Будущее
У меня есть личная гадалка. Можно сказать, что так проявляется моё писательское любопытство. Писатель ведь тоже до известной степени – гадалка, маг, кудесник. Если я героине «сделала» в тексте ребёнка, то должна предвидеть и его дальнейшую жизнь – на страницах этого текста... А моя личная гадалка живёт недалеко от меня. Прихожу к ней, она веером выплескивает карты на стол и всё говорит. И моё дело – прислушаться и приноровиться к тем обстоятельствам, о которых она предупреждает. Помните, краеугольный вопрос всех авраамических религий: «Всё предопределено, или есть выбор?». Я считаю, что всё предопределено, но чуткий человек может увернуться, а порой, как в фехтовальном поединке, изловчиться и нанести судьбе укол. Обязательно хожу к ней накануне путешествий: мне важно вернуться живой – семья должна существовать дальше, я должна жить и работать... Как-то перед поездкой в Америку она мне сказала, что будет тяжёлая, «неказистая» поездка, и в пути действительно всё время что-то случалось. Но я была к этому внутренне готова, собрана, не теряла времени на потрясения и расстройства и быстро соображала, как устранить препятствие или исправить неудачу. Недавно гадалка сказала: заработаешь денег – захочешь купить новую машину, но не делай этого, оставь старую таратайку. Так пока нужно… Машину я купила, тем самым решив изловчиться и нанести укол судьбе… Потому что когда я чего-то очень хочу – я всё равно делаю по-своему. Всё же я – писатель, то есть, до известной степени, сама себе бог на листе бумаги; ну и в жизни, соответственно, сама себе указ. И вы знаете – тьфу-тьфу, – с машиной всё обошлось! Из этого поединка я вышла победительницей.
Выбор
Я легко выдерживаю тяжёлый труд, самую что ни на есть «неквалифицированную» работу, не боюсь физических нагрузок. Не выношу только одного: чувства унижения, оскорбления. Всегда была чрезвычайно в этом вопросе чувствительна и щепетильна. Помните, в начале 90-х – листовки общества «Память»? Вся наша округа ими была обклеена. И люди стояли на обклеенных этой мразью остановках, спокойно ждали троллейбуса, автобуса… ехать-то по своим делам надо. Такое получалось тогда дело житейское… Вот когда я почувствовала себя глубоко униженной и оскорблённой и не захотела в этом пространстве существовать. Просто увидела непереносимость моего существования в здешних декорациях. Я знаю многих деятелей, которые, покинув в те годы Советский Союз, рассказывали, что им не хватало молока, хлеба, элементарных человеческих удобств... Никогда меня это не волновало. Я человек чрезвычайно скромный в бытовых запросах. А вот моральный климат – он должен быть очень комфортным для меня. Не выдерживаю дискомфорта. И в конечном итоге мне повезло. Я попала в то пространство, где почувствовала себя действительно хорошо, притом что вначале – житейски, физически – было очень трудно. В Израиль мы семьей приехали налегке. Весь багаж занимали картины, кисти-краски мужа и дурацкий огромный гжельский чайник, мой любимый, который я завернула в мужнины трусы и трусы сына. Вот с этими трусами мы и начали новую жизнь. И ничего, выкарабкались. Первое время жили в маленьком асбестовом вагончике на сваях, в поселении на высоком холме посреди арабского города Рамалла. Было очень опасно: в наши машины стреляли, бросали бутылки с «коктейлем Молотова». Писательница Люся Улицкая (*внесена Минюстом России в список лиц, выполняющих функции иностранного агента), приехав ко мне в Рамаллу в автобусе с зарешёченными окнами, сказала: «Ничего не могу понять: в Москве ты боялась заходить в свой тёмный подъезд на улице Милашенкова, а здесь не боишься, хотя у детского горшка лежит автомат?!» Однако там, посреди ветров Самарии, было абсолютное ощущение того, что моя собственная жизнь зависит только от моего выбора. И что именно я ответственна за свою жизнь и за жизнь детей, за то, что будет дальше: со мной, с ними и в целом с этой страной.
Женская доля
Принято считать, что женщина гибче мужчины. На самом деле мне приходилось встречать самые разные варианты отношения к действительности и быть свидетелем и участником самых разных сюжетов. Видала я и мощных, как бульдозеры, мужиков, прущих через бурелом судьбы, за пазухой которых уютно примостились милые кошечки-жены, видала и семижильных баб, за день способных убрать по две виллы и сбегать на рынок, чтобы накормить депрессирующего на диване мужика… Знакома с русской женой нашего приятеля, еврея, который то и дело мыкается без работы, а она – архитектор, лауреат государственной премии Израиля, без её подписи не идёт ни один проект в большом регионе; знакома с мужиком, которого в Израиль притащила жена, через месяц ушла от него к состоятельному израильтянину, а он остался без гроша, знал только одно слово – «работа», так и таскался по разным лавочкам-хозяйствам и твердил угрюмо: «работа»… «работа»… пока кто-то не сжалился и не позволил за копейки безъязыкому какие-то ящики таскать…
Скажем так: я думаю, что на преодоление трудностей у женщины, как говорят спортсмены, «дыхалка» лучше, понимаете? Длиннее дыхание… Женщина природой приучена к долгому свершению самого великого дела – вынашиванию ребенка. Терпеливее мы, в целом. Хотя бывают исключения. А главная сила, которая женщине помогает (да и мне, в частности), всё та же: дети. Ты сама уж как придётся, а дети должны быть накормлены, одеты и заняты пристойным делом. Точка.
