Радио "Стори FM"
Жак в красной шапочке

Жак в красной шапочке

Автор: Ольга Филатова

Жак-Ив Кусто большую часть своей жизни молчал в трубочку, это была его работа. Дело было под водой, там все помалкивают. Кусто начал ныряльщиком, а закончил жизнь ученым-океанологом. Благодаря французу в вечной красной шапочке мир познакомился с безмолвием океанских глубин, а океан с новым видом человека – аквалангистом. Кусто альтруистически искал на дне затонувшие корабли и тайну творения человека. А что нашел в итоге?

Еще недавано погружения в океан казались уделом избранных, каких-то там океанологов, ихтиологов, подводных археологов и прочих «логов». Подводное снаряжение стоило, как самолет, и было не по карману частным лицам. Кто ж знал, что все это будет называться дайвингом и станет доступно рядовому посетителю морских курортов? Стремительно меняется мир. Нынешнее телевидение представить без подводных съемок невозможно. Но разве вспоминаешь о том, кто придумал акваланг? А подводную кинокамеру кто? Кусто, это был Кусто в красной шапочке.

Достоверно известно, что лишь саму воду изобрел не Кусто, а все остальное, что нам ее прояснило, именно он. Только после Жак-Ива Кусто люди стали беспрепятственно лазать в глубинах морей. До него путь на дно оказывался доступен особо храбрым медноголовым рыцарям – водолазам. А что взять с водолаза? Нужно понимать, что спуск водолаза подобен погружению трехстворчатого шкафа, такая у него маневренность. Ни о каком свободном перемещении по дну речь не заходила до самого появления Кусто с его аквалангом в 1943 году. 

При таких условиях водолазы, которых в те доисторические времена было всего человек тридцать на всю планету, ходили гоголями и пользовались правом первоисточника информации о жизни морской. Кроме них-то на дне никто не был. Любой их рассказ принимался на веру – русалки, морские твари, утопленники, зубастые моллюски, сокровища... Увидеть же все своими глазами стало возможно лишь после того, как храбрый Кусто придумал и сам же освоил единственно верный способ – акваланг, а потом и кинокамеру для подводных съемок. 

Чтобы быть точными: сперва Кусто вдвоем с инженером Эмилем Ганьяном собрали акваланг. Через пару лет Кусто понадобилась кинокамера для подводных съемок, он и ее придумал. В середине 50-х он же изобрел годный подводный батискаф. Конечно, и до него пытались и даже погружались, но последствия тех погружений так сильно вредили здоровью, что вспоминать о них приходится с большим сочувствием – кессонная болезнь, кислородные отравления, да и просто утопления не были редкостью, скорее правилом. И только Кусто повезло, его устройства оказались технически более грамотными, позволяли возвращаться в воздушный мир без потерь. 

К середине 60-х Кусто дозрел до мысли, что под водой хорошо бы пожить, и придумал подводные дома. Это был очень амбициозный француз, он так широко мыслил, что товарищи не успевали собирать с асфальта челюсти. Он экспериментировал с этим в 60-х годах, втравив друзей в самый масштабный после космических полетов проект человечества, о котором чуть позже. Сперва акваланг.


Через соломинку

Проникнуться сегодня идеей дайвинга ничего не стоит, особенно если посмотреть все серии «Одиссеи Кусто». Но ведь до «Одиссеи» по телевизору не показывали ничего особо подводного. Сам он, как известно, обольстился черно-белой и даже немой лентой из жизни капитана Немо, снятой в начале века по роману Жюля Верна. Это было все, что подготовил мировой кинематограф ко дню рождения нового Немо – Капитана Кусто, как его будут звать потом. Чем было обольщаться маленькому французу, прыгавшему в бассейн, зажав нос пальцами, и нырявшему «буль-буль-топориком»? 


«Еще мальчиком, живя в Эльзасе, я прочел чудесную историю о герое, который укрылся от злодеев на дне реки и сидел там, дыша через камышинку. Я прикрепил отрезок садового шланга к куску пробки, взял один конец в рот, схватил камень в руки и нырнул в плавательный бассейн. Я не смог сделать ни одного вдоха, бросил и шланг, и камень и судорожно рванулся вверх. Недаром мальчишки относятся с недоверием к подобным россказням» 

 

Истинная правда – авторы повестей крайне редко проверяют на себе те способы, которыми снабжают своих героев, даже Жюль Верн верил на слово водолазам и ног не мочил. А вот Жак-Ив проверил на себе. Он и дальше многое проверил и опроверг, этот новый Немо. Зачем? Он никогда не мог удовлетворительно ответить на вопрос: зачем нужно нырять в море? Просто затем, что оно существует,  так он отвечал журналистам. 

По логике получалось, что и выпить яду можно бы только потому, что он попал к нам в руки. Подобный ход мысли свойственен детям лет до тринадцати. И прав был его друг и товарищ Андре Лабан, который характеризовал Кусто вечным мальчишкой. Его интерес к морю на самом деле был: посмотреть, потрогать, поиграть – неугасимым детским любопытством.

Жак Ив Кусто
Член французской академии Жак-Ив Кусто. 1989 год

Кусто родился в 1910 году во Франции, в маленьком городке Сен-Андре-де-Кюбзак, в семье адвоката Даниэля и Элизабет Кусто, морю ничем, кроме любви к устрицам, не обязанным. Родители дали ему главные качества, которые он впоследствии сумел реализовать в дело: любопытство, укрепленное целеустремленностью и твердостью доводить до конца начатое. Кусто был упорен, местами поразительно. Почему он не останавливался, даже когда ему грозила опасность? После ряда событий, которые объективно говорили о неудаче, почему он не опускал рук? У любого на его месте были причины забросить тугое дело. Но только не у Кусто. 

Думаете, вокруг него не собирались люди, ревнивые к успеху? Все те, кто, выбрав самый удачный момент, шепнет на ухо – у тебя ничего не получится, брось ты свою затею… Эти вьются вокруг любого выдающегося дела, всегда. Нужно иметь очень сильный внутренний мотиватор, чтобы отмахнуться от шептунов. Характер у Кусто был военно-морской, прям адмиральский. Говорят, он был авторитарен. О нем рассказывали, что он часто бывал другом, который «оказался вдруг…», мог ради дела переступить через самую святую дружбу. 

