Автор: Ираклий Квирикадзе
Три истории об императоре и императрице, рассказанные Ираклием Квирикадзе
Год назад Агнешка Холланд, польский кинорежиссёр, снявшая много интересных фильмов, созналась мне, что влюблена в свою соотечественницу Марту Скавронскую. Мне мало что говорила фамилия Скавронская. Я подумал, может, Агнешка имеет в виду Марию Склодовскую, великого физика, открывшего эффект рентгена. В школе на уроках о ней говорила Берта Михайловна, физичка, но мы, бездари, смотрели на бюст Большой Берты и воображали каждый свою картинку, где не было места ни рентгеновским лучам, ни опытам с бертолетовой солью…
Агнешка Холланд просветила меня, пояснив, что Марта Скавронская была женой императора Петра Алексеевича Романова (Петра I). Что история её жизни похожа на историю Золушки без хрустального башмачка, которая начинала свой путь к трону весёлой солдатской потаскушкой.
Марта Скавронская умела влюблять в себя солдат, капитанов, майоров, генералов, маршалов. Князь Александр Данилович Меншиков три месяца прятал Марту в своём загородном дворце от императора, тот случайно обнаружил её, отобрал у Меншикова и сделал своей женой, императрицей Екатериной I.
Мир хорошо знает Екатерину II, но наш рассказ о её тёзке, первой женщине, взошедшей на российский престол.
По просьбе Агнешки я стал собирать материалы о жизни этой необыкновенной женщины, ставшей многолетней спутницей Петра, без которой он не мог жить ни дня. Она сопровождала его во всех боевых походах, спала в окопах в обнимку, согревая его своим пышным горячим телом. А в неудачном Прутском походе, когда армия попала в окружение и пришлось ловить и жарить полевых мышей, смеясь, мечтала о клюквенном варенье: «Мышки вкуснее были бы…»
Надо сказать, что при этом она не являлась наивной глупенькой блондинкой и обладала взрывным характером. Невероятно любя Петра, она закатывала скандалы в ответ на скандалы императора. Но чаще, когда император превращался в тигра, а такое бывало, когда он рвал и метал, когда все бежали от него без оглядки, она входила в клетку с тигром без страха… Царедворцы находили императора спящим на коленях жены то в тронном зале, то на кухне среди выкипавших котлов, то в коридоре за диваном или на полу среди осколков разбитого зеркала…
Они не могли жить мирно, но и не могли расстаться. Сотворили восемь детей, в живых остались две девочки. После смерти Петра на трон Российской империи взошла бывшая Марта Скавронская – Екатерина I. Царствовала чуть больше двух лет. Царствовала очень неумело, пила… Рвалась скорее соединиться со сбежавшим от неё любимым Петрушей.
История первая
На маленькой площади провинциального польского городка стоит чугунный памятник русской императрице Екатерине I. Говорят, она родилась и провела детство в одной из здешних деревушек со смешным эротичным названием Заячья Дырка.Гравюры, портреты с изображением Екатерины: она на балах, на военных парадах, сидящая на коне, на троне. В первом издании о Екатерине, вышедшем в 1740 году под авторством некого Филимона Одинцова и названного «Невероятные приключения императрицы Екатерины I», сказано, что детство и юность императрицы прошли вдалеке от дворцов и тронов...
Неширокая, но глубокая река Суя. По реке плывут баржи, гружённые углём, песком, картофелем. Летит густое облако пыли. С ним летят вороны, громко каркают. Пыль и вороны настигают идущих по тропе троих: осла, мужчину и женщину. С борта баржи матрос-балбес дразнит молодую женщину, переваливающуюся с ноги на ногу под тяжестью невероятно раздутого живота. С неба на лоб мужчины упала воронья жижа, которая потекла со лба мужчины на глаза, небритую щёку. Молодая женщина рассмеялась: «Сигизмунд, горячо? – И тут же закричала истошно, словно увидела сто чертей: – Ай! Ай! А-а-а!»
Мужчина поспешно отёр с лица воронью жижу, подбежал к женщине: «Эльза, может, дотерпишь?» Женщина держит обеими руками живот, дёргается, кричит: «Уже идёт! Уже идёт!»
Она неуклюже спускается по крутому склону, глухо стонет. Добралась до камышей и колючих кустов, вползла в них. Оставшись на тропе, мужчина растерянно топчется, садится на землю. И начинает молиться. Поднимает голову, смотрит на стаю ворон, кружащихся над рекой. Неожиданно сверху упала ещё воронья жижа. Мужчина опешил. Потом он будет говорить: «Когда родилась Марта, меня дважды обосрала ворона». И действительно, жижа стекла со лба и залила второй глаз. В это время снизу, из зарослей камыша, раздаётся детский крик.
