Трудно быть Богом

Автор: Арина Холина

Земфира* (согласно реестру Минюст РФ признана иноагентом) интересна как феномен, ставший уже странным правилом для русской музыкальной сцены, – она единственная, она идол, божество, кумир. И даже не потому, что она такая классная, а потому, что...

Культовые личности в нашем народном сознании, признайте, не совсем понятное явление, развитие которого мы все наблюдаем ещё со времён Аллы Пугачёвой, которая довольно быстро из отличной певицы превратилась в Высшее Существо, о котором – либо с придыханием, с восхищением, со слезами на глазах, либо – ничего.

Земфиру* любят все – и простые хипстеры, и олигархи. Билеты на её концерт на Стрелке стоили невозможных денег – и весь цветник из списка журнала «Форбс» явился (хотя можно было и стоять на мосту, слушая бесплатно).

Абрамович любит Земфиру* и приезжает/приплывает на её концерты.

Ксения Собчак недавно в очередной раз оскандалилась, когда приплыла с богатыми друзьями на пикник «Афиши» – и слушала музыку с яхты, наслаждаясь каким-то дорогим вином.

Журналисты о ней пишут так, будто за любое резкое слово на них пошлют молнии и дождь из камней.

Кстати, на пикнике «Афиши» выступали разные прекрасные английские и прочие группы, но пресса писала только о Земфире*. Словно свет её звезды затмевает всё – даже тех музыкантов, которые, возможно, объективно лучше неё.

И вот тут можно заметить такую тонкую грань, которая отделяет рок-идола (или поп-идола) от просто идола.

Вспомним Аллу Пугачёву. Возможно, мне было слишком мало лет, когда она ещё была просто певицей. Мало того, я знаю людей − это друзья моего отца, поэта Игоря Холина, − с которыми она проводила время, когда была ещё не очень известна. Она ходила на вечеринки в шикарную мастерскую художника Анатолия Брусиловского, веселилась с артистической богемой. Она была человеком, причём даже скромным, с комплексами и вопросами к себе.

Но скоро она вдруг стала такой величиной, которая уже не умещалась в рамках человеческого сознания. Да, она устраивала вечеринки, и да, на них все напивались (по отзывам тех, кому посчастливилось там побывать), но это уже всё происходило в неких высших сферах, где существовали только боги и ангелы.

Земфира

И сравним её с Мадонной, которая тоже умудрилась сделать из себя культ.

Мадонна даже не звезда. Она − явление. Она не просто вызывала ярость, восторги, шок, осуждение благодаря своим секс-провокациям. Она бросала вызов обществу, говоря на сцене и вне её о том, что многие замалчивали. Она защищала права геев и женщин и была примером для всех, кто хотел стать свободнее.

Ладно, певица она так себе, но в отрочестве я хотела быть похожей на неё. Почему? Она казалась мне сильной, уверенной в себе, независимой, свободной и очень сексуальной. Мне не хотелось выглядеть как она, но Мадонна научила меня уважать свои интересы, гордиться тем, что я женщина, ощущать своё право на сексуальность, причём скорее даже доминирующую.

Я всё к тому, что увлечение Мадонной было куда более осмысленно и полезно для девушки, чем увлечение Аллой Пугачёвой.

При этом Мадонна всегда была земной. Она всю жизнь любила и любит художников, которые селятся по сквотам, она не брезговала выставками, ночными клубами, какими-то богемными сборищами. В Нью-Йорке её можно было увидеть где угодно, как и сейчас, – в спортивном зале, в ресторане, на улице. Она ходит ногами прямо по земле. В отличие от многих русских знаменитостей, которые ездят только на машине – и с некоторым ужасом выглядывают наружу.

В России принято играть Бога. С большой буквы.

Обожествление правителей, начиная с царей (помазанник Божий всё-таки, не какой-то там народный избранник), задало отличный тон, чтобы искать кумира на земле.

Вот случилась революция, и те самые простые невежественные (70 процентов безграмотных мужчин и 85 процентов безграмотных женщин в дореволюционной России) крестьяне и рабочие наводнили города, учреждения – и установили свои привычки как некую норму. Отношение к любому значительному лицу как к высшему созданию стало нормой. Не зря же советские божки, члены всех этих политбюро, были такими недосягаемыми, что казались ещё более мистическими, чем любое божество.

Поэтому стоит кому-то стать очень известным, как из него сразу же делают новую религию. Даже если у этого человека у самого нет никакой философии, никаких особых взглядов.

Вот, например, что мы знаем про Земфиру? Она не любит давать интервью. Она стесняется своей внешности.