А еще говорили, что ради друга он мог загрызть акулу. Эти противоположные свидетельства объясняются просто. Кусто был слишком бугристой личностью, мимо него никто не проходил, об него не задев и не ушибившись. Даже собственные дети не остались вне ударной волны его жизни. Кусто давно умер, а дело его продолжает вызывать резонанс в судьбах связанных с ним людей.

И все-таки, кроме кино и повестей, в судьбе Кусто должно было случиться нечто, навсегда связавшее его с морем. И такая «прививка Ихтиандра» произошла с ним воскресным утром 1936 года. Это было близ Тулона, когда он впервые окунул в воду голову, надев водонепроницаемые очки. «Я служил тогда на флоте рядовым артиллеристом, был неплохим пловцом и преследовал одну цель – отработать свой кроль», – он все еще думал о море лишь как о соленой среде, разъедающей глаза.  


«И вдруг мне открылось поразительное зрелище: подводные скалы, покрытые зарослями зеленых, бурых, серебристых водорослей, среди которых плавали в кристально чистой воде неизвестные мне дотоле рыбы. Вынырнув на поверхность за воздухом, я увидел автомашины, людей, уличные фонари. Затем снова погрузил лицо в воду, и цивилизованный мир разом исчез; внизу были джунгли, недоступные взору тех, кто движется над водой» 


Он никогда не смог забыть то первое впечатление – сухой воздушный мир, где пьют шампанское, болтают в кафе на побережье, вдыхая морской бриз, ассоциируют с морем рыбу, паруса, соленый ветер… мир сухопутья оказался вовсе не единственным на нашей планете. С этого момента Кусто очень полюбил совать голову в воду, как будто открывал дверь в иное измерение. Он только никак не мог смириться с тем, что человек – это теплокровное млекопитающее, не в состоянии нырять, как рыба.

Главное событие его жизни произошло в середине войны, причем на оккупированной территории: Кусто впервые опробовал то, что можно сегодня назвать эмбрионом современного акваланга – первый аппарат для погружения легкого ныряльщика. Совершенно новая система позволяла быть в воде автономным и подвижным – подвижным, это самое главное. «Акваланг» («подводные легкие») так было названо Кусто устройство, полученное как-то утром Жак-Ивом в посылке от инженера  Ганьяна (специалист по газовому оборудованию изобрел клапан, обеспечивающий подачу дыхательной смеси). После чего Кусто немедленно помчался к своим товарищам, разделявшим его страсть к нырянию. 

Товарищей звали Филипп Тайе и Фредерик Дюма. Все трое разволновались как маленькие, когда увидели распакованный груз. 


«Ни один мальчишка не испытывал такого волнения, разбирая рождественские подарки, какое переживали мы, когда распаковывали первый акваланг. Если аппарат действует, то это будет означать подлинную революцию в подводных работах! Мы увидели батарею из трех небольших баллонов, наполненных сжатым воздухом» 


Комплект дополняли ласты, вырезанные из куска резины, и маска с цельным стеклянным окошечком. Друзья, конечно, тут же отправились испытывать аппарат в укромный заливчик, где можно было не опасаться любопытных соотечественников и солдат-оккупантов. Их волнение более чем объяснимо. На тот момент Кусто нырял самыми различными манерами уже лет десять подряд, пытаясь найти способ оставаться в воде как можно дольше и как можно глубже. 

Новый аппарат оказался хоть и не без изъяна, но вполне годным к применению. Вот описание первого погружения: «Я медленно опустился на песчаное дно. Мои легкие без усилия вдыхали чистый, свежий воздух. При вдохе раздавался слабый свист, при выдохе – негромкое журчание пузырьков. Регулятор подавал ровно столько воздуха, сколько было необходимо. Я глянул вниз, чувствуя себя посторонним, вторгающимся в чужие владения. Подо мной впереди тянулось нечто вроде оврага, склоны которого были покрыты темно-зеленой травкой, черными морскими ежами и мелкими, напоминающими цветы белыми водорослями. Тут же паслась рыбья молодь. Песчаные откосы уходили вниз, теряясь в глубокой пучине. Солнце сияло так ярко, что мне приходилось щуриться. Прижав руки к бокам, я слегка оттолкнулся ножными ластами и двинулся с нарастающей скоростью вглубь. Затем перестал работать ногами: теперь мое тело двигалось по инерции, совершая удивительный полет…» 

Он писал это, конечно, после того как миллион раз побывал и на дне, и даже ниже – в пещерах и подводных подземельях, в которые до него не заглядывал ни один смертный. Кусто не литератор, его попытки передать словами ощущения довольно скупы и не передают то впечатление, которое получает впервые макнувшийся с аквалангом ныряльщик. Подводное плавание! Вот дисциплина, которую стоило бы преподавать в школе, информация, без которой картина мироздания бывает просто таки неполной. 

Планета под водой – это та часть мозаики, которую непременно стоит получить в копилку знаний об устройстве вселенной. Один раз попробовал, непременно вернешься туда и никогда не забудешь, где находится дверь в иное измерение, о котором ты мог бы никогда не узнать, не доведись случай. 

И первое погружение – как инициация, этакая «прививка Ихтиандра». Казалось бы, ну вот вода – мокрая, подвижная стихия, которую каждый щупал, каждый ее пил, нюхал, лил себе на затылок, но чтобы вот так, сунув голову в маске всего на метр ниже поверхности, ты стал бы и не человеком уже, а кем-то другим … да разве поверишь, сам-то не попробовав? Вот на это самое и попался будущий Капитан Кусто. 

«…словно в грезах: я мог остановиться и повиснуть в пространстве, ни обо что не опираясь, не привязанный ни к каким шлангам или трубкам. Мне часто снилось раньше, что я лечу, расправив руки-крылья. И вот теперь я парил в самом деле, только без крыльев. (После первого "полета" с аквалангом я уже больше никогда не летал во сне.) Я представил на своем месте передвигающегося с большим трудом водолаза с его громоздкими калошами, привязанного к длинной кишке и облаченного в медный колпак. Мне не раз приходилось наблюдать, как напрягается водолаз, чтобы сделать шаг: калека в чужой стране. Отныне мы сможем проплывать милю за милей над неизведанным миром, свободные и ничем не связанные, чувствуя себя, как рыба в воде».

