Радио "Стори FM"
Толковый словарь... Алексея Иванова

Толковый словарь... Алексея Иванова

Детство

Я не считаю его счастливым. Во всяком случае, не стоит абсолютизировать счастье детства, как это часто бывает. Конечно, в детстве тебе всё интересно, каждая мелочь вызывает бурю эмоций, воображение работает на полную мощь. Ты поглощаешь информацию с такой скоростью, с какой никогда больше уже не сможешь. Ты всё время узнаёшь что-то новое. 

Если процесс познания приносит человеку удовольствие, то детство будет вспоминаться как счастливая пора. Но ведь в детстве ты понимаешь и многие горькие истины. Например, что ты умрёшь. Что родители твои умрут. Кроме того, в детстве ты сам себе не хозяин, тобой руководят люди, которые часто не понимают тебя, потому что меряют по себе либо равнодушны к тебе, и это чувствуется. В детстве ты полностью раб жизненных стратегий. 

Ты не можешь выбирать. Сказали тебе: езжай в пионерлагерь, – и ты едешь, куда деваться? К тому же в детстве ты веришь всему, что тебе говорят, а многие из тех убеждений, которые в тебя вдалбливают, не соответствуют действительности.

Если брать моё советское детство, то я рос на промышленной окраине большого города. Меня очень удручало, что мне надо будет идти в армию, а после армии придётся стоять на заводе у какого-нибудь станка. В лучшем случае я буду школьным учителем. Меня всё это не устраивало, но так было со всеми молодыми людьми в моём окружении. И мне говорили: «А ты что, какой-то особенный? Будешь жить как все!» Я верил, пока не вырос и не начал жить иначе. Так что, на мой взгляд, самое счастливое время для человека – зрелость.

     

Заграница

У меня довольно долго не было загранпаспорта. Я много ездил по стране, но не выезжал за её пределы. Мне казалось, что это «собьёт настройки». Навяжет какой-то комплекс неполноценности. Но судьба всё-таки выпихнула меня за границу, и случилось примерно то, чего я опасался, и даже в более выраженной форме.  

После Европы я потерял интерес к российской жизни. Российские страсти стали мне как-то скучны. Они выглядели периферийными, маргинальными, отсталыми. Западный мир уже прошёл те стадии развития, на которых мы сейчас ломаем копья. На наши вопросы уже давно есть ответы. Мы как школьники, которые считают, что самая трудная задача в науке – доказать теорему Пифагора. В общем, то, что прежде мне казалось актуальным, сейчас кажется архаичным. И уже не хочется ничего доказывать и объяснять, не хочется принимать в чём-то участие.

Но я человек русского языка. Я легко мог бы жить в Европе, но мне там нечего делать. Сфера приложения усилий только в России. Поэтому у меня сменилась идеология. Если раньше меня больше увлекали общественные идеи, то сейчас – либо нравственные, которые всегда и везде актуальны, либо, так сказать, формальные. Скажем, какова должна быть структура современного романа? А о чём роман – уже не важно. Если раньше, например, я читал «Тихий Дон» как эпопею о Гражданской войне, то сейчас перечитываю как поэму о русском языке.

 

Женщина

Для того чтобы описать женщину, надо встать на её позицию. Гендерные различия, конечно, преодолимы умозрительно, однако достаточно сложно осуществить такую трансформацию души. У мужчин и у женщин разные стратегии поведения. То, что для женщины естественно, мужчине может показаться покушением на его свободу. 

Если сильно упрощать и обобщать, то можно сказать: для женщины главное – семья, а для мужчины – работа. И работа может идти вразрез с интересами семьи. Предположим, некий мужчина предпочитает работу в ущерб семье. Мужчина считает себя героем, а женщина считает его предателем. 

В реальной жизни всегда надо договариваться, пытаться понять партнёра. А в литературе конфликт – двигатель сюжета. Анна Каренина согласна была жить с Вронским вдвоём отдельно от мира, а для Вронского был важен высший свет.

В общем, надо всегда помнить, что мужчина и женщина – разные, но эта разница должна притягивать людей друг к другу, а не отталкивать.

 

Красота

Вещь амбивалентная. Красивая женщина всегда становится объектом охоты. Такова человеческая природа. И охота ведётся бесчестными средствами, увы. Поэтому женщина должна быть умной, иначе она попадёт в ловушку. Возьму пример из близкой мне литературной жизни. 