Мужчина слушает, улыбается. Складывает руки рупором и кричит: «Кто?» – «Девочка!»
Это произошло 5 апреля 1684 года. Родилась Марта Скавронская, будущая императрица Российской империи.
О молодости Екатерины I сведения очень скудны. В основном это исторические анекдоты. Упомянутый автор Филимон Одинцов уверяет, что Екатерина сама рассказывала ему о своей авантюрной молодости. Отец Филимона, знаменитый генерал Савва Осипович Одинцов, будучи в опале и живя в провинции где-то за Уралом, послал двадцатипятилетнего отпрыска, знатока иностранных языков и каллиграфии, в Петербург. Юноша получил должность библиотекаря при императорском дворе и вскоре был приставлен к Екатерине первым писарем. Всё, что она говорила, он записывал... Каллиграфия и скоропись ему очень пригодились.
1726 год. По мраморным ступеням лестницы медленно поднимается сорокадвухлетняя, красивая лицом, но изрядно располневшая императрица Екатерина I. Императрица носит траур по скончавшемуся год назад мужу, императору Петру Великому. На ней широкое платье чёрного бархата. В волосах чёрные сапфиры и жемчуга. На руках браслеты с бриллиантами. Императрица курит голландскую сигару, стряхивает пепел. Пышные груди медленно колышутся в такт её шагов. Она останавливается, смотрит на молодого Филимона Одинцова, который, как обычно, рядом с ней: «Ходить стало тяжело! Особенно подниматься…» – «Ваше величество, я могу вас поддержать…» – «Спасибо, Филимон, спасибо, мальчик. Сотня других людей для этого есть. Но я пока как-то сама, сама…»
Императрица втянула табачный дым. Округлила щёки и выдула кольцо дыма, которое поплыло по воздуху.
Императрица и библиотекарь смотрят на медленный полёт плотного дымного кольца. В аллеях парка скрыты десятки человеческих фигур: фрейлины, камердинеры, кое-кто из вельмож. Они знают: когда императрица гуляет по парку и диктует свои воспоминания, подходить к ней нельзя. Диктует Екатерина постоянно: сидя в ванной, в карете, выпивая своё любимое венгерское вино в изрядном количестве…
В этот раз на мраморной лестнице летнего дворца, выдув очередное дымное кольцо, Екатерина сказала: «У меня было восемь детей, все от Петра... Знай, Филимон, от Петра, каких бы ты сплетен ни услышал... В живых остались Анна и Лиза... Я их люблю, очень люблю! Но наследника трона, которого так ждал Пётр, не было! Был мальчик Шишечка... Он был бы императором… Но его убила шаровая молния...»
Екатерина вновь выдула сигарное кольцо.
«Трон должен был быть его. Я стала императрицей случайно...»
Подбежала большая лохматая собака, встала около императрицы, подняла морду. Императрица наклонилась к собаке: «Помнишь маленького Шишечку? Помнишь? Шесть лет прошло... Должна помнить...» Собака лязгнула зубами, ткнулась мордой в подол императрицы. Та положила руку ей на лохматый лоб, потрепала.
Выпрямилась и сказала странную фразу: «Потом я узнала, что Шишечка не умер».
Филимон удивился, рука с пером застыла: «Как?»
Императрица молчит, словно следит за слезой, которая скатывается со щеки к пухлым губам. «Как-то ночью Пётр мне сознался, что Шишечка не умер... Его похитили!» – «Мне это писать?» – «Нет, Филимон, нет! А потом Пётр вновь стал уверять меня, что Шишечка мёртв. Что шаровая молния сделала своё чёрное дело. Но я знаю – Шишечка где-то есть...» – «Если Шишечка живой, какой-то след, слух, какая-то весточка до вас...» – «Филимон, прошло шесть лет… Я сделала всё... Но увы... И всё же сердце...»
Затянувшись и выдув ещё одно кольцо дыма, Екатерина вдруг теряет сознание (с ней это в последнее время случается часто) и валится на Филимона. Тот не может её удержать – императрица катится по ступенькам вниз. Подбегают фрейлины, камердинеры, слуги, доктор Арий Колесин…
От последствий обморока Екатерина оправилась быстро, но доктор велел ей не вставать.
Она лежит посреди огромной дубовой кровати, на шёлковых перинах, атласных подушках с гербами. С потолка на длинных верёвках свисает большая, в человеческий рост, восковая фигура императора Петра Великого. Множество боевых орденов на его груди тихо позванивают. Многими из этих орденов Пётр наградил Екатерину. Она их надевает в торжественных случаях.