Его собственные жена и детишки, конечно, стали первыми, кому он подарил море. Он заказал мини-версии для своих двоих сыновей, которым к тому времени было семь лет и четыре года. Счастью мальчиков просто не было границ, он никак не мог заставить их замолчать, они попрыгали в воду раньше, чем усвоили закон – в воде нельзя открывать рта. Нырнувший Филипп засмеялся от счастья, увидев подводный мир, и чуть не захлебнулся – отец успел вернуть на место его мундштук. 

Они наперебой пытались задавать ему вопросы и основательно наглотались соленой воды, пока он не сгреб обоих в охапку, вытаскивая на берег. Море требует тишины, маленьким мальчишкам надлежит держать язык за зубами – он велел им запомнить правило. Как жаль, что детство кончается. Обучая сыновей дайвингу, он не мог знать, к чему это приведет обоих. 

Его младший сын, тот самый, что смеялся на глубине, погиб при крушении над морем гидросамолета – погиб таинственно, поскольку никто, кроме него, в той аварии не пострадал, даже пилот вынырнул после удара машины о воду. Его тело так и не удалось найти. А старший сын Жан-Мишель принес ему самое большое в жизни разочарование, незадолго до смерти Капитана он вступил с ним в правовое противоборство по поводу использования имени Кусто как торгового бренда. Отец так разобиделся на сына, что готов был прервать родственные узы, и отказал ему и его потомкам в наследстве, отписав все имеющееся имущество своей второй жене и своим детям от второго брака. Но об этом дальше.

Когда ныряльщики наконец поняли, что затея с аквалангом удалась, они долго не могли поверить в сбывшуюся мечту. Какие перед ними открывались перспективы, уму непостижимо. Первым делом, конечно, надо было проверить россказни водолазов. Вторым – срочно разыскать все затонувшие клады, рассказы о которых разливают по бокалам в марсельских кабаках.


Пиастры

Сокровища! Затонувшие сокровища! – вот первая мысль, которая возникает у любого телезрителя при виде акваланга. Хоть на один вечерок, да размечтаешься, как погружаешься в кристальные воды Атлантики или хоть Адриатики и, булькая от радости, извлекаешь из пучин никем доселе не освоенный сундучок, целехонький, оброненный лет пятьсот назад кем-то одноногим и одноглазым. Пиастры, а как же, пиастры. Хотя, спрашивается, зачем тебе, воротничок ты офисный, эти средневековые испанские червонцы? 

К слову, даже Кусто, самому первому, кто посетил многие из затонувших кораблей, так и не удалось ни разу обнаружить в них ничего ценнее бронзы и фарфора. Или все-таки это он внушил общественности мысль, что беден как церковная крыса, а на самом деле…

kuvchin.jpg
"Я не знаю другого занятия, которое так вознаграждало человеческую любознательность", Жак Кусто
Понятно, что, став обладателем реального способа искать под водой клады, Кусто и его друг Фредерик Дюма, которого он всегда называл Диди, не удержались от искушения приступить к поискам. О, если бы то было столь простым делом, все морские клады давно бы лежали в сухих карманах. И хотя друзья не были такими дураками, чтобы верить каждому водолазу, однажды они таки попались на удочку морского клада. 

«Давным-давно, – рассказывал старый рыбак, – между Рибо и островом Поркероль  столкнулись на глубоком месте два колесных парохода. Оба пошли ко дну. Один из них вез золото…» 

По словам рассказчика, никто не мог извлечь сокровищ, потому что на месте крушения обитал чудовищный морской угорь… Как дошло до этого места, аквалангисты засмеялись. Им давно были знакомы истории в стиле: судно аверкиль и морской дракон, стерегущий золото. Однако фигурант дела, которого упоминал старик – некто Мишель Мавропойнтис, оказался их старым другом и настоящим ветераном водолазного дела, и они решили проверить байку. 

Они нашли Мишеля в его любимом кабаке, сидящим за стойкой бара, такой старой, что истории о кладах свисали с нее невидимыми коралловыми наростами. По лицу Мишеля Мавропойтиса было сразу видно – это отпетый водолаз! Он необычайно приободрился, заметив на пороге своих любимых слушателей и поставщиков халявных спиртных напитков. Получив из рук Кусто стаканчик патиса, он завел свою волынку: «Между этими двумя судами, о которых вы спрашиваете, нет никакой связи», – молвил он. 

По словам ныряльщика, получалось, что одно из них, «Мишель Сеи» затонуло пятьдесят лет назад. Второе – «Виль де Гра» было протаранено судном «Виль де Марсель» еще в конце прошлого века. «Де Гра» вез итальянских эмигрантов – пятьдесят три человека, имевших при себе ни больше ни меньше – тысячу семьсот пятьдесят золотых монет. Нос парохода лежит на глубине шестидесяти, корма – ста восьмидесяти футов… Далее водолаз поведал, как проболтался целое лето под водой в радиусе затонувшего «Мишеля», с которого сумел поднять несколько ящиков пива, мешки с подмокшей мукой и посуду. И это было все, чем умелому ныряльщику удалось вознаградить себя за храбрость. 

«Виль де Гра» он тоже нашел и даже, как хвастался после пятой по счету рюмки патиса, нашел на нем целехонький сундучок с драгоценностями… которые оказались театральной бижутерией и рассыпались в прах у него в пальцах  раньше, чем он довез их до берега. Эмигрантского золота ему разыскать не удалось. Не так-то просто вырвать у моря его секреты. Да и так ли много было на свете кораблей, грузом которых являлись золотые или хоть серебряные монеты? Что же стоит искать в трюмах средневековых каравелл? Мешки с пряностями, ценившимися дороже золота, давно отсыревший табак, солонину, ткани, кости рабов, которых везли продавать? 

Материальные ценности очень недолго остаются сокровищами, соприкоснувшись с соленой водой. Поэтому разжиться на борту и впрямь можно разве что антикварной посудой или другими случайно оказавшимися там предметами искусства. Кусто случалось поднять со дна музейные редкости самых античных времен. Однажды он даже отыскал недостающий фрагмент бронзовой статуэтки, давно хранящейся в музее, – вообще нереальное везение. 

В другой раз они принимали участие в розыске и подъеме ценного груза свинца, крайне опасного для здоровья. Потом разыскали античные колонны из мрамора, которые затонули вместе с кораблем, везшим их к месту строительства храма. Но чаще им попадались современные артефакты, не представляющие большой ценности. 