Красивая женщина пишет стихи. И мужчины врут, что эти стихи прекрасны, лишь бы понравиться. И женщина теряет адекватность. Начинает верить, что она Марина Цветаева, и жестоко страдает, когда её стихи не признают. Такое может сломать жизнь, и не раз приводило к суициду. 

Так что быть красивой – значит жить всегда в риске. А лично я не боюсь красивых женщин. Находиться в их обществе всегда приятно, и очень интересно узнавать об их жизни, поскольку их жизнь – кладезь сюжетов и характеров. Не знаю, спасёт ли красота мир, но уж точно сделает его увлекательнее.

 

Любовь

Есть такое понятие – «субстанциональность». Субстанционально то, из чего «сделан» мир. А остальное лишь занимает свободное место. Иисус Христос первым в истории человечества открыл, что любовь субстанциональна. Мир «сделан» из любви, из добра, потому что они обладают самым большим созидательным потенциалом. А ненависть и зло занимают те пустоты, откуда ушли добро и любовь. Помните знаменитое: «Любовь долго терпит, милосердствует, не помнит зла, не ищет своего…»? Это критерии субстанциональности. И всё, что не подходит под эти критерии, – в лучшем случае любовь к себе. А она не созидательна. Делать что-то по-настоящему хорошее мы можем только для другого человека.

 

Писательство

Недавно я обнаружил у себя в архиве исписанную ученическую тетрадку, озаглавленную «Три Робинзона. Фантастическая повесть. Алёша Иванов, 6 лет». Четырнадцать страниц текста – немало для дошкольника. Сюжета в том произведении ещё не было, так как я ещё не понимал, что такое сюжет. Просто пароход терпит крушение, часть команды спасается на плоту и так далее. Но дело не в сюжете. 

Дело в том, что я с детства хотел быть писателем. Для меня это была самая интересная и романтичная профессия. В шесть лет у меня не было любимого писателя или любимого произведения, которые могли бы повлиять на жизненный выбор. Я просто знал, что есть такая работа – рассказывать истории. Тут вопрос в том, как устроена личность человека. Какое существование ей наиболее органично. Как человек воспринимает мир. 

Например, прирождённый фотограф видит мир как серию фотографий, которые он мог бы сделать. Прирождённый журналист видит мир как череду новостей, которые он мог бы опубликовать. Прирождённый вор видит мир как множество чужих карманов, в которые он мог бы залезть. А прирождённый писатель видит мир как разнообразие историй, которые он мог бы рассказать. Для писателя любое впечатление от жизни сразу обретает форму некого сюжета. И я таким был всегда, сколько себя помню.

 

Порок

По-моему, самый страшный – самовыражение. Продвижение своей персоны, а не своих компетенций. То есть когда человек претендует на статус не потому, что он этого заслуживает в силу своих навыков или способностей, а просто потому, что в силу каких-либо причин имеет возможность заполучить этот статус. 

Сейчас настала эпоха тотального самовыражения. Глупый школьник спорит с профессором просто потому, что они имеют равные права в «Фейсбуке». Артист по телевизору учит, как надо решать житейские проблемы, просто потому, что он популярнее профессионального психолога. 

Журналист рассуждает об экономике не потому, что разбирается в ней, а потому, что не дал свой микрофон экономисту. Чиновник принимает решение не потому, что будет польза, а чтобы показать, как он крут, и всех нагнуть. И так далее. Умение понять, где тебе не место, – огромная проблема современной культуры, превращающая досадный человеческий недостаток в страшный порок.

 

Социализация

Важнейшее из умений, которое даёт школа. Тот, кто не социализирован, никогда не сделает карьеру, останется изолированным от общества. Вспомните гениального математика Григория Перельмана, доказавшего гипотезу Пуанкаре. Он добился выдающихся результатов в науке, но не конвертировал свой успех во что-то конкретное. Для учёного, видимо, это означает руководство своим исследовательским центром или создание своей школы. Перельман предпочёл остаться одиночкой. 

Может, он социопат, может, аутист. И дело не в гениальности: Пушкин был гением, но и прекрасно социализированным человеком. Социализация – это возможность изменять мир к лучшему в максимально доступной для человека степени. Это то, что человек даёт обществу, то, что он делает для других, а не для себя и для одной лишь возвышенной истины.

 

Судьба

Не верю – ни в судьбу, ни в рок, ни в предначертание, то есть в высшую волю, которая руководит человеком. Но я верю в некие неизменные принципы, по которым строится жизнь человека. Не знаю, от чего они зависят и как воплощаются, но они есть. Вспомните старый анекдот: жена ругает мужа, обзывает выдающимся неудачником и говорит, что на всемирном конкурсе неудачников он занял бы второе место. Муж удивляется: а почему же не первое? И жена отвечает: потому что ты неудачник! То есть у этого человека всегда сохраняется принцип провала. Он может делать что угодно и всё равно потерпит поражение. Вот так сочетается свобода воли с предопределённостью. 