В 1998 году я работала в журнале «Медведь» – и мы сделали первую съёмку Земфиры, которая была не особенно-то и популярна. Я так вообще не знала, кто она такая. Земфира тогда была отличная, но никак не хотела сниматься с открытым лицом, всё время требовала, чтобы на него падали волосы. Тогда вообще мало кто понимал, как она выглядит. При том что она интересная женщина.

Мы знаем, что в песнях Земфиры есть намёки на любовь между женщиной и женщиной. И это, кстати, очередная интригующая история.

Вот в то же время, в конце 90-х, были и Светлана Сурганова, и Диана Арбенина (тогда ещё вместе в группе «Ночные снайперы»), и они были невероятно популярны даже среди гетеросексуальных девушек. На МТV блистала Тутта Ларсен, которая уже была в татуировках и в самый популярный в то время клуб приходила в джинсах и майке-алкоголичке, и девушки просто в обморок падали.

– Она лесбиянка? – с придыханием спрашивала меня знакомая заурядной ориентации.

Почему-то девушек это страшно заводило. Может, потому, что лесбиянки казались им более сильными женщинами, более свободными. И ещё, возможно, и «Снайперы», и Земфира* были в творчестве более честными, открытыми, чем все эти поп-певицы, в песнях которых всё было фальшивым.

И вот неопределённый сексуальный образ Земфиры*, очень, конечно, повлиял на её популярность. У неё очень женские песни, про чувства на разрыв аорты, но и про нежность, о которой редко говорят мужчины. При этом она не похожа на женственную женщину, она не сексуальна в таком маркетинговом смысле, у неё образ мальчишки, причём подростка, резкого, категоричного. Она как бы и женщина, и немного мужчина одновременно – она волнует сексуально своих поклонниц.

Самый конец 90-х – начало 2000-х – это было лучшее время Земфиры*. Её «Ромашки» и «Хочешь, я убью соседей» звучали повсюду, а она сама ещё была очень трогательной, искренней.

Величие ещё не снизошло на неё. Земфира* была девушкой, которая хочет сочинять и петь. Это ощущалось и по её песням, и по её выступлениям.

...Вообще-то препарировать талантливого человека – это почти подлость. Мы видим со стороны какие-то внешние проявления, но и не догадываемся, что происходит в душе. У всех бывают плохие дни, иногда даже плохие годы, бывает творческий кризис, опустошение – и человек в это время может вытворять что угодно. Может писать плохую музыку. Может увлечься наркотиками. Может пьянствовать и вести себя безобразно.

Мы смотрим на него, как на диковинную зверушку, а на самом деле человека сжигает отчаяние – и вот те самые эмоции, за которые мы любим его творчество, оборачиваются против него. У всех так бывает.

Но в случае Земфиры*, пока она развивалась, она тихо-тихо так, незаметно, пожалуй что и для самой себя, − забронзовела.

Она уже не девочка-мальчик-подросток, у которого есть что сказать. Она – кумир. Гений, и у неё есть подруга гения – Рената Литвинова, которая оберегает её покой и защищает её интересы. Прорваться к Земфире можно только через Ренату.

Конечно, любой человек имеет безусловное право жить так, как ему удобнее. Но в России почему-то такой вот стиль очень популярен. Мы знаем множество писателей, художников, музыкантов, которые где-то за закрытыми дверями погрязли в собственном величии, а их жёны, подруги, преданные помощники оберегают их покой с таким воодушевлением, словно где-то там, где никто не видит, изобретается лекарство от смерти. А потом этот, например, писатель, появляется на церемонии какой-нибудь самой важной премии, весь такой величественный, бронзовый гость, он шагает медленно и как будто с трудом, он словно не видит никого вокруг (кроме тех персон, которые значительнее его), и по его пути следуют восторженные охи и ахи и вздохи, и все боятся к нему приблизиться, а если решаются, то бормочут нечто сумбурное о том, как он изменил их жизнь.

Конечно, известного человека можно понять – как часто желание высказать уважение переходит в фамильярность по принципу «дай палец − руку откусят». И людям приходится закрываться, быть более надменными и холодными.

Мало того, многие же довольно стеснительны, и эмоции фанатов даются им непросто. Но есть грань, которую очень просто перейти, – вот она отделяет разумную сдержанность от окукливания, от превращения в идола.

Все же помнят, как Алла Пугачёва из очень сильной певицы вдруг превратилась во властительницу судеб. Она могла создать, могла уничтожить. Что, в общем, и делала с вполне себе удовольствием. И никто не решался что-либо сказать. Она вдруг превратилась в тирана. На музыкальной сцене. Хотя при этом очень многие её знакомые говорили, что она очень благодарный и широкий человек. Нет ничего однозначного. Но колени при её появлении у всех подкашивались. И это как-то неправильно. Девочки и мальчики, которые мечтают стать звездой, наверняка тоже страсть как волнуются при появлении Jay Z, но он всё-таки не Бармалей, от чьего взгляда зависит чья-то судьба. Ну, ладно, зависит, конечно, но можно пойти и на другую студию, Jay Z не всевластен.