Под левым глазом Екатерины расцвёл синяк. Фрейлина Авивия Данилова прикладывает к нему пузырь со льдом. Доктор Колесин размешивает в хрустальном стакане маковый настой, подносит его к губам императрицы. Она пьёт, морщится, говорит: «Для здоровья нет ничего лучшего, чем красное венгерское. Авивия, принеси…»
Доктор Колесин усмехается: «От него вы и падаете, ваше величество».
Императрица не отвечает доктору. Возвращается Авивия с бокалом. Императрица выпивает при полном молчании окруживших её постель. От вина она краснеет, тусклый глаз оживает. Екатерина поднимает голову к потолку, смотрит на воскового Петра. Губы императора улыбаются ей загадочной улыбкой. Екатерина поворачивается к Авивии: «Пуговица висит на нитке – может потеряться…»
Все смотрят вверх, видят на мундире Петра повисшую пуговицу. Екатерина говорит каллиграфу: «Филимон, мальчик, может, встанешь на стул и дотянешься?» Филимон ставит на подоконник свой письменный переносной ящик, подносит стул к кровати императрицы, взбирается на него. Но до Петра не дотягивается. Императрица смотрит на Филимона, на его затянутые в зелёный бархат сильные мускулистые ноги, жестом просит фрейлину наклониться. Шепчет: «Авивия, ты видишь, какой роскошный инструмент у нашего мальчика-каллиграфа?» Авивия краснеет. Шёпотом отвечает: «Сейчас многие носят гульфики, ваше величество. Новинка европейской моды… Даже светлейший князь Ижорский Александр Данилович Меншиков…» – «Гульфики?» − «Гнёзда из конского волоса меж мужских ног. В них кладут… этот… инструмент. Оттого так выпирает».
Императрица громко спрашивает каллиграфа: «Ты носишь гульфик, Филимон?» Филимон краснеет: «Нет, ваше величество!»
Екатерина вновь шёпотом: «Авивия, я вижу мужчин сквозь штаны… С точностью до миллиграмма могу взвесить, с точностью до сантиметра определить размер, − улыбается. − Могла…»
В окна спальни барабанят капли дождя. Мгновенно темнеет от низкой грозовой тучи. Неожиданно разбилось стекло. Ледяные камешки запрыгали на фигурном паркете. Доктор крикнул: «Это град!» Екатерина скинула с кровати ноги и босиком пошла к окну. Доктор вновь закричал: «Вы босиком, ваше величество, на полу осколки стекла!» Екатерина обернулась: «Арий, ты мне надоел! Всю жизнь я до этой идиотской короны ходила босиком по стеклу, по ржавым гвоздям, по говну…»
Императрица выходит на балкон. Там, под градинами, которые бьют её по плечам, спине, голове, она стоит довольная, улыбается. Вдруг она кричит: «Рыба упала с неба!» Филимон, Авивия, доктор Колесин выбежали на балкон. На мраморных плитах трепыхается, бьёт хвостом и плавниками серебристая, с ладонь величиной рыба.
В тёмном парке слышны крики: «С неба рыбы падают!»
Доктор забегает в спальню, выносит большой чёрный зонт и туфли императрицы. Туфли она не надела, но под зонт встала. Спрашивает: «Рыба ведь не летает? А, Колесин?» Доктор говорит, как всегда быстро-быстро: «Редко, но бывали случаи, когда с неба падали рыбы. Англичане объясняют эту странность тем, что смерч, который в океане втягивает вверх к небу воду, втягивает и рыб. Гонит их на сотни километров… Потом смерч слабеет. Рыба падает… Иногда падает не в воду, а на сушу. Англия остров, поэтому там рыбные дожди не такая уж редкость…»
Императрица выходит из-под зонта, ступая босыми ногами по градинам и рыбам: «Много всего за сегодняшний день… Хочу побыть одна…» У дверей балкона она останавливается. Смотрит на Филимона Одинцова: «Я стала многое забывать… Филимон, я говорила тебе о шаровой молнии?» – «Да, ваше величество. Вы говорили о Шишечке, о шаровой молнии… и что молния не убила мальчика, кто-то похитил...» – «Всё это Петровы сны, выдумки. Кто мог похитить? Оглянись − под каждым кустом охрана, за оградой дворца гвардейцы...»
Филимон Одинцов удивлённо смотрит на императрицу. Полчаса назад она так убедительно рассказывала, что где-то есть мальчик, который не знает, что является наследником русского престола… А теперь всё отрицает.
«Уходи». Филимон, поклонившись императрице, удалился. Она, чуть помедлив, позвала его: «Филимон, мальчик, подойди…» Одинцов подбежал.
