Радио "Стори FM"
Толковый словарь... Юрия Арабова

Толковый словарь... Юрия Арабова

Амбиции

Амбиции – это то, что отделяет человека от мира и делает его, в некоторых случаях, законченным подлецом. Это всё равно, что селезёнка кричала бы о себе: «Я – главная!» Или волосок с головы заявлял бы о своей большей ценности, чем вся голова… 

Амбиции – это то, с чем я борюсь всю жизнь, но не до конца победил. Может быть, отсутствие внутренней победы над амбициями – причина того, что меня ещё не съели. Я ненавижу амбиции, но знаю, что всегда нужно рубить сук, который намного выше тебя. Нужно дотягиваться до того, до чего невозможно дотянуться. Причина твоего роста – то, что ты встаёшь на цыпочки, а если надо, прыгаешь в высоту, как Брумель. Думаю, что государство должно поощрять амбиции. Церковь – их осуждать. Между этими двумя крайностями и развивается человек, во всяком случае такой, как я. Не думайте о своих границах, стремитесь к экспансии и, может быть, станете когда-нибудь полноценным художником, которому море по колено. Если, конечно, не сломаете себе шею…


Воспитание

Оно невозможно без самовоспитания. В его основе – учитывание интересов других людей и образование. Последнее – не информация и не знания, а система ценностей, приоритеты, на которые знания надеваются всю последующую жизнь. Я рос без отца. Меня воспитали мама и баба Лиза, крестьянка из деревни около Торжка, «середнячка», которая сидела со мной вечерами, когда мама вкалывала на Студии имени Горького в вечернюю смену с 16.00 до 24.00. Рассказывала мне сказки, играла со мной в карты, пела народные песни… Она была похожа на старую птицу, на цаплю с подслеповатыми глазами… В общем, вечера проходили более чем интересно. 

В семье меня баловали, позволяли делать почти всё, и уже позднее, когда я стал анализировать собственную жизнь, то столкнулся с тем, что у меня не развиты некоторые качества, которые должен давать ребёнку отец, − воля, смелость, готовность к борьбе. Эта так называемая жёсткость, которую пришлось воспитывать самому. Помог спорт. Это явилось тоже довольно неожиданно: учась в институте, пришлось (хоть как-то!) сдавать зачёты по физкультуре. И однажды физрук Беляев насильно вывел меня в лес на лыжах. Я не катался уже лет пятнадцать. И когда встал на советские деревяшки, то вдруг увидел красоту зимнего леса − он был похож на спящую царевну в стеклянном гробу (образ Пастернака). Солнце напоминало кусочек мёда, растворённого в остывшем молоке. И я подумал вдруг о том, что очень многое теряю. Если бы не лыжи, я бы никогда не увидел этой красоты подмосковной природы… С тех пор я начал бегать по пятнадцать километров в день (чем разбил суставы и стал на некоторое время полуинвалидом), купаться, работать на турнике, играть в теннис… Спортсменом я не стал. Но во мне потихоньку сформировались качества, которые не может дать ребёнку женщина. Воля выразилась в упёртости, смелость – в безрассудстве, готовность к борьбе – во внутренней тяге к конфликтам. Это тоже не слишком хорошо. 

И теперь, когда говорят об однополых семьях, я вспоминаю своё детство и нахожу «однополость» порочной. Здесь дело не в геях и лесбиянках, а в том, что рядом с ребёнком должны быть мужчина и женщина. Именно эти два существа и лепят будущего гражданина. Женщина никогда не даст того, что может дать мужчина. И наоборот. Мужчина-отец никогда не даст столько любви и нежности, сколько может дать мать.


Деньги

Часть культуры и одна из многочисленных связей, объединяющих людей, причём самая желанная. Когда есть другие связи (например, любовь к ближнему и даже к врагу), то деньги не представляют из себя серьёзной угрозы душевному здоровью. Когда же все связи подменяются деньгами (как случилось в России в 90-е), то тогда караул! Тогда и получаются недочеловеки, «бычары», «братки», «понтярщики» и прочая блатная моль, поднятая со дна народной жизни. 

Деньги в России на сегодняшний день есть зло. Я сам рос в ущемлённой семье, но мне ни в чём не отказывали. У меня были магнитофон «Комета» стоимостью 200 рублей, восьмимиллиметровая кинокамера «Кварц-2», кинопроектор, фотоаппарат и радиоприёмник. Позднее, когда я пошёл работать, я стал покупать из-под полы импортные пластинки с битлами и другими знаменитыми рокерами. Были они стоимостью от 25 рублей (югославское производство) до 60 (производство ФРГ и Британии). И я вырос с тем чувством, что у многих моих сверстников этого не было и что я, если стану зарабатывать, должен буду отдать деньги тем, кто не может купить битловскую Abbey Road за 50 рублей при зарплате 100… И в этом порыве преуспел. У меня есть опыт жизни без денег (светлая эпоха реформ) и с деньгами (эпоха стабильности), половину из которых я раздал друзьям и знакомым. Я всегда ловлю себя на мысли, что, получая очередной гонорар (не последний ли?), я должен от него избавиться, раздав. Вредная, кстати, мысль, и я с ней борюсь как могу.