Всё как-то проще. Кумиры дышат, пьют виски и дружат с простыми смертными. Понятно, что не всё так идеально и просто, но нет всё-таки такой суровой иерархии, когда чем более известен ты становишься, тем быстрее теряешь связь с реальностью. Может, это потому, что в Америке и даже в Европе есть индустрия – и там звёзд величины Земфиры* десятки и у них есть конкуренция, которая немного прибивает их к земле. И я сейчас имею в виду только раскрученных звёзд, за которыми стоят студии и продюсеры. А под ними ещё тысячи очень талантливых личностей, которые с наслаждением выступают на более скромных площадках, и у которых есть свои горячие фанаты, и которых любят слушать даже сами звёзды первой величины.

А у нас, повторю, только Земфира*. В смысле из нормальных музыкантов, которые не придуманы из ничего какими-то корыстными продюсерами.

А до этого была только Алла Пугачёва, которой хватало запала быть не как все, носить странную одежду, петь песни не только о родных берёзках и незавидной женской доле. Наверное, это развращает. Даже самых стойких, тем более что творческим людям очень нужны восторги.

Музыканты, кроме прочего, очень эмоциональны, у них эмоциональный интеллект, что значит на самом деле, что они не сильно много думают. Эмоции всё-таки преобладают. И это подразумевает, что они хуже контролируют себя и меньше рефлексируют. То есть с самокритикой у них не очень отношения. Они себя со стороны не видят – в отличие от писателей, которые пережёвывают каждую мысль, каждое движение чувств. Поэтому музыканты и превращаются нередко в одиозных личностей, которые пугают всех либо своим безудержным самолюбованием, либо, наоборот, божественной недоступностью и высокомерием.

Земфира*

И вот музыкант во всём блеске своего величия оглядывается по сторонам – и видит, что он такой один. Нет рядом ни Мика Джаггера, ни Игги Попа.

Вот если вспомнить времена питерской рок-лаборатории, когда и «Аквариум», и «ДДТ», и «Кино», и «Звуки Му», и «АукцЫон» тусовались все вместе, – они же не были самодовольными занудами. Всегда был тот, кто считал себя гениальнее и кто мог настучать по голове, когда из неё лезли неумеренные восторги самим собой. До сих пор все эти люди довольно скромные, несмотря даже на то, что Борис Гребенщиков* (согласно реестру Минюст РФ признана иноагентом) уже обожествлён и о нём тоже говорят с придыханиями. Но он сам по себе вполне земной, отличный человек. Потому что, возможно, он большую часть жизни провёл среди равных. И вот эта творческая среда – она не только создаёт соревновательность, но и вдохновляет, возбуждает. Обмен идеями, настроениями. А в одиночку можно начать слишком серьёзно к себе относиться, увлечься академизмом внутри собственного творчества.

К сожалению, с Земфирой* в последнее время происходит близкое к этому. Было: состояние, когда песня рвётся из человека, стало: когда он её «делает», уверенный в своём мастерстве.

Трудно быть Богом.

Мой приятель, музыкальный критик, всё возмущался тем периодом, когда рок-музыканты наконец разобрались со студиями, выбили свои проценты от продаж всего, договорились об огромных гонорарах и стали вдруг носить какую-то дорогую одежду, жить в роскошных особняках и ездить на лимузинах.

Он был прав – это уже не рок. Настоящий рок-н-ролльщик – он из грязи, из нищеты, и его музыка – это протест против человечества. Если ты на лимузине, то ты поп-звезда. Понятно, что соблазн такой, что никто не устоит. Но вот Игги Поп остался таким же, хоть и мог бы стать рок-поп-звездой. Игги знают все, на его концертах не бывает свободного места, но он такой же разгильдяй, наркоман, сумасшедший, бедный панк. Это его жизнь, это его стиль, поэтому в 68 лет он так же отрывается на сцене, и видно, что он получает от этого огромное удовольствие, и у него, как и сорок лет назад, плохой звук (он считает, что не в звуке дело, а в музыке и накале страстей), и у него бешеная энергия. Он живой. И он, возможно, последний настоящий рокер.

Хотя с «женским» роком всё более сложно, чем с «мужским». Женщины как-то быстрее выдыхаются, что ли. Ну, объективно. И этим я никак не хочу женщин обидеть. Может, просто тяжёлый жанр. Может, мужчины просто чисто физически выносливее. Всё-таки концерты – это почти как спорт, это очень истощает не только душевно, но и телесно. Поэтому все пьют и что-то такое запрещённое употребляют. Иначе не переключиться, не расслабиться, особенно во время туров.

