Брак
После рождения второго ребёнка жена заболела. Сын родился здоровый, а Белла почувствовала себя нехорошо. У неё оказалась редкая болезнь – с годами она вообще перестала ходить. Но я не воспринимал болезнь Беллы как трагедию! Для меня в ней ничего не изменилось. Она, конечно, переживала поначалу, всё-таки была известной актрисой и просто красивой женщиной. Но держалась, не показывала слабости, вела себя так, словно ничего не случилось. У нас был абсолютно нормальный брак, и я не считаю своё отношение к этой ситуации подвигом. Да, есть мужчины, сбегающие при первой проблеме, но брать эту модель поведения на вооружение и считать типичной – большая ошибка.
Мы прожили с Беллой двадцать шесть лет вместе. Когда она ушла, я всё время повторял: «Что мне делать? Как жить дальше?» И подошёл ко мне один знакомый, режиссёр. «Кахи, − говорит, − сколько лет ты с ней прожил?» Я говорю: «Двадцать шесть лет». – «Ты все двадцать шесть был счастлив?» Отвечаю: «Да, конечно». − «Значит, четверть века ты был счастливым человеком, так что ты хочешь? Сто двадцать пять лет быть счастливым? Скажи спасибо Богу, что у тебя были эти двадцать шесть лет…» А есть люди, у которых, может быть, был лишь один счастливый год или вообще не было счастливых лет. А ты был счастлив целых двадцать шесть лет! И я говорю себе: да, спасибо, всё правильно…
Любовь
Мой отец во время войны попал в плен, и потом его за это посадили. Так что воспитывала нас мама. Но когда взрослые спрашивали меня: «Кого ты больше любишь – маму или папу?» − я немедленно кричал в ответ: «Папу!». Думал, мама и так рядом, а папа совсем один, обидится. Слова «я тебя люблю» мама услышала от меня только перед смертью. Скупой был на слова. А жене я вообще в любви не признавался – необходимости не было, настолько естественно всё происходило. К тому же Белла понимала меня очень хорошо. Знала: мне легче выразить чувства действиями, а не словами. Когда я люблю, надо быть клиническим идиотом, чтобы не видеть этого! И она чувствовала, что я могу отдать ей всё абсолютно. Всю свою жизнь. Но с годами… Мне надоело быть скупым на слова, я начал говорить о любви. Помню, внучка Ира была ещё совсем крохой и я говорил: «Ты моя жизнь! Ты сосредоточение всех моих чувств. Моё дыхание всех дыханий! Иди ко мне, моё счастье и счастье всей вселенной!» Такие вещи говорил. Она воспринимала это как должное. Она была абсолютная моя хозяйка. И как же я радовался, что она считает меня своей собственностью!
Наглость
Сын и внучки давно живут в Америке, свободно говорят на английском. Я же не знаю ни слова. Но это не помешало мне начать играть на английском языке. Дело было так: сын со старшей внучкой играют в театре в Вашингтоне и как-то решили поставить грузинскую классику. Позвонили мне, предложили роль. Я опешил: «Как? Я же не знаю языка!» На что сын заявил: «Но ты же играл с Пьером Ришаром в фильме «Тысяча и один рецепт влюблённого кулинара», и с ним у тебя был диалог на французском, который ты тоже не знаешь!» Я отказывался: это кино, там дубль неудачный переснять можно, а в театре как?.. Но сын меня уговорил, и начались мучения. Сначала было трудно даже просто читать текст. Потом начал его зубрить, но зубрёжки мало, в каждом слове скрыта не только своя интонация, но и внутренний посыл. Одним словом, целый сюжет разыграть можно! А я ничего не понимаю. Переживал: успею, не успею? Но никого мои терзания не волновали. Публике-то всё равно, премьера назначена – обязан сыграть. В итоге справился. Гастролировали по США, Европе, а под конец выступили в Тбилиси – и все были удивлены. Решили, что я всех разыгрывал, будто не знаю английского. Лишь мой друг детства смеялся: «Выходишь на сцену и играешь, не зная ни слова! Ну не наглый ли ты, Кахи, после этого?»