Долг

Это то, чего нет. То, что выдумывает человек, но без чего он не существует. Это очень странно. Бога, кроме святых, никто не видел. Но без вопроса о Боге культура теряет своё сердце. То же самое и с долгом. Его нельзя пощупать, его нельзя логически оправдать (какой там долг, если все мы смертны?), но без него хомо сапиенс встаёт на четвереньки. Я лично отпетый должник. Я должен матери, которая давно умерла, должен людям, которые меня любили, должен русской культуре и русской природе… Куда я без них? 

Не могу забыть и ещё один долг… В 1988 году меня неожиданно пригласил с собою в турне по Прибалтике Андрей Андреевич Вознесенский. То есть выступать вместе с ним в переполненных залах, читая стихи (не его, а свои). Я расценил это как шутку, не задумываясь о последствиях. И вместе с моими друзьями-поэтами Ниной Искренко и Игорем Иртеньевым поехал… Я думал, что мы должны делать так называемый «разогрев», как принято в рок-музыке. Но дело оказалось намного хуже. Андрей Андреевич устроил, оказывается, смотрины, кто может заменить на сцене его, «короля» современной поэзии, и кому он может передать эстафету современного искусства… 

Мы, трое приглашённых, выступили посредственно. Люди пришли именно на Вознесенского и нас принимали весьма сдержанно и с недоумением: при чём здесь Арабов и Искренко, когда есть Андрей Андреевич?.. Кончилось всё это неожиданно. В одном из ресторанов Вильнюса (забыл, в каком именно) Вознесенский «передал» свою корону мне. Было это при свидетелях. Кажется, был Межелайтис и ещё кто-то из великих. Корону (какой-то позолоченный картон) надели на голову Андрея Андреевича, а он снял её с себя и водрузил на мою голову с небольшой речью, что, мол, на меня теперь вся надежда… В воздухе висел сигаретный дым и флюиды крепкого алкоголя. Мне очень хотелось спать. Не помню, что я сделал. То ли увернулся от короны, то ли… А может, её вообще не было? Но речь о преемнике была, это точно. Короче, я сделал то, чего от меня не ждали, − расценил это как неудачную шутку и дал понять, что у Вознесенского никаких преемников быть не может. Но странно, эта ночная оргия застряла у меня в голове, как гвоздь, и жжёт до сих пор. Не оттого, что я отказался лет через пять вообще от публичных выступлений на ниве поэзии, а оттого, что не оправдал надежд мастера. Он хотел не столько чтоб я писал стихи (я этим грешу до сих пор), а хотел, чтобы я позиционировал себя именно как поэт, а всё остальное − кинематограф, проза и эссеистика − было лишь приложением.  Он и помогал мне чем мог − с его подачи издался мой первый поэтический сборник, он вручил мне премию имени Бориса Пастернака и «Триумф»… И сейчас, когда я встречаюсь с его вдовой Зоей Борисовной Богуславской, я всё время ловлю себя на том, что задолжал этим людям, моим ангелам-хранителям… Не объявил себя великим поэтом (а сейчас – время объявлений), не стал преемником, не потянул общественную лямку публичного мессии…       

Отдам ли я когда-нибудь этот долг, расплачусь ли по счёту? Наверное, нет. Но осознание долга помогает жить и выживать. Оно подобно совести, которая должна жечь и тормошить.


Имя

Меня крестили в пять лет. Мама назвала меня при рождении Юрием и хотела, чтобы меня крестили как Юрия. Но батюшка сказал, что такого имени нет в святцах, и окрестил меня как Георгия. Потом где-то в советских журналах я прочитал, что имя Юрий означает «землепашец», но долгое время не придавал этому значения. А теперь мне кажется, что из-за этих двух имён я всю жизнь раздвоен. Имя Юрий тянет меня пахать землю, заниматься крестьянским трудом. А имя Георгий зовёт к подвигам, к карьере, к каким-то битвам. Когда я выбираю тишину и землепашество, мне кажется, что я себя обделил. А когда вдруг принимаюсь делать карьеру, мне кажется, что я себя ещё больше обделил. И я всю жизнь не могу решить: что же мне нужно.