Однажды им в руки попала сверкающая бутыль с неизвестной жидкостью, которую они, конечно, захватили с собой. Жидкость оказалась, по вполне экспертной оценке жены Кусто Симоны, прекрасным довоенным одеколоном. Кусто быстрее остальных понял, что сокровищ им не видать, и немного посмеивался над Диди, который неустанно выискивал в каждом новом затонувшем судне таинственные сундучки. Но попадались ему почему-то в основном матросские сапоги из разных пар.

«Легенды о кладах на дне морском – на девяносто девять процентов мистификация и обман; единственное золото, о котором приходится говорить в этой связи, то, которое переходит из карманов романтичных легковеров в руки ловких дельцов, – констатировал Кусто. – Обманчивая мечта о быстром обогащении, лелеемая большинством из нас, весьма успешно эксплуатируется владельцами пожелтевших морских карт с помеченными на них затонувшими кораблями. Успех жульничества обеспечен уже тем, что легковерные люди, дающие деньги на осуществление дутых проектов, знают море еще хуже, чем авторы подобных планов».

Покончив с морскими сокровищами, Кусто вылез из моря и, не отряхивая ласт, плюхнулся в озеро Титикака – он слышал о затопленных сокровищах инков. Окутанное древней легендой, и даже не одной, озеро лежало между Перу и Боливией на высоте 3800 метров выше уровня моря. Старые индейцы рассказывали, что на дне покоится отлитая из всего золота инков цепь, которую они спрятали от испанских захватчиков. По другой версии на самом дне стоял дворец короля инков, в котором вообще лежали нетронутые сокровища, затопленные силой колдовства древних божеств. По третьей легенде на дне можно было найти затопленный город, где золотыми слитками были выложены мостовые и стены домов. 

В глубине Титикаки Кусто тоже ждало разочарование. Вместо сокровищ и мифических дворцов он обнаружил там какое-то нереальное количество жаб, хорошо упитанных и ведущих себя распущенно, видимо плодящихся там со времен конкистадоров. Итак, Кусто с товарищами излечились от золотой лихорадки, особенно после того как разобрались во всех сложностях, которые ожидают «счастливца», на самом деле нашедшего морской клад. Юридическая волокита, вхождение в собственность и налоги способны свести на нет радость обладания любым сокровищем.

И все-таки Кусто и никто другой стал первооткрывателем тайн затонувших кораблей, а это и без сокровищ стоит того, чтобы погружаться. Когда закончилась война, Кусто и его друг Филипп Тайе первым делом предложили свои умения военным морякам, в чьи задачи входило разминирование подводных минных полей на тулонском рейде. Они первыми взялись обследовать затопленные корабли французского флота. Именно Кусто и Тайе снимали боевые торпеды с борта потопленной подводной лодки. 

А через несколько лет Кусто отравился с экспедицией в Северную Африку, где впервые в мире снял на кинопленку подводные археологические раскопки, опять-таки речь шла о сокровищах. Древнеримские суда времен Карфагена ждали своих археологов более двух тысяч лет и дождались они Кусто. Выходит, что и подводную археологию изобрел он, поскольку до него на такие исследования просто не было ресурсов.


О рыбаке и рыбке

Люди моря очень основательно питаются, это вам каждый дайвер скажет. Вернее, современный дайвер как раз признается: «Ныряльщики жрут как лошади». Вопрос питания встал остро, как только Жак-Ив, Диди и Филипп стали проводить в море больше времени, чем на суше. Но денег особо не было не только на покупку оборудования, но даже на просто регулярный обед. Годы оккупации не способствовали процветанию. 

Каждый раз ныряльщики старались извлечь из моря что-нибудь съедобное и все равно не могли утолить голод, выгонявший их из моря на сушу. Притом что их главной задачей все-таки была не поимка рыбы, они все чаще себя ловили на чисто гастрономическом интересе к проплывающим мимо представителям океанской фауны, которых постоянно хотелось не изучить, а попросту съесть. 

Это было одно из первых открытий Кусто – теплопроводность воды. Вода отнимает у человека тепло столь интенсивно, что его тело фактически работает, как грелка для всего моря. Исследования свойств воды, как ничто другое, иллюстрируют тот научный подход, который Кусто всю жизнь применяет. Кажется, он начинает изучать любую вещь, что попадает к нему в руки.

urok.jpg
Кадр из документального фильма Кусто "Мир без солнца"

«Наши первые исследования в области физиологии ныряния касались воздействия холода. Вода – лучший проводник тепла, нежели воздух, она обладает поразительной способностью поглощать калории. Тело купающегося теряет в море огромное количество тепла, что создает величайшую нагрузку на его тепловые центры. Подверженный воздействию холода, организм осуществляет решительное стратегическое отступление: первой на произвол врага оставляется кожа, затем подкожные слои. Происходит сжатие поверхностных капилляров; отсюда гусиная кожа. Если холод продолжает наступление, организм уступает ему руки и ноги ради сохранения жизненных центров. Падение внутренней температуры сопряжено уже с опасностью для жизни». 

Свои наблюдения и выводы Кусто записывал и синхронизировал. Этим он оказал неоценимую услугу последователям. Например, он сообщил им, что не имеет никакого смысла согреваться, кутаясь в теплую одежду или посредством спиртных напитков. Если пловцы и пили немного бренди, вынырнув после длительного погружения, то делали это для психотерапевтического эффекта, а вовсе не «для сугрева». Рецепт Кусто для согревания таков: горячая ванна или встать между двумя кострами на берегу. 

Опровергли они и то расхожее убеждение, что толстые люди лучше плавают, чем худые, якобы за счет более легких жировых клеток. Жир, если и полезен ныряльщику, то исключительно в качестве энергии разогрева – толстому в воде тепло, как тюленю. А сам Кусто, и без того совсем нетолстый человек, в воде терял последние миллиграммы жировой ткани.

Чтоб обеспечить себе пропитание, аквалангисты тащили из моря все живое, что только могли догнать. Вскоре они обзавелись снаряжением, необходимым для ловли рыб под водой. И узнали, что гарпун – оружие небезопасное для самого рыболова. Несколько раз с Кусто и его товарищами происходили эпизоды рыбной ловли по принципу старинной русской прибаутки «Я медведя поймал…». 