«Тебе говорили, что я больна, что сошла с ума? Что с головой не всё в порядке?» – «Нет, ваше величество, нет...» – «Тебе интересно, что я рассказываю?» – «Да, ваше величество».
История вторая
В небе кружат вороны. Они каркают, хлопают крыльями, доставляя себе удовольствие и раздражая пассажиров кареты, которая быстро едет по бездорожью. Колёса мнут траву, цветы.
Рядом на коне скачет всадник. Это российский император Пётр I. Пётр кричит, глядя в сторону кареты: «Жижин, кидай яблоко!»
Возница привстаёт, кидает яблоко. Всадник на скаку ловит его, вытирает о сукно мундира и с хрустом надкусывает.
Солнце, долгая дорога сморили пассажиров, сидящих в карете.
Молодая женщина с белым напудренным лицом ест шоколад и шепчет своей соседке. Слов её не слышно из-за топота лошадиных копыт и карканья ворон. Только несколько слов на немецком: «Зачем надо было нас так долго везти?»
Видна сосновая роща и дом с белыми балконами. Это загородное имение Александра Даниловича Меншикова. Раннее утро.
Хозяева безмятежно спят, если не считать нескольких солдат и офицеров. Узнав в приближающемся всаднике своего императора, они растерянно шепчут: «Его величество, его величество…»
Карета встала посреди двора, а Пётр, не останавливая коня, погнал его к открытым настежь дверям дома. Пригнувшись, он въезжает внутрь.
Слуги, дворовые, дети, собаки с изумлением смотрят, как между кресел, столов, стульев, кадок с пальмами гарцует здоровенный конь со всадником. Пётр, задевая головой хрустальные люстры, кричит прислуге зычным голосом: «Где ваш сраный хозяин?!»
Толпа смотрит на императора изумлёнными глазами.
Услышав голос Петра, лежащая на подушке голова Меншикова дёрнулась, словно её пронзило током. Меншиков вскочил, голый, побежал к шкафу. Спящая рядом с Меншиковым Марта Скавронская открыла глаза, увидела спину и ягодицы петровского фаворита, который выбрасывал из гардероба десятки штанов, камзолов, рубашек и шептал: «Что надеть? Что надеть?»
Марта приподнялась над подушками: «А что случилось?» – «Он приехал… Не предупредив… Ужас!» – «Кто?» – «Молчи, тебя нет… Он не должен тебя видеть… Ты невидимка. Вставай, я запру тебя в гардеробе. Вставай и молчи…»
Слышен громкий цокот копыт по паркету. Грохот раскрывшихся дверей спальни. Лежащая Марта видит огромную фигуру кентавра, человека-коня.
Пётр рассматривает Марту, догрызая яблоко. Меншиков выходит из гардероба. Смешно подскакивая, он вдевает ногу в бархатные панталоны. Говорит: «Не желаете сойти с коня, ваше величество?» – «Знаешь, почему я не слезаю с коня?» – «Нет, ваше величество… Но у вас все права…» – «Помнишь, когда я уезжал от тебя в прошлый раз, сказал, нога моя больше никогда не ступит в твой развратный дом?» – «Ты, майн херц, человек слова… Но мой дом уже не развратный… Я разогнал всех б…й, как обещал». − «А это кто?» Пётр показал огрызком яблока на лежащую в постели Марту. Меншиков оглядывается на постель, какое-то время молчит, потом подходит к лежащей, словно видит её в первый раз. Спрашивает у Марты наивно, по-детски: «Ты кто?»
Марта приподнимается над подушками, вытянув из-под одеяла две большие груди, как две дыни, отвечает, глядя на Петра: «Я остаток разогнанных б…й. А вы кто?»
Теперь молчит Пётр, не находя ловкого ответа. Меншиков растерянно, прищурив глаз, говорит: «Это…» Пётр перебивает: «Капитан бомбардирной роты флигель-адъютант Пётр Алексеев хочет оказаться в вашей постели, мадам, но не знает, что делать с конём!»
В окне видно, как во дворе из кареты выходят пассажиры: две напудренные дамы в дорожных европейских нарядах, военный восточный человек с охапкой цветов, которые он несёт за дамами.
Меншиков справляется со штанами, вдевает руки в шёлковую рубашку, Пётр продолжает диалог с лежащей в постели девицей: «А может, мне вместе с конём к вам в постель?» – «Нет!» Марта резко откидывает одеяло и, не стыдясь своей наготы, вскакивает, хватает коня и с силой тянет. Конь подчиняется, идёт. Пётр хочет остановить его, но ярость, с которой Марта гонит коня и всадника к дверям спальни, оказывается сильнее.
