она была так названа, потому что основана была в XVII веке французскими протестантами, которые были вынуждены эмигрировать сюда из-за религиозных притеснений), в летописях города Кёнигсберга есть. Мне нравится эта рождественская параллель: Гофман, чужой всем в этом мире, романтик и сказочник, улица, на которой он родился, основанная беглецами и оппозиционерами, и сам Кёнигсберг, который у всех у нас ассоциируется с Калининградом. Они все как-то нашли друг друга. Чтоб выдуть свой сказочный шарик Рождества. Ну и три имени. Три имени тоже похожи на сказочные украшения.

«В спальне, прижавшись друг к другу, сидели в уголке Фриц и Мари. Уже совсем стемнело, и им было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в Сочельник. Фриц таинственным шёпотом сообщил сестрёнке (ей только что минуло семь лет), что с самого утра в запертых комнатах чем-то шуршали, шумели и тихонько постукивали. А недавно через прихожую прошмыгнул маленький тёмный человечек с большим ящиком под мышкой; но Фриц наверное знает, что это их крёстный, Дроссельмейер. Тогда Мари захлопала от радости в ладоши и воскликнула: «Ах, что-то смастерил нам на этот раз крёстный?» 


Крёстный смастерил вам интересную судьбу, детки.

dom.jpg
Дом Гофмана в Бамберге, где он жил с 1808-го по 1813 год

…Сейчас можно найти только в книгах и в интернете, как же выглядел Кёнигсберг во времена Гофмана. А вот как выглядела квартира, превратившаяся в пустырь из-за проделок Мышиного короля, серого и беспощадного времени, невозможно. Зато что мы знаем наверняка: таких огромных пустырей в старом городе, как сейчас, быть в то время не могло. Это теперь мы живём широко, щедро раскидываемся землёй налево-направо. А тогда земля стоила дорого, а это ещё и центр, так что скорей всего улицы были узки и извилисты, «а дома буквально прилипали друг к другу». «Французская улица, появившаяся в 1663 году, в XVII и XVIII веках тянулась вдоль восточного берега Замкового пруда, от дамбы, которая перегораживала ручей и образовывала пруд в направлении нынешнего здания телерадиокомпании «Калининград». Люди идут в сторону телерадиокомпании «Калининград» и смотрят иногда на большой камень.

«Здесь был дом, в котором провёл первые годы жизни немецкий писатель и композитор эпохи романтизма Эрнст Теодор Амадей Гофман», – гласит надпись на камне.

Тут, в этом уже навсегда исчезнувшем доме, и справляли чопорное прусское Рождество.

Ну что там могло быть, в ускользнувшем от нас доме? (На одной из старых открыток он, кстати, есть. Стоит на берегу пруда.) Да почти ничего, чтобы Гофман это запомнил. Важнее – среда. И вот вам первая добрая усмешка грядущего Рождества. Дядя Гофмана.

Странное дело: будучи ханжой и педантом, дядя ненавидел скуку и приличие. Поэтому во время обеда он мог, например, потребовать подать ему первым делом десерт, а основное блюдо потом. Все сидящие за столом фраппированы, а ему смешно. «Однажды он демонстративно посолил вино в своём бокале и настойчиво рекомендовал всем попробовать сделать то же самое… дескать, соль придаёт особую пикантность букету. А когда наиболее доверчивые последовали его примеру, гомерически расхохотался и сказал, что соль и впрямь не помешает обладателям пресных физиономий – по крайней мере, они переживут за вечер хоть одно искреннее и острое ощущение».

Кстати, о вине.

Не от этой ли струи странного веселья возникла потом тяга Гофмана к взрослым мужским кутежам? Не чай и кофе, не желудочный ликёр, о нет. Огненный напиток Саламандры, случайные собутыльники, крупная соль дружеской шутки, вечное Рождество.

Но стоп. Пока Эрнст Теодор ещё маленький. И вот он пыхтит, режет бумагу, мастерит украшения.

elixiere.JPG

…Дети каждый год кропотливо латают эту полую звезду. Каждый год она вновь извлекается из рождественского сундучка и чинится. Никаких рождественских венков, их время ещё не пришло. (Я люблю эти маленькие венки в крошечном немецком городе Тельгте: я приезжаю туда иногда на Новый год, иду по брусчатке не самых прямых улиц и всё это вижу.) Маленький Гофман пишет своё пожелание. Какое оно? Про серебристых змеек? Мы не знаем. Но на городском рынке выставили уже огромную ёлку – скоро-скоро она засияет десятком свечей.

И вот водрузили к потолку полую звезду, напекли рождественских имбирных пряников, украсили мебель колокольчиками и шарами.

Но бац – и маленькому Гофману надоело. То ли дядя с его причудами его утомил, то ли по матери скучает, то ли просто бежит по нему сиреневый и золотой огонь волшебных змеек, но маленький Теодор уже напроказничал. «Частенько в пику дяде юный Гофман переворачивал всё в доме вверх дном. Или устраивал погром в своей комнате. Или подбивал приятелей провести «рыцарский турнир» в саду, переломав при этом кусты и вытоптав клумбы, которыми так гордились бедные, засидевшиеся в девицах тётушки».

«Что ж делать! – восклицает один из исследователей. – Он не был обычным ребёнком. Родные с опаской усматривали в этом «дурную наследственность». Скажи им кто-нибудь, что в их доме растёт будущий гений, они не поверили бы. Или испугались бы ещё больше. Пределом мечтаний дяди, бабушки и обеих тётушек было превратить дикого мальчика в благовоспитанного юношу, который затем продолжит семейную традицию и станет уважаемым, респектабельным юристом».