Кусто рассказывал, как на его глазах Диди ловил огромную ставриду, обнаружив ее вблизи подводного объекта, в недрах которого эта коварная тварь проживала. Диди загарпунил ее, и тут выяснилось, что силы рыбака и рыбки далеко не равны. Рыба в считанные секунды затащила ныряльщика вглубь пещеры. «Завязалась ожесточенная схватка в темноте, в тучах песка, взбитого извивающимися телами. В конце концов, Диди удалось овладеть положением и направить рыбину в сторону выхода. После этого ему оставалось только держаться за гарпун, как за руль, пока жертва тащила его через дыру на волю. Нелегкий способ добывания рыбы, но мы были голодны!» О, это был очень, очень оживленный обед, приступив к которому стоило следить, чтобы он не откусил тебе голову.

Еще одним открытием Кусто и его друзей оказалась теория о разумности подводной фауны. Например, обычная хвостатая рыба, позволяющая трепать себя «по плечу», если ныряльщик не вооружен, не подпустит вооруженного гарпуном пловца ближе расстояния его выстрела. Причем нет никаких показаний, откуда рыба знает, каково это расстояние. Она знает его и все тут. 

Аквалангисты поражались – если ныряльщик брал с собой гарпунное ружье с резиновой пращой, бьющее на восемь футов, то рыбы аккуратно соблюдали дистанцию в восемь футов с небольшим. Они словно знали, что дальнобойность самого мощного гарпунного ружья составляет пятнадцать футов. О чем это свидетельствует, судите сами. Разумны ли рыбы или просто они умеют читать мысли пловцов?


Никакого похмелья

Отношения человека и его работы складываются по-разному. Кто-то тянет ежедневный труд, как вахту, как паровозный состав, упершись плечом в лямку труда; кто-то находит себе дело, не требующее чрезмерной занятости, и отбывает легкую трудовую повинность. Кажется, у Кусто был самый редко встречающийся стиль взаимоотношений с работой – любовь. Он не отбывал ее, не тянул, не считал ее обязанностью, он как будто танцевал со своей работой легкое танго. Так случается лишь с теми, кто позволяет себе роскошь искренних отношений с жизнью, роскошь не врать себе. 

lodka.jpg
Так с помощью подводного крана происходит погружение

Кусто восхищался подводной частью мира и тем способом, который сам изобрел для общения с водной стихией. Он говорил, что самым величайшим наслаждением для него является освобождение от бремени земного тяготения. Море снимает обузу, которую люди и другие позвоночные даже не замечают, пока стоят на земле, тогда как тратят на постоянное поддержание своего тела в соответствующем положении огромные силы. Вся тяжесть сваливается с тела, когда находишься в воде, и «вы отдыхаете, отдыхаете так, как никогда не отдохнете ни в какой постели»… Поневоле позавидуешь человеку, который может позволить себе работать нежась. 

Его называли ученым-океанологом. Но по профессии он был военный моряк, комиссованный по состоянию здоровья до войны (в молодости он разбился на автомобиле и с трудом восстановил подвижность). Его научный интерес был похож на детское любопытство: что будет, если покрепче врезать по пальцу молотком? Его стиль исследований моря состоял в том, что он просто вертел в руках попадающиеся ему предметы и явления и так и этак прикидывал, что из этого можно извлечь. 

Взять, к примеру, глубину. Разве недостаточно было ему, научившемуся плавать под водой, как рыба, просто наслаждаться плаванием? Нет, ему понадобилось лезть на максимальные глубины, чтобы посмотреть, что будет. 

«Андре Лабан говорил, что профессионализм Кусто скорее состоял в умении все организовать: «Он знал, как сформировать команду из людей без особых квалификаций. Сам Кусто окончил Французскую Морскую академию, но я не уверен, были ли у него дипломы по дайвингу, океанографии или кинематографии, возможно, нет. Он был морским французским офицером, но он не был ни профессиональным водолазом, ни океанографом, ни режиссером» 


Плюс он обладал какой-то нечеловеческой везучестью – любая его мечта имела тенденцию сбываться не позднее будущего четверга. Как это получалось? Это так же необъяснимо, как любая из прихотей стихии. Мир вокруг Кусто легко велся на любые его провокации.

На глубине Жак-Ива подстерегали опасности, которым он готов был себя подвергнуть, лишь бы еще и еще раз оказаться во власти стихии, любимой до страсти. Он прекрасно знал, как глубина действует, к примеру, на греков-водолазов – ловцов губок и кораллов. Все, кто регулярно нырял без акваланга, лишь в силу тренированных легких, зарабатывали нешуточные повреждения, быстро теряя единственное, чем владели – здоровье. 

Первое, что страдает от давления, – суставы, превращая человека в подобие краба, не ходящего прямо. «Эти полуинвалиды уверяли нас, что стоит им покинуть сушу и вернуться в мир повышенного давления, как они сразу обретают утраченную гибкость членов, словно омытые живой водой. Первый же «глубинный удар» превращает ныряльщиков в узников моря, и с каждым новым погружением эти узы становятся все прочнее. Испытываемое ими в воде облегчение объясняется очень просто: плотная среда служит опорой и устраняет скованность движений. Море калечит организм греков-водолазов», – сокрушался Кусто. 

Глубинное опьянение было вторым испытанием любви. Поскольку никто до Кусто не осваивал ежедневное запредельное погружение, никто и не мог его предупредить, что внизу человека подстерегает опасность непредсказуемая: как будто из недр его собственной личности вылезает неподконтрольный демон, способный погубить самого стойкого. 


«Поначалу воздействие глубины носит характер легкого наркоза, в результате чего ныряльщик чувствует себя Богом. Если в это время проплывающая мимо рыба разинет рот, ныряльщик способен вообразить, что она просит воздуха, вытащить свой мундштук и протянуть его ей в качестве этакого щедрого дара. Явление это весьма сложное и по-прежнему остается загадкой для физиологов» 


Вопрос глубинного опьянения до конца не прояснен до сих пор, потому что никому не хочется проверять на себе все возможные варианты, да и действует оно на всех по-разному, как и алкоголь, зависит от конструкции психики. Те, кто в этом вопросе упорствовал, частенько оставались на дне. Например, при использовании водородной смеси погиб ныряльщик Цеттерстрем – умер от декомпрессии, так и не внеся ясности. 