Выдворив их, она захлопывает дверь. Запирает на ключ. Злая, с потным лицом, возвращается к постели: «Наглый флигель-адъютант…» – «Ты что, рехнулась?! Это же Пётр! Император!» –
«Знаю». Она падает в постель, тянется упругим телом, кости хрустят. Меншиков продолжает нервно, испуганно хихикать: «Ты меня загнала в ловушку… Я теперь как кролик…» – «Если отдашь меня этому хаму, кролик, я тебя разорву на части, знай!»
Вечер. Пётр сидит на диване, длинные ноги подогнул под себя подобно турецкому султану. Он обжился в доме Меншикова, как и его конь, который привязан к спинке дивана и ест яблоки из фаянсового ведра. К дивану пододвинут длинный стол, за ним восседают несколько голландцев – друзей Петра. Среди них красивая напудренная женщина, которую все зовут Альбертина – Саадамская принцесса. Общество веселится. Пётр требует, чтобы пили все, особенно напирает на принцессу Альбертину. «Принцесса, ваш дядя Фридрих Август велел мне научить вас пить по-русски…» Та жеманничает, выражает своё недовольство: «У нас в Голландии вино пьют один бокал в течение вечера… А вы уже семь влили в себя и столько же ещё вольёте… Русские желудки – это что-то особенное?»
Пётр смотрит на Альбертину, на лице её так много пудры, что жёлтое жабо смотрится серым. «Принцесса, я тщательно изучал анатомию… Русский желудок, действительно, что-то особое. Могу нарисовать вам его в разрезе… В нём есть некий поплавок… Заливаешь вино, а поплавок…»
Принцесса улыбается. «Вы меня дурачите, ваше величество?» – «Да, Альбертина…» – «Я пожалуюсь дяде!» – «Фридрих Август велел мне дурачить вас в день три раза. А лучше четыре...» Альбертина, возмущённая, округляет глаза, становится похожа на сову, её подруга и компаньонка Сесилия шепчет ей что-то по-немецки. Пётр продолжает: «Я обязан выполнять желания дяди моей невесты». При этих словах у Петра дёргается рука, он проливает вино на платье принцессы. Альбертина резко встаёт со стула, говорит Сесилии громко по-немецки: «Варварская страна. Варварские нравы». Смотрит на красные от вина кружева платья: «И чего я сюда притащилась?!»
Извинившись за испорченные кружева, Пётр смотрит на Меншикова и тихо спрашивает: «А где остаток разогнанных б…й?» – «На кухне». – «Пусть поднимется».
Меншиков подзывает слугу Гаврилу Ермилова и шепчет: «Скажи Марте, вина пусть принесёт». Гаврила Ермилов идёт на кухню. Меншиков кричит ему вдогонку: «Сама, сама принесёт, так и скажи, я велел».
На огромной кухонной плите стоят котлы. Над ними пар. На сковородах жарятся всевозможные деликатесы. Рыба, крабы, раки, только что выловленные в окрестных озёрах, живые трепыхаются в корзинах. Раскрасневшиеся от жара кухонные девки, повара, виночерпии, посудомойки, кондитеры делают своё дело, шумно, проворно, со смехом. Все жаждут заслужить одобрение Александра Даниловича Меншикова, который иногда спускается и выпивает с ними стакан вина. Марта Скавронская берёт из рук Гаврилы Ермилова полный кувшин, но подниматься к пирующим ей не хочется, несмотря на требование Меншикова.
Она видит рыбу, вмёрзшую в большущий квадрат льда. Ей кажется, что рыба мигает глазом. Марта зовё т Соню Якшимову, свою товарку, толстенную бурятку. Девушки подносят свечку, разглядывают рыбу сквозь прозрачный лёд. Марта шепчет: «Мигает глазом, что-то говорит?» – «Говорит, кувыркаться тебе, Марта, сегодня в постели с царём-батюшкой». Марта возмущённо шепчет: «Нет!» – «Дура ты, Марта!»
Все кухонные люди собрались, разглядывают чудо: рыба во льду смотрит на них, медленно открывая и закрывая глаза.
В дверях появляется странная фигура: Пётр сидит на плечах Меншикова. Оба пьяны, оба смеются. Кухонный люд не знает, как себя вести. Вроде смешно, но всё же каково Александру Даниловичу таскать на себе двухметрового царя? Сделав круг по кухне, Пётр и Меншиков, проходя мимо Марты, останавливаются.