Судьба ли это? Нет, потому что человек сам выбирает свою дорогу. Но на любой дороге он достигает одного и того же результата. Если выбрать ту дорогу, на которой провал будет означать победу, человек преодолеет заданность своей жизни. Вспомните, например, повесть Василя Быкова «Дожить до рассвета». 1941 год, лейтенант с диверсионной группой отправляется в тыл к немцам, чтобы взорвать склад боеприпасов, но эта миссия невыполнима: группа разгромлена, сам лейтенант ранен и он погибает, взорвав всего-то телегу с полицаями. Это поражение, которое выше победы. Это нелинейность жизни, в которой судьба – невыполнимость миссии – преодолена волей человека. Формально судьба торжествует над человеком, но мы-то понимаем, что на самом деле победил человек.

 

Табу

Если говорить в целом, то вся культура – это всегда система запретов. И личность человека – тоже система запретов: «я не ворую», «я не бью животных», «я не увиливаю от обещаний» и так далее. Некоторые табу человек принимает от общества просто на веру, аксиоматично. Это этические императивы. Вспомните, как в фильме «Терминатор» Джон Коннор говорит роботу: «Людей убивать нельзя!» Робот спрашивает: «Почему?» Джон отвечает: «Нельзя, и всё!» Это и есть этический императив. Он не нуждается в доказательствах. И он приводит к поведенческим табу. Например, табу на убийство. А многие табу приходят к человеку с опытом. Скажем, на своём личном опыте я убедился, что лучше делать любимое дело за маленькие деньги, чем нелюбимое за большие. Лично мне работа интереснее вознаграждения, поэтому нелюбимая работа – табу. Она только измучит, и никакие деньги не компенсируют дискомфорта.

 

Фамилия

К своей фамилии я отношусь с иронией. Как сказал барон Мюнхгаузен в известном фильме, «иметь в Германии фамилию Мюллер – значит не иметь никакой фамилии». И ничего тут не поделаешь. Во-первых, эта фамилия досталась мне от родителей, которых я люблю и уважаю. Во-вторых, в определённом смысле такая фамилия – вызов судьбе. Если бы у меня была фамилия Гогенцоллерн, мне было бы гораздо легче. А вот попробуй добиться известности с фамилией Иванов! 

Так что фамилия – тоже некий движущий механизм развития. Издатель, который решил выпустить мою первую книгу, не делал на меня ставку как на автора, иначе, конечно же, предложил бы взять псевдоним, как предложил поменять авторское название романа «Чердынь – княгиня гор» на более приемлемое «Сердце Пармы». Я же оказался писателем «долгоиграющим», однако навязывать мне псевдоним было уже поздно.

 

Школа

Учительский опыт дал мне трезвое и печальное видение мира: как много природа даёт человеку и как мало её даров человек использует в своей жизни. В школе видишь сотни хороших и способных ребят, но, скорее всего, в жизни они ничего не добьются. Причин много. Основная – удручающая бедность, которая не позволяет вырваться из среды. Если мать-одиночка получает восемь тысяч, её сын не сможет учиться в вузе, он пойдёт работать в ближайшую шарашкину контору. 

Другая причина – сама среда, которая не предполагает, что можно жить иначе. Люди не понимают, что автослесарь – это не «счастливый билет», а приговор. Ну и конечно, склонность людей к компромиссу с судьбой. Желание получить выгоду прямо сейчас, а не завтра. Неумение инвестировать в собственную жизнь. Какая-нибудь девочка думает: лучше я пойду закройщицей в ателье и мне дадут кредит на шубу, чем я без шубы поступлю в университет, который может вывести меня на другой уровень жизни, но только через пять лет. 

Всё это, разумеется, было и в моей юности. Хотя как-то теплилась надежда, что с тех давних лет что-то изменилось: амбиций стало больше, потому что жизнь сделалась более разнообразной, нежели в СССР. Однако школа меня убедила, что в основах общества всё по-прежнему. Довольствоваться малым и предать своё призвание – это норма. 

Лично я себя не предавал и стал тем, кем хотел, – писателем, но от этого не легче.

 

Записала Светлана Иванова

фото: Александр Кряжев/ МИА "Россия сегодня"