Что же касается Кусто, тот погружался раз за разом, неоднократно подвергая свою жизнь опасности, неоднократно побывав на волосок от смерти – его спасали буквально чудом, он и сам спасал товарищей, будучи свидетелем их опьянения и потом подробно описывая собственные ощущения и наблюдения в назидание следующему поколению акванавтов. Кстати, Кусто честно признавался, что азотное опьянение – довольно ощутимый кайф, которого, в свою очередь, он сильно опасается именно потому, что оно заглушает инстинкт сохранения жизни. Зато «глубинное опьянение имеет одно счастливое преимущество перед алкоголем: никакого похмелья».

Пожалуй, центральной темой исследований Кусто и его товарищей в подводном мире оставался даже не сам этот мир, а поведение человеческого организма в условиях погружения. После серии исследований, когда Кусто пробовал на себе воздействие взрывных волн под водой, стало понятно, что его чувство самосохранения немного отличается от среднестатистического. Он на полном серьезе экспериментировал со взрывчаткой, хотел узнать, как она действует на аквалангиста. 

Он обратил внимание на то, что взрыв под водой вовсе не так фатален для ныряльщика, как описывали предшественники. Может, он хотел продать эти сведения военным? Он подробно описывал, к примеру, воздействие взрыва фунтового заряда немецкого толита, сравнивая его с ударом в грудь тяжелого мешка с песком, и все удивлялся, до чего близко мог находиться от эпицентра взрыва без последствий для здоровья. Выходило, что голый человек обладает лучшей сопротивляемостью взрыву, чем водолаз. Доказательство сходства между нашей тканью и морской водой, вот что нащупывал Кусто в глубинах океана. 

Из совокупности полученных данных он вывел мысль, что происхождение человека не так уж далеко увело его от морской воды. Человек и море – одной крови, вот что понял ныряльщик Кусто, к этому он и вел свои исследования глубин. Человек – морское животное. Он вышел из моря, он всегда может туда вернуться. Однажды Кусто присутствовал при вскрытии туши дельфина, он потом писал, как был неприятно поражен увиденным.

Аквалангисты частенько наблюдали морских млекопитающих и порой ныряли с ними. Позже Кусто не раз включит эпизоды с дельфинами в кадры своих одиссей. 

«Они играют в пятнашки так, словно им доступно чувство юмора, – запишет он. – В строении дельфина поразительно много сходства с человеком. Они теплокровные, дышат воздухом, напоминают человека размером и весом. Доктор Лонже анатомировал одного дельфина на операционном столе на палубе «Эли Монье». Мы смотрели с неприятным чувством, как он вынимал легкие – совсем как наши – и мозг величиной с человеческий, с глубокими извилинами, каковые принято считать мерилом разумности. У дельфинов улыбающийся рот и блестящие глаза. Они общительны и обладают отчетливо выраженным чувством коллективности». 

И если в молодости Кусто относился к обитателям моря довольно-таки цинично, не особенно трепеща, если случалось убить или ранить морское млекопитающее, дельфина или кита, то с возрастом он несколько пересмотрел свои взгляды. И хотя он, лишенный сентиментальности, никогда не склонен был чрезмерно обольщаться непроверенными сведениями, даже он видел несомненную связь между человеком и дельфинами.


Демонология моря

Море кишит тварями, которые, может, поразумнее человека, и уж точно они опаснее любого сухопутного монстра… Про морских чертей напустили баек матерые водолазы, отчасти по злому умыслу, отчасти просто со страху, пугаясь под водой в условиях искаженной реальности собственных рук. Море обрастало страшными мифами еще со времен Древней Греции. Кусто поставил себе цель выяснить правду, подтвердить или развеять мифы, распиаренные даже вполне культурными писателями и журналистами. 

К примеру, Виктор Гюго ославил осьминогов, описав в одном из своих романов то, как этот демон глубин нападает на человека. «Тигр может сожрать вас, осьминог – страшно подумать! – высасывает вас, – брехал автор «Отверженных». – Он тянет вас к себе, вбирает, и вы, связанный, склеенный этой живой слизью, беспомощный, чувствуете, как медленно переливаетесь в страшный мешок, каким является это чудовище», – сообщал далее читателю великий гуманист, как будто сам побывал в пасти осьминога. 

Кусто сотоварищи читали Гюго в детстве и страшились осьминога, не желая заживо склеиваться. До тех самых пор, пока однажды не осмелели потрогать это чучело. Дюма вступил в тактильный контакт с некрупным и с виду сытеньким головоногим. Спрут удрал скачками, прокачивая сквозь себя воду и выбрасывая струйки своей знаменитой чернильной жидкости. Уделался! – праздновали аквалангисты. На плоском дне отмели к северо-востоку от Поркерольских островов они обнаружили целый город осьминогов всех размеров. Там они обнаружили, что эти существа умеют строить себе жилища из камней. Причем домики снабжались дверьми, запирающимися изнутри. 

«Способности осьминога приспосабливать для своих нужд предметы, говорят о наличии сложных условных рефлексов и, видимо, о довольно высоком развитии его мозга» 


Еще одним животным, которому Кусто вернул доброе имя, стал электрический скат, который, как оказалось, никогда не нападает на человека, даже не собирается. Гордый и неприступный, скат вообще-то не замечает мелкого и невзрачного человека, не видя большой разницы между этим существом и каким-нибудь морским коньком-тряпичником. Так что, кто встретился со скатом, может не напрягать ягодиц, скат его не тронет. Ну а кому не довелось повидать ската, пусть довольствуется одеялом из рекламы. 

Потом Кусто разоблачил мурен, которыми пугали со времен Нерона, якобы кормившим своих мурен инакомыслящими собутыльниками. По всей вероятности, Нерон до того заморил голодом своих мурен, что они готовы были жрать ремни от сандалий. Отпусти он их на волю, они б отправились побираться возле храма Посейдона. Кусто не нашел в муренах ничего более опасного, чем сама их внешность. Мурена никогда не видит в человеке обеда,  сказал он и велел зарубить на носу ныряльщикам. Страшные глаза и клыки мурен производят напрасное впечатление – «…мурена представляет собой такое же прозаическое существо, как вы, и я, и ваша домашняя кошка. Она мечтает лишь о том, чтобы ей не мешали жить ее рыбьей жизнью». 