«Проиграл на бильярде… Обязан его на себе возить… Они, видишь ли, поклялись не ходить по моему полу, а летать ещё не научились!» Марта смотрит на Петра, говорит: «Могу вас отыграть, Александр Данилович…» Император потянул Меншикова за ухо: «Не понял. Объясни». – «Сыграешь с ней на бильярде – поймёшь». Сам же себя иронично поправил: «Поймёте, ваше величество!» Император Пётр смотрит на Марту с того же ракурса, что и утром в спальне. Мартины матовые груди в широком разрезе платья привлекают внимание всех: солдат, фельдмаршалов, князей, императоров…
Под развесистый дуб, листья которого шумят и в безветренную погоду, вынесен бильярдный стол. Вокруг него ходит Пётр. У Петра в руках бесполезный кий, так как Марта Скавронская вбивает в лузы шар за шаром… Играть она научилась в доме пастора Глюка, который взял её на воспитание у пьяных родителей, а отточила талант в доме маршала Шереметева, который приметил её среди пленных шведской кампании… Вокруг стола собрались гости Петра. Слуги Меншикова держат каретные фонари и так освещают зелёное бильярдное сукно. За их спинами в темноте двора громко квакают лягушки, поют ночные птицы, вдалеке глухо ухает филин.
Бильярдные шары под ударами Марты Скавронской носятся по зелёному полю один за другим, с шумом влетают в лузы. Наконец Марта промахивается. Пётр тщательно прицеливается, но пущенный им шар затрепыхался у бортика. Пётр вопит, прося его упасть, но шар, не услышав императора, отскакивает. Пётр смачно ругается. Принцесса Альбертина шепчет своей компаньонке Сесилии фон Хольберг: «Ночью сказала ему, пойди, прополощи горло, от тебя разит чесноком и луком! Он и ухом не повёл, налез на меня… До утра… Ни сна, ни удовольствия…» – «Но это же чудесно! До утра?!» Альбертина пожала плечами.
У Петра вновь появляется шанс забить шар. Видно, что он не привык проигрывать. Марта ждёт, стоя рядом с принцессой, слышит и понимает, что та шепчет на немецком. «Курит мерзкую махорку, пьёт со всякой швалью! Вчера у какого-то солдата сына крестил. Я сидела среди настоящих убийц, видела бы ты эти рожи… А ему они милы… Ужас! Сейчас играет с этой посудомойкой и думает только о её толстом заде…»
По двору бежит большущая белая свинья, за ней девочка из прислуги с прутом, пытается отогнать свинью от бильярдного стола, где играют господа. Принцесса хмыкает: «Спать с русским императором − что спать с этим хряком!»
Пётр загоняет шар в лузу. Довольный, кричит в полный голос. Выбирает шар для следующего удара. Марта напряжённо вслушивается в шёпот принцессы, которая и не подозревает, что кто-то понимает немецкий язык.
В туманном поле движется странная процессия. Три мужские фигуры несут кровать. На кровати принцессы спит Альбертина. Лицо её освещено тусклым лунным светом. Рядом идёт Марта Скавронская. Это её идея − ночью поменять спальню принцессы.
Тёмными пятнами проглядывают в белом тумане постройки меншиковского имения. Квакают лягушки. Перейдя поле, процессия приближается к деревянному сараю. Марта бесшумно открывает ворота. Вносят кровать. В сарае кто-то есть: слышно сопение, шевелятся тени… Принцесса Альбертина спит. Закрывают ворота. Мужчины и Марта теряются в молоке сырого тумана. От солнечного луча, пробивающегося в щель сарая, принцесса Альбертина открывает глаза. Поражённая, видит крупные свиные морды. Она в свинарнике. Свиньи хрюкают, тянутся мордами к принцессе. По полю, с которого ещё не сошёл утренний туман, бежит полуголая Альбертина. Ей непривычно ступать босиком по мокрой траве. Принцесса кричит: «Гады! Гады! Гады!» Карету принцессы и её подруги загружают чемоданами, корзинами.
Принцесса Альбертина кричит на Петра: «Дядя Фридрих Август так этого не оставит! Объединится со Швецией и другими! Они сообща изничтожат вас! Императора страны, где каждый − хам и варвар!» Подруга принцессы просит её успокоиться:
«Альбертина, нельзя так, мы в гостях…» – «Свиньи! Свиньи! Свиньи! Были, есть и будут!»
Карета рванула и уехала. В спальне князя Александра Даниловича Меншикова Пётр и Марта неутомимо занимаются любовью: на кровати, на полу, в шкафу, где висят лисьи шубы. Марта в страсти отгрызла стеклянный глаз у лисьего воротника и не заметила, как проглотила его… Иногда, давая себе передышку, любовники лежат, прижавшись друг к другу, и молча улыбаются.
К запертым дверям своей спальни подходит Меншиков. Он, как всегда, великолепен, в лучших парижских нарядах, в только что вошедшем в моду пепельно-голубом парике. Меншиков стучит кулаком в дверь. Не дождавшись ответа, прижимает губы к замочной скважине и громко шепчет: «Варвары! Тратите столько сил… Иногда и жрать надо!»