Мадонна – она семижильная, до 57 лет выступает и ездит по мировым турне. А большинство уходят раньше. И творчески пересыхают раньше. Но Мадонна – это оружие массового поражения, у неё душевная организация ядерной боеголовки.

Понятно, что очень трудно быть кумиром. Особенно в монобожественной религии. Земфира* не особенно удачно справляется – но кто её осудит?

В любом случае мы можем быть ей благодарны уже за то, что у неё было два отличных первых альбома. Музыкант – он не машина, он не всегда способен управлять своим талантом.

Есть ведь этот «клуб 27» – ну, те, кто умирает в 27 лет, как Джимми Моррисон, Дженнис Джоплин, Курт Кобейн, Эми Вайнхаус. Тут на самом деле всё не так мистически: просто 27−28 – это очередной переходный возраст, когда начинается очередной отлив и человек себя переоценивает. Если он жил на износ – ему уже трудно выбраться из этой волны. И вот одни умирают, а другие исчерпывают себя, что для музыкантов, особенно популярных, примерно одно и то же. Это ужасные страдания. Вчера тебя разрывало от чувств, ты что-то придумывал каждый день и сводил с ума стадионы, а сегодня ты лежишь, пустой, скучный, и радуешься только тому, что сигареты ещё не закончились и не надо идти за ними в киоск.

С Земфирой* лет десять назад что-то такое случилось (по моему субъективному мнению). Но она жива – и это хорошо. Потому что в ней есть такая сумрачность, как у многих рокеров, которая иногда заводит людей слишком глубоко в самих себя, и часто уже не выбраться.

Есть шанс, что у неё появится какой-то новый творческий импульс, но даже если и нет, то она уже сделала достаточно, чтобы кто-то стал счастливым благодаря её музыке.

Она не богиня. Не идол. Не кумир. А худая девушка с гитарой и длинной чёлкой, которая очень хотела, чтобы любили её музыку, потому что музыка – это она сама и есть. 

Родилась 26 августа 1976 года в Уфе в семье учителя истории Талгата Талхоевича и преподавателя ЛФК (лечебной физкультуры) Флориды Хакиевны Рамазановых.

«Года 4 мне было, я пела на башкирском телевидении. Записывали программу, после чего вся группа в детсаду это смотрела по телевизору. Я солировала: «Жил на свете червячок, червячок ленивый. Спать ложился на бочок...» Дальше не помню. Глупая какая-то песня».

Рано начала заниматься баскетболом. «Я была разыгрывающим. Cамой маленькой, но самой важной».

Вспоминает тренер Юрий Максимов:«Особых физических, ростовых данных (рост 172 см) у неё не было, поэтому работала только за счёт головы, взрывной силы и виртуозного владения мячом. Земфира была компьютером команды, координировала всю площадку. Про эту шалопайку никогда не скажешь, что она может играть так жёстко, холодно и расчётливо... Человек во всём одарённый, мне нравилось, когда она приносила мне свои стишки, песенки». В 1989 году Земфира была признана лучшей разыгрывающей среди юниоров.

С отличием окончила музыкальную школу.

С 1996 года работала оператором на уфимской радиостанции «Европа плюс», а по ночам записывала в студии свои первые песни: «Снег», «Синоптик», «Ракеты». Параллельно выступала как певица-клавишница (в дуэте с саксофонистом) в небольших ночных клубах, исполняя соул, блюз, реггей и «качественную поп-музыку».

«Там было весело. Из пистолета могли выстрелить, запросто. Однажды попросили спеть «Мурку». Я отказалась. Выстрел. Испугаться не успела даже. Никто и не целился, я думаю. Но всё равно – не спела».

В самом конце 90-х разослала несколько своих кассет с демозаписями известным продюсерам и музыкантам. Одна из тех кассет попала в руки Ильи Лагутенко. Тот переадресовал певицу своему продюсеру Леониду Бурлакову. И вскоре уже половина страны пела: «Но у тебя СПИД, и, значит, мы умрём».

В 2010 году дебютный альбом Земфиры был включён журналом «Афиша» в список «50 лучших русских альбомов всех времён».

фото: PERSONA STARS; EAST NEWS; Алексей Куденко/Коммерсантъ/ VOSTOCK PHOTO; LEGION MEDIA; Виктор Горячев, Илья Питалев/МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; Александр Дроздов/ИНТЕРПРЕСС/ТАСС

*(согласно реестру Минюст РФ признана иноагентом)