Единственным реально опасным существом, кроме, конечно, акул, но тут разговор отдельный – кого и при каких обстоятельствах они кусают, в море Кусто назвал… морского ежа, который может подлезть под голую пятку любому купающемуся даже без акваланга человеку и доставить тому кучу неприятностей, вплоть до заражения крови. Иглы ежа, часто ядовитые, прокалывая кожу довольно глубоко, обламываются внутри тела, и извлечь их оттуда не представляется возможным. Поэтому следить за морскими ежами в воде стоит намного внимательнее, чем за муренами, скатами или барракудами. К сожалению, крошечные размеры ежика  никогда не вдохновляли водолазов на устное творчество.

Еще Кусто изучал воздействие глубины на человеческий глаз. Он обратил внимание на то, что одни и те же существа на глубине и на воздухе выглядят совершенно по-разному. Глубина очень влияет на цвет, все выглядит иначе – такой они сделали вывод, пережив несколько потрясений. Сначала их смутила обычная барракуда. Диди нырял за рыбиной, стараясь загарпунить ее в самых гастрономических целях. Даже будучи уже состоявшимся ученым с мировым именем, Кусто не охладевал к дарам моря. Он вообще обожал хорошо покушать, поэтому на борту «Калипсо» регулярно закатывали пиры из морепродуктов. И даже сухой закон там никогда не вводили. 

Так вот, барракуда увлекла Диди на основательную глубину. И он не поверил своим глазам, когда наконец ему удалось попасть в рыбину, из ее раны потекла не красная, а какая-то странная темная кровь. День был пасмурный, он не разглядел оттенка. В другой раз ранение на глубине получил сам капитан. Вот где было откровение, когда он обнаружил у самого себя кровь ярко изумрудного цвета. Он тогда еще не знал, что это искажение спектра происходит из-за того, что красные лучи не проникают ниже определенных глубин и кровь, конечно, не является изумрудной, а только ею кажется. «Я – морское чудовище», – подкинул ему идейку в искаженный глубинным опьянением разум. «Я не заметил, как сам стал неизвестно кем!», – это была вторая гениальная мысль командора. Ему пришлось сделать над собой волевое усилие, чтобы пресечь панику.

После фортелей с цветом Кусто понял, что пора раз и навсегда прояснить, какого цвета на глубине ласты, и они с Дюма провели под воду электрическое освещение. На глубине ста пятидесяти футов они включили свет, после чего обнаружили ослепительную игру красок, о существовании которых никто на земле и не догадывался. Матисс, чистый Матисс! 

Кусто хвастался, что он первый, кто увидел такую красоту. Но сокрушался, что этакое чудо скрыто от человеческих глаз, и все спрашивал себя, ну почему, почему такая сокровищница оттенков находится там, где ее нельзя увидеть? Вот именно поэтому было решено, что пора снимать на глубине не черно-белое, а настоящее цветное кино. Это было уже после того, как ему наконец удалось заполучить в руки свой знаменитый минный тральщик «Калипсо» (назвал свой плавучий дом в честь одной из фигур древнегреческой мифологии). 

blu 2.jpg
Команда Кусто исследует затонувший русский эсминец, Каймановы острова. Сентябрь, 1996 год

Кусто был везучий человек, почти как Одиссей, близкий знакомый той самой Калипсо. Небеса ему потворствовали в любом начинании. Десяти лет не прошло, как любитель плавания обернулся океанологом с мировым именем. Это произошло в 1950 году: ирландский миллионер Томас Лоэл Гиннесс оценил масштабы личности командора, выкупил судно у бывших владельцев и отдал его Кусто в аренду на неограниченный срок за условную плату в один франк в год. Фактически это был подарок.

Корабль пришлось основательно реконструировать, чтобы он мог соответствовать задачам экспедиционного судна. Известно, что под эти задачи разорилась Симона – первая жена Жак-Ива, заложившая свои фамильные драгоценности, чтобы купить аппаратуру и топливо для первого путешествия. Дело еще стало за командой. Кусто не стал уподобляться героям «Острова сокровищ», искавшим моряков в портовых кабаках. Набирая команду, он почерпнул штатные единицы из рядов морских офицеров. 

Именно тогда к нему навеки присоединились не менее него самого теперь знаменитые Андре Лабан и Бернар Фалько. Между прочим, и Симона сыграла в жизни «Калипсо» роль не меньшую, если даже не большую, чем сам ее капитан. Именно она, а вовсе не Кусто возглавляла судно, имея право решающего слова. Симона никогда не покидала «Калипсо» до самой своей смерти. Их дети Жан-Мишель и Филипп поступили на корабль юнгами.

О результатах плаваний «Калипсо» существуют километры киноматериалов. Кино и книги постепенно становились для экспедиций источниками доходов. Симоне больше не приходилось закладывать свои драгоценности и меха. «Мир тишины», вышедший в 1956 году, получил «Оскара» и «Пальмовую ветвь» в Каннах. Второго «Оскара» получили за фильм «История красной рыбы». Став в очень короткие сроки невероятно популярной личностью, даже прямо-таки общественным деятелем, Кусто вскоре возглавил Океанографический музей в Монако, туда же и переехал на ПМЖ.


«Преконтинент-1-2-3-4-5…»

Может быть, после эпизода с изумрудной кровью он и надумал устроить себе жилье под водой, решив, хоть и в шутку, раз уж он «морская тварь», жить ему на глубине. Хотя, конечно, нет. Все дело было в декомпрессии – новый эксперимент. Декомпрессия, которую вынужден каждый раз проходить выныривающий аквалангист, заметно портит ему удовольствие от танго с океаном. Возвращаясь в воздушный мир, следует неоднократно останавливаться и торчать на меньшей глубине, чтобы выровнять давление. Ныряльщик тратит не только время, но и ценную дыхательную смесь в баллонах. Чем глубже нырнешь, тем дольше возвращаешься.