История третья
Это случилось неожиданно: минуту назад их не было – и вдруг они материализовались как бы из воздуха пустыни. От их мощных ударов рухнули стены монастыря. Турки хлынули во внутренний двор, но попали под огонь сорока пушек, которые Пётр поставил вдоль монастырской стены. Растеряв сотни воинов, турки отошли и занялись перестройкой своих рядов.После получасовой передышки тёмная лавина вновь штурмует русские лагерные ограждения. Янычары с криками «Алла! Алла!» рубятся саблями с русской пехотой. Виден высокий Пётр, представляющий собой заманчивую цель для вражеских мушкетов. Рубят сабли, колют штыки. Вновь гремят пушки.
Янычары не выдерживают, отступают. Но это не победа и не поражение – это ловушка.
Ночь. В жёлтых лучах луны скачут два всадника: Пётр и Екатерина. На их лицах мрачное выражение. К Петру приближается адъютант Анджей Пивовский. Он что-то тихо говорит императору. Пётр оборачивается к Екатерине: «Дело швах!» – «Что случилось, Петруша?» – «Туркам подвезли пушки… Триста штук. Расставили вокруг нас… − Пётр стирает кровь, стекающую из-под повязки на лбу. − Случай представился им просто чудесный… А воспользуются они и того лучше… Ведь не дураки же…»
Екатерина смотрит в небо. Млечный Путь висит так низко, что подними руку с саблей и режь его, как пирог…
«Смеялся над Карлом в Полтаве и сам же здесь, на Пруте, повторяю его ошибки… Как я мог поверить, что меня ждут сорок тысяч румын… Смешно...» Пётр, недоговорив, странно дёрнулся: «Катенька, кто-то влетел в ухо… Чёрт… Больно…» Екатерина, приподнявшись на стременах, смотрит в ухо Петра. В лунном свете видно: кто-то трепыхается крыльями в императорском ухе. Екатерина хватает и выволакивает большущего шмеля, отбрасывает его: «Нашёл куда влетать». Пётр кивнул головой: «И я не туда влетел…»
Слышен гул от передвигающихся по песку турецких войск. Десятки тысяч глоток издают негромкий звук. Это известная психическая атака турок: гортанные выкрики и ритмичные хлопки ладонями. Пётр смотрит на Екатерину. Их лошади рядом.
«Видела, как на охоте собаки окружат кролика – тот застынет, озирается, со всех сторон собачьи пасти… Так и я… Этих собак сто двадцать тысяч». – «Сто двадцать?» – «Лазутчики сосчитали…» – «А нас?» – «Тридцать тысяч. Я вчера отослал кавалерийский корпус к Бранковскому, чтобы румыны спешили к нам. Никто ведь не ожидал, что сто двадцать тысяч янычар свалятся с неба…»
Екатерина смотрит на окрестные холмы. Справа, слева, сзади, спереди мерцают огни турецких костров. В подзорную трубу видны их чёрные узорчатые куртки, за широкими поясами торчат ятаганы, пистолеты.
Пётр зовёт адъютанта Пивовского: «Анджей, найди Никулача…» Шепчет Екатерине: «Спрошу его, может ли он со своими молдаванцами вывезти тебя… из этого песчаного гроба…» – «Нет, Петруша, нет! Я с тобой!» Пётр качает головой: «Девочка, нет»
Грохнул пушечный выстрел. Совсем рядом с Петром и Екатериной упало ядро, завыл раненый. Второе ядро упало ещё ближе. «Пробуют порох, не отсырел ли». Пивовский приподнимается в седле: «Может, заметили вас, ваше величество, луна яркая…» Третье ядро упало совсем рядом – в двух шагах от императора. «Вернёмся, это не проба сырого пороха…»
Посреди русского лагеря в монастырском флигеле находится укрытие для Екатерины и её трёх фрейлин. Пётр сидит за столом, быстро пишет. Екатерина молча смотрит на императора. Грязь и пыль въелись в ноздри, уши, ногти.