Поворотный момент
Это случилось, когда мне исполнилось пятнадцать. Произошло следующее: будучи совершенно несознательным подростком, невероятной бездельницей и лгуньей, я наткнулась на журнал «Юность», в котором была публикация Наташи Хмелик, в то время ученицы 8-го класса. И тогда я подумала: а я-то уже в 9-м! Амбиция взыграла. «Юность» тогда был журналом тиражным, жутко популярным. Писателям нравится, когда их фотография предваряет публикацию; как раз в «Юности», в отличие от других советских журналов, публиковали фото автора. А у меня уже много рассказов было написано к тому времени. И вот один из рассказов я отправила в журнал. Текст мог быть запросто выброшен в редакционную корзину. Однако Виктор Славкин, в руки которого попала моя тетрадка, прочитал, разобрал мой кошмарный почерк, счёл рассказик «смешным» и принял к публикации в разделе «Зелёный портфель». Таким образом моя шкодливая физиономия в 71-м году впервые появилась на странице журнала с трёхмиллионным тиражом. Так закончилась моя жизнь. В смысле – нормальная жизнь. Началось сумасшествие. Когда ребёнка публикуют на страницах популярного издания, он становится самовлюблённым графоманом: нарциссом. Мой случай. Я начала заваливать журнал рассказами. Их продолжали публиковать. Одновременно я закончила консерваторию в Ташкенте. В двадцать один год стала свободным художником – я только и делала, что писала. Ещё одно потрясение для юного организма. Есть опасность спиться, скурвиться… да много опасностей подстерегает молодой безмозглый организм. Но, на моё счастье, я родилась в семье с авторитарным отцом, деспотом в хорошем, правильном смысле слова. Папа у меня очень строгих правил. И будучи сама по гороскопу Девой, человеком самодостаточным внутри себя, я полностью ударилась в запой… как это получше-то сказать… в страшную тягу к самовыражению через слово. Оказалась запряжена в эту повозку с очень раннего возраста. И никакие романы юности, ни первый неудачный брак вот этого моего рабочего состояния, всегда рабочего состояния даже не коснулись.
С годами оно и возникло стойкое ощущение, что все важные события жизни я выстраивала сама и сама осуществляла, лично, своею мышцей простёртой, так скажем, по-библейски. Я – крепкий человек. И я верю в себя. И абсолютно убеждена, что сильная личность может владеть собственной судьбой. Во всяком случае, «держать лицо», что бы ни стряслось.
Материнский инстинкт
Мой сын служил в Армии обороны Израиля. Но сыну положено, как мужчине, пройти этот путь, особенно в такой стране, как Израиль, население которой нуждается в защите ежедневно, ежечасно. А потом пришло время и дочери в армию идти… Она по характеру ответственный и взрослый человек. Граждански ответственный. Могла бы и уклониться от армии (для девушки есть варианты альтернативной службы, да и возможность вообще не служить), но решила, что «должна два года отдать этой стране». И служила, как и все ребята из её класса. Я её уважаю за это. Очень важно: уважать своего ребёнка. Хотя, признаюсь, ужас что со мной тогда происходило, это были дни Второй ливанской войны… Я жила как-то машинально, делала всё, что требовалось «по жизни», а в голове сидело только одно: добралась ли уже моя девочка со своей базы до Иерусалима?.. Но я понимала, что не должна вмешиваться; у неё ведь тоже со временем должно выработаться стойкое чувство самоуправления собственной жизнью. Я не имела права ей мешать. Успокоительные на ночь, снотворные, валерьяночка с самого утра – всеёгодилось. С собакой гуляла три раза в день – тоже неплохо проветривало мозги. Всю войну не писала, невозможно было. Сидела в интернете: отслеживала – что взорвалось, куда передвинулись войска и что сейчас происходит там, где дислоцирована база, на которой служит Ева… Такая вот была реальность моей жизни на тот период.
Судьба
Есть судьба, которая является нам в виде случая, а есть судьба продлённая, пожизненная. В моей жизни судьба (одновременно – и случай, и действие длиною в жизнь) подарила мне встречу с художником Борисом Карафеловым, главным человеком в моей жизни. А познакомились мы, когда снимался идиотский фильм по неудачной моей повести «Завтра, как обычно». Зато на материале этих киностраданий написана удачная повесть «Камера наезжает». Значит, страдания и пошлость окупились, то есть рентабельны. А если вообще эту бодягу считать причиной нашей встречи с Борисом, можно считать, страдания не только окуплены, но и принесли настоящий капитал.
фото: личный архив Д. Рубиной