В 1962 году Кусто приступил к осуществлению программы «Преконтинент» («Континентальный шельф»), целью которой являлось обживание морских глубин. Два акванавта, Фалько и Весли, неделю провели в подводном доме, погруженном в Средиземном море у острова Шато-д'Иф на глубину 10 метров. Более всего это убежище напоминало затопленную железнодорожную цистерну, оттого ее и назвали «Диоген», намекая на жилище философа. Эксперимент удался. Океанавты выходили из своей наполненной воздухом бочки, только чтобы погрузиться еще ниже и вернуться «домой» без декомпрессии. 

Кусто доказал, что под водой можно жить и строить там настоящие подводные города. Вернувшись из бочки, он говорил: «Когда мы в течение пяти лет проводили археологические раскопки под Марселем, мы должны были всплывать через каждые четырнадцать минут для того, чтобы освободить кровь от избытка азота. Мы могли делать в день только три погружения. Теперь благодаря подводному дому мы надеемся достигать таких же результатов за несколько недель».

Через год он принял личное участие в проживании в лагуне рифа Шаб-Руми в Красном море, где на дне была построена целая деревня из нескольких домов. Это тогда Кусто залихватски курил под водой. Дом «Морская звезда» имел пять комнат. Акванавты покидали помещение, перемещаясь на глубине с помощью небольшого батискафа «Дениза», опускавшегося на глубины до 300 метров, и перемещались в дом «Ракета», расположенный на глубине 27,5 м. Акванавты провели в своем подводном городе почти месяц, не поднимаясь на поверхность, и вернулись в воздушный мир, хвастаясь самыми поразительными результатами.

Для проведения «Преконтинент-3»  Кусто построил и опустил на сто метров в глубину Средиземного моря у мыса Ферра дом в форме большого шара, в котором могли разместиться уже шестеро океанавтов. Теперь они проверяли физиологические возможности пребывания человека на таких глубинах – сколько выдержит. Увы, этот этап оказался для «Преконтинента» последним. И хотя  Кусто уже давно распланировал на сто лет вперед дальнейшие исследования, рассчитывая на проживание на глубине трехсот–пятисот метров, проект был лишен госфинансирования и заморожен, поскольку показался бесперспективным лишенным воображения чиновникам. 

Они никак не смогли взять в толк, зачем нужно жить под водой и какой из этого можно извлечь прок. А у командора не хватило аргументации. Наука ради науки, ради научной храбрости и академического любопытства… эксперимент сравнимый с погружением в глубины космоса был аннулирован из-за посыла: «на фиг надо?». Говорят, что в этой истории не обошлось без завистников. 

«Кусто сиял и слепил многих в то время, – вспоминал Андре Лабан. – Многим людям во флоте и в океанографии это не нравилось, они завидовали его известности. Им не нравилось, что чужак гуляет в их огороде. Они говорили, что Кусто – это хороший бизнесмен. Я не согласен с этим. Он не был хорошим бизнесменом, но они так говорили. Он был хорошим актером, и это не комплимент, а наоборот. Многие в то время пытались вставлять палки в колеса, но у них ничего не вышло. С другой стороны, вокруг него было много подхалимов, они хотели быть на фотографиях рядом с Кусто, они хотели, чтобы их видели с «королем». 

Кусто часто называли «королем моря» и «гражданином океана», но ему не удалось основать подводное королевство, как он собирался.

В 90-е годы Кусто изменила его фортуна. Сначала погиб Филипп, при участии в съемках очередного фильма он нелепо утонул, приводняясь в гидросамолете. Потом умерла Симона. После смерти жены выяснилось, что Кусто давно имеет отношения с другой дамой, скрывая двоих внебрачных детишек, впрочем, столь милых, что он женился на своей давней возлюбленной, не вызвав никакого осуждения, – француз все-таки. 

Проблема была в том, что Симона всю жизнь вела все дела «Калипсо» и не только, а Кусто в бумагах не понимал ни бельмеса. Его основным занятием в конце жизни было обольщение спонсоров, он без конца пытался найти деньги на очередные свои проекты, но довольно скоро запутался в финансовых делах. У него начались проблемы с налогами, вплоть до конфискации имущества у некоторых подразделений его «Общества Кусто». 

Потом он поссорился со старшим сыном и так до самой своей смерти в июне 1997 года не нашел ни покоя, ни порядка в душе и делах. Даже в старости он не сумел повзрослеть. В своем завещании Кусто ни словом не упомянул сына от первого брака, который тем не менее продолжил дело его жизни, пользуясь правом фамилии Кусто. «Общество Кусто» и его французский партнер «Команда Кусто», основанный Жак-Ивом, существуют по сей день.

Кусто умер 25 июня 1997 года, завещав развеять свой прах над морем близ берегов Монако, там же, где перед тем нашла вечный покой Симона – с морем навсегда. В сущности, он ничего на свете не любил больше этой соленой воды. Ну, правда, еще он любил покушать и выпить хорошего красного вина и очень неплохо разбирался в нем, а это не каждый умеет. И еще он, говорят, любил женщин. В общем, не так уж мало,  чего он любил, если разобраться. 

Кусто был человеком столь же разнообразным, как и его море, о котором невозможно рассказать все. О происходящем на дне мы знаем примерно столько же, сколько о самих себе, если в свои глубины когда и заглядываем – темно и без провожатого страшно. Кусто первым залез под покрывало моря и пошарил там, посветив фонарем – ух, ты! И уж, что вытянул, то вытянул на свет. Без Кусто мы никогда бы не узнали, какого цвета человеческая кровь на глубине. Жаль только, что он унес с собой свой главный секрет – зачем он всегда носил красную трикотажную шапочку. 

фото: GETTY IMAGES/FOTOBANK; EAST NEWS; DDPI/VOSTOCK PHOTO; CORBIS/FOTO S.A.

Похожие публикации

  • Десерты Чёрной королевы
    Десерты Чёрной королевы
    Жила-была королева. Маленькая, неказистая, не любимая мужем. Но для красоты жизни она сделала столько, сколько не сумела ни одна самая роскошная фаворитка. Как это у неё получилось?
  • Идеальная вдова
    Идеальная вдова
    В писательской среде гуляет крылатая фраза: важно найти не жену подходящую, а вдову, которая не даст забыть... Виктория Токарева - о том, кому в этом цеху повезло, а кому не очень
  •  Антимедведь
    Антимедведь
    В ожидании, как разрешится интрига, получит Леонардо Ди Каприо «Оскар» за мужскую роль или не получит, Ираклий Квирикадзе рассказывает свои истории про медведей