Но подрастающий Гофман, глядя в синее от подступивших сумерек рождественское окно, мечтал совсем о другом.

…Пахнет в доме Сочельником. Четырнадцать пряничных пряностей положено в рождественскую выпечку; горький миндаль тоже вносит свою ноту, ну и, разумеется, розовая вода. Мы ничего не знаем о мебели в доме, приютившем маленького Гофмана, зато мы слышим его запах.

И тут к праздничному и манящему примешивается что-то не слишком аппетитное. Золотой, так сказать, горшок, который на поверку окажется совсем не золотым.

Иногда подрастающий Гофман любит «мистифицировать» своего дядю («мистифицировать» – это его слово), причём шутки порой выходили не слишком удачными. «Однажды (о чём он сообщал в письме другу Гиппелю от 7 декабря 1794 года) опрокинул содержимое ночного горшка на выходные брюки дяди, вывешенные после сильного ливня на просушку, и затем упивался видом несчастного, который в смятении отжимал свои брюки и сетовал на то, «что ливень содержал какие-то отвратительные примеси и вредные испарения, из-за чего может случиться большой неурожай». При этом тётушка, как рассказывает Гофман, расхохоталась и как бы мимоходом заметила, что «вонь произошла, по всей вероятности, от растворившихся в воде известных примесей на самих брюках», на что дядя с жаром возражал, отстаивая изначальную чистоту своих брюк. Юный проказник, якобы желая поддержать версию дяди о грозящем великом бедствии, подтвердил, что зловонный дождь бывает всегда, когда облака на небе имеют светло-зелёный оттенок».

Конец цитаты.

«Да!» – ответил город и тоже подкинул свою шутку. Не самую лучшую. Но какое уж Рождество без чёрта?

Канализации в этом городе не существовало: обыватели-кёнигсбергцы пользовались, как и все в это время, ночными вазами. Я был в Калининграде совсем недавно, и местные экскурсоводы показывали мне старые квартиры и памятные места. И вот что рассказывали: обычный туалет представлял собой деревянную бочку в подвале – известно, что они просуществовали в отдельных домах вплоть до 1945 года! Содержимое горшков и параш вместе с прочими помоями потом сливалось в открытые сточные канавы. Полной грудью в центре города лучше было не дышать.

Русский писатель Карамзин, бывший в то время проездом в Кёнигсберге, жаловался, что из-за царившего зловония он не мог даже нормально пообедать. Воздух очистился только уже при архитекторе Йоханне фон Унфриде, которому Кёнигсберг обязан не только известной башней Кёнигсбергского замка, но и появлением дренажной системы и водопроводных колонок вместо открытых колодцев.

Но бог с этой бочкой дёгтя, пусть сгинет Мышиный король. Впереди Рождество. Оно всё отмоет, простит все злые шалости и глупости. Оно поможет сказочнику дать людям утешение: да, все умрут. Но придёт день – и всё родится заново. И у тебя, рождённого заново, есть шанс всё исправить…

И вот уже наступает Сочельник. Жители ещё мелькают там и тут на улицах (надо ещё купить вот это и это, о господи, и это забыли!), а ещё надо в церковь. И вдруг – колокол. В церкви поют.

Звёздная ночь ликовала

Пели хвалу небеса

Ангелы миру вещали

О воплощенье Христа

Мирно спит в яслях младенец

Обетования Сын

Бог во Христе дарит земле

Благоволенье и мир

mk.jpg

Выходят из церкви люди, поют, начинают зажигаться в домах ёлки, где-то в этой толпе, идущей по улице, Гофман.

…Однажды юный Гофман и его подружка из соседнего дома были пойманы с поличным. Они рыли подземный ход. Что-то им надо было на территории соседнего женского пансионата. Пансионат был огорожен высоким забором, вот они и придумали проникнуть туда под землёй. Провинившихся в подкопе наказали. Садовник закопал ход. Но дети не успокоились. Гофман с девочкой достали где-то воздушный шар, прицепили к нему бутылку бургундского вина, украсили его флагами и отправили в путешествие. Кому? Зачем? «Шар поднялся в воздух, перелетел через ограду и… упал прямо посередине двора пансионата. Не дожидаясь, пока их изловят, друзья бежали, перепрыгнув через калитку».

Может, они посылали бутылку своему будущему, выросшему, взрослому Рождеству?

фото: AKG/EAST NEWS; GERALD RAAB/E.T.A. HOFFMANN-GESELLSCHAFT; ALAMY/ТАСС; VOSTOCK PHOTO

Похожие публикации

  • Корабль на Поварской
    Корабль на Поварской
    Вторую половину жизни, лучшую, Белла Ахмадулина провела в мастерской художника – в доме на Поварской. Это место оказалось идеальной для неё питательной средой. Дом не просто впустил её – он подарил ей любовь
  • Бродяга
    Бродяга
    Писатель Андрей Битов не очень верит, что у путешествия бывает намеченная цель. «Это как с книгами, – говорит он, – замыслов может быть громадьё, а потом вдруг исполняется только один. Так и путешествие – сколько мечтаешь, а состоится нечто другое»
  • Британский кот чеширской породы
    Британский кот чеширской породы

    В самом крутом сериале последнего года «Молодой папа» у Джуда Лоу главная роль  - папы Пия XIII. Воображаемый, нереальный  папа, о котором идёт речь в фильме, может уже в ближайшее время  стать вполне реальным. Без культа Джуда Лоу и здесь не обошлось