Перемены
Насколько переменчива жизнь, я понимаю, глядя на внуков. Они быстро меняются, и перемены, происходящие в них, незначительны на первый взгляд, но вместе с тем совершенно меняют человека! Вот вам пример. Я помню, как меня впервые удивила моя старшая внучка. Ирине тогда исполнилось лет десять, я ждал её с уроков, и она вышла из школы вместе с учительницей. Они что-то обсуждали, и преподаватель говорила с ней как со взрослой. В её голосе звучали нотки не в духе «сделай то-то немедленно», а «да, это мысль!». Я этот момент запомнил навсегда. Ведь до этого дня она была для меня моей любимой внучкой, маленьким ребёнком, с которым я старался много гулять и всячески баловать. И тут на тебе! А сегодня Ирина удивляет меня по-другому – несколько месяцев назад сыграла Офелию, и отношения у нас стали другие, профессиональные. Она обсуждает со мной роли, советуется. А балую я теперь правнука, хотя и он меняется. Ему уже шесть, и я потихоньку начинаю с ним беседовать. Недавно спрашиваю: «Ты в нашей семье умнее всех?» Он сразу: «Да!» Я: «Получается, мы все глупее тебя, да?» И смотрю, он задумался: мол, вообще-то всё верно, но слово «глупее» обидно звучит, а обижать-то не хочется… Наконец, помявшись, говорит: «Ну да!» Казалось бы, обычная болтовня, но по ней видно, что он начал защищать свои мысли, проявлять характер. Для меня видеть эти этапы взросления и есть счастье.
Родство
Я всегда считал дочь Беллы от первого брака своим ребёнком. Когда они переехали в мой дом, ей было всего полтора года, но я думал: это уже возраст, она всё понимает, не дай бог почувствует себя чужой! И старался относиться к Нане подчёркнуто внимательно, но тему биологического родства мы при этом не затрагивали. Поэтому сын долго не знал, что у сестры другой папа, и иногда обижался: «Ты Нану любишь больше, а меня словно нашёл на улице!» На что я отвечал, мол, ну, Нана же девочка, с девочками вообще надо по-особенному себя вести. Но однажды сын всё узнал – увидел в документах, что её фамилия не Кавсадзе. Подошёл к матери и спросил: «Мама, выходит, моя сестра мне не сестра?» Это мне потом Белла рассказала. «Ты ему объяснила?» − спросил я. Белла ответила коротко: «Объяснила». Всё. Меня больше беспокоило, как сын её слова воспринял. Ходил по дому и следил тайком за ним, как теперь будет с Наной себя вести? Но всё обошлось. Так и должно быть, когда в семье все друг другу родные люди.
Условности
С Беллой мы официально расписались после того, как прожили вместе семнадцать-восемнадцать лет, и только потому, что какие-то документы понадобились, а их без свидетельства о браке не выдали бы. Дети шутили: «Куда собралась мама? Замуж!» Для нас это были такие условности! Мы с Беллой считали, что поженились, когда пришли к моей матери и я сообщил ей, что Белла моя жена. Следом отправились к её маме. «Здравствуйте, − сказал я. – Я ваш зять». На этом всё и закончилось. А все эти праздники, застолья, клятвы, платья… Сколько таких торжеств проходит, а где-то через год ты узнаёшь, что эти двое, столько говорившие о своей неземной любви, − разводятся. Причём с таким же шумом, с каким женились. Так почему у нас всё по этому сценарию должно было идти? Нет, для нас штамп ничего не значил.
Эпоха
Мы в последнее время любим жаловаться: всё изменилось, люди стали другими, а отношения между ними – менее прочными. Я думаю иначе. По-моему, всегда было так – и предательства были, и ненависть. Просто скрывать это перестали, свобода же полная, всё дозволено, и осуждение со стороны общества больше не страшно – наконец поняли, что людям в принципе друг на друга плевать. И с одной стороны, это неплохо, каждый живёт как хочет. Но с другой… Понимаете, глупо потом удивляться, что всё в этом мире идёт как-то наперекосяк. Пусть банально звучит, но дети же за нами наблюдают. А если они ничего, кроме обмана и скандалов, не видели, есть ли у них шанс стать другими, лучше, чем мы? Так что дело не в эпохе, а в нас. Видимо, культуры поведения не хватает – надо сначала себя воспитать, а потом за других браться. Но я верю, что всё поменяется к лучшему. У нас в Грузии есть старая песня: «Что ненависть разрушила, то любовь восстановила». Действительно, всегда так было – сколько бед человечество пережило и, объединившись, поднялось. И сейчас благодаря любви поднимется.
записала: Данара Курманова
фото: Сергей Ковалев/RUSSIAN LOOK