 

Родина

Лет до восемнадцати я жил вообще без чувства родины. А в 1975 году впервые выбрался в деревню. И вдруг осознал, что это всё – моё. Казалось бы, что там может быть моим? Я родился возле Киностудии имени Горького, рос в актёрско-киношной среде, которая окружала маму, – Вячеслав Тихонов, Иннокентий Смоктуновский... Что может быть там, среди бескрайних полей и лесов, моим? Но я вдруг как будто ощутил всю свою страну в этой деревне. И с тех пор стал проводить там как можно больше времени. Как-то понял, что моё место там. Патриоты говорят: чувство родины отсутствует у москвичей и у жидов. Но проблема в том, что оно отсутствует у коренных жителей. Есть отношение к собственной родине как к гулящей девке, проститутке, которую нужно обобрать, изнасиловать и на какое-то время кайф испытать. А потом переехать в другое место. Я говорю о части правящей элиты - банкирах и бизнесменах, которые клянутся в патриотичности, но держат капиталы на Западе так же, как и свои семьи. Сейчас, например, идёт массовая скупка земель в Мексике и Аргентине. Скупаем не мы с вами, а те, кто должны делать что-то здесь...

Вот эта русская бездомность – это очень страшное чувство. К сожалению, кроме денежных интересов, у большинства людей ничего нет. Где выход? На мой взгляд, в гуманитарном образовании. Когда человек знает свою историю и культуру, он автоматически становится патриотом. Если сказать осторожнее, такой человек не будет мазать страну грязью. Он, скорее, обмажет самого себя, прольёт слёзы и умрёт вместе со всеми. Но лучше бы они жили, этот человек и Россия. Умереть мы всегда успеем.


Старение

Человек с возрастом стареет только физически, а душевно, если иметь в виду чувства, он остаётся неизменным. И в этом его трагедия. Горько, когда тело отказывает, а тебя по-прежнему разрывают всё те же страсти, что разрывали и в юности. Так что я бы хотел стареть и внутренне тоже, если под старением понимать некое развитие. Оставаться в душе вечно молодым меня совершенно не привлекает. Более того, я думаю, что если человек остаётся внутренне неизменным, то жизнь прожита зазря. То есть мы приходим в мир дураками, правда безгрешными. Потом набираемся грехов, а ума-то по большей степени и не прибавляется, это очень плохо. Сексуальные страсти с возрастом, конечно, сублимируются, но гордыня, по-моему, вообще никогда человека не оставляет. Я уж как могу борюсь, смиряю себя. Отказываюсь от гонки за успехом. Другое дело, что себя не надо ненавидеть. Но с чёртом внутри, конечно, надо бороться. А он в каждом человеке есть.

Чудо

Чудо − это прерыв причинно-следственной связи, в которой человек сидит, как в мышеловке. Со мной чудеса случались, два или три раза за всю жизнь, и это много. Одно из чудес случилось на Святой земле. Я приехал в Хайфу на кинофестиваль, где в конкурсе был фильм Андрея Хржановского «Полторы комнаты», снятый по моему сценарию. Я ожидал от Святой земли духовных сюрпризов, но они не происходили. Всё, что я видел в Израиле, было очень интересно, но далеко от христианских ожиданий. Поездка в Иерусалим перечеркнула последние надежды − толчея вокруг храма Гроба Господня, торжище и спекуляция кругом упрочили меня в мысли, что Бог здесь не ходит, ни Иегова, ни Иисус. 

Но я ошибся. После просмотра фильма на фестивале ко мне подошёл один престарелый человек и представился: «Я Алик. Я ужасно рад, Юра, что мы встретились». Какой Алик, зачем? Это было похоже на розыгрыш. Он попросил моего внимания и начал вдруг рассказывать про ссылку, в которую попали мои бабка и дед при депортации крымских греков из Ялты... Я был потрясён. И вдруг вспомнил. Моя покойная мать несколько раз говорила о каком-то Алике... Этот человек, бывший мальчиком в 1944 году, рассказал мне, как их везли в вагонах для скота из Крыма на Урал. Как четверть поезда за этот долгий переезд (ехали больше месяца) вымерли от голода. Умер и мой дед, которого зарыли рядом с железной дорогой. Рассказал о лагере в Черняховке (пригород Уфы) и о том, как в одну из ночей 1956 года вдруг исчезла колючая проволока, дозорные ушли с вышек и ворота лагеря раскрылись... Это была хрущёвская реабилитация людей, которые не знали (не знают и до сих пор) своей вины перед государством. Бывшие переселенцы вышли было на волю... но к ночи возвратились в лагерные бараки, поскольку некуда было идти. И жили там до тех пор, пока лагерь не сломали... Это было чудо. Покойники ожили и разговаривали со мной, рассказывая про войну, голод и лишения. Какова вероятность подобной случайной встречи за тысячи километров от родины? Вероятность близка к нулю. Но встреча произошла. Святая земля подтвердила свою репутацию. Просто Бог был не в храме, не в побрякушках на рынке, а в людях. А где ему ещё быть?..

фото: Эдуард Лаповок/PHOTOXPRESS