Вторую неделю армия под палящим солнцем Молдавии идёт на юг. Союзники, кто обещал присоединиться, обещал свежие боевые силы, оружие, провиант, видимо, струсили, изменили. Как подтверждение этому входит полковник Лялин: «Никола Пендереску перешёл на сторону турок, отдал им продовольствие, значимое для нас». Пётр кивнул: «Браво, Никола». Вернулся к письму. Говорит Екатерине, не поднимая головы: «Завтра мы постараемся прорваться с боем. Но вы с фрейлинами уйдёте сегодня. Никулач знает тропы и надеется проскользнуть незамеченными. − Император поднял лист бумаги. − Вот мой указ! Я отдаю тебе корону и трон…»
Екатерина нервно смеётся: «Трон?! Мне, польской дуре, русский трон?! Петенька, ты что, белены объелся?! Хотя давай, давай! − Екатерина вертит бумагу в руках. − Петя, я ж читать не умею…»
Екатерина вновь заливается нервным смехом. Пётр подзывает адъютанта: «Пивовский, читай громко, с выражением этой безграмотной. Если не поймёт по-русски, переведи на польский».
Адъютант всматривается в почерк Петра, читает: «Господа сенаторы, я попал в турецкое окружение… Меня ожидает поражение, позор. Велю, впредь не исполнять ничего, что бы ни исходило от моего имени… Но одно моё повеление, ещё пока я государь Российской империи, принять немедля и обязательно. Корону и трон отдаю Екатерине, моей законной жене…»
Пётр молчит, смотрит на Екатерину. Кладёт ладонь на её щёку, замечает, какая грязная рука, убирает… В монастырскую пристройку входят генералы. Молча садятся вокруг стола. Это военный совет. Пётр оглядывает их. После короткой паузы говорит без выражения, тихо, буднично: «Завтра будем атаковать! Сегодня спать! Всё!» Оборачивается к Екатерине: «Собирай своих фрейлин. Я прилягу. Через час разбуди, провожу тебя». Император оглядывается на генералов: «Мне не нравится, как вы смотрите… Есть какие-то другие предложения?» Генералы молчат. Молчит и Екатерина, но видно, что она не согласна с решением Петра.
«Мы в мышеловке. Завтра смерть или победа». Пётр идёт спать. За столом никто не двигается. Тяжёлая пауза.
Екатерина оглядывает лица генералов и неожиданно смеётся: «У меня есть план. Его величеству я его не сообщала. Знаю его ответ. Вам скажу… Балтаджи, командующий турецкой армией, год назад был в Петербурге. Он сказал мне, что в жизни любит только бриллианты: не лошадей, не оружие – только бриллианты и женщин. Он разглядывал мои камни и дрожал… И ещё запомнила, как он смотрел на Авивию… Я побоялась сказать вашему главнокомандующему, а вам говорю. Авивия здесь. Бриллианты при мне…»
За занавесью храпит император. В свете свечи стоит Авивия Данилова, на ней бриллиантовые подвески, диадема из крупного жемчуга, кольца, серьги из крупных сапфиров. Екатерина достаёт из ларца очередную ювелирную вещицу, прикалывает её, украшая Авивию, как новогоднюю ёлку. Генералы молча смотрят. Екатерина загипнотизировала их, как бродячий гипнотизёр-шарлатан. Напоследок она вдруг говорит Авивии: «Я поеду с тобой».
Зарница нового дня. По золотистому небу несутся со свистом пушечные ядра. Турецкая артиллерия начала бомбардировку русского лагеря. Под ядрами бегает Пётр и кричит, не обращая внимания на смертоносные снаряды, которые, разрушая всё вокруг, падают с неба.
«Где мой палач?! Павел Тимофеевич Галкин! Я знаю, он в Петербурге! Вызовите его сюда! Или я сам возьму в руки топор и отсеку головы моим генералам-ослам!» Пётр бьёт генералов шпагой, яростно, не разбирая, куда шпага попадает: в шею, щёку, грудь… Гонит генералов туда, где падают ядра, которые разносят в клочья людей, коней, повозки. Одно ядро чуть не попадает в Петра, но он даже не оглядывается.
«Как вы могли эту б…, эту проститутку пустить на переговоры?! Как?! Значит, стоит мне заснуть, и я для вас уже не командующий, я для вас никто!»
Неожиданно артиллерия смолкает. Турецкая армия стоит на расстоянии сотни шагов от русского лагеря. Их тысячи тысяч…
Турками заполнено всё пространство: долина, холмы, овраги, дорога, тропы, лес, деревья. Восходит солнце. Адъютант Пивовский спешит объявить новость: «Ваше величество, их стало ещё больше! «Язык» сообщил, что ночью с артиллерией подошло двадцать тысяч румын». Пётр, зло: «Ты что, меня пугаешь двадцатью? Если нас тридцать, какая разница, сколько их: сто двадцать или сто сорок?!»
И тут за толпами янычар показался и затрепетал на ветру белый флаг русских парламентёров. Пётр замолкает, впивается глазами в небольшую группу всадников, медленно приближающихся к лагерю. Он видит Шафирова, своего вице-канцлера, который держит белый флаг. Рядом с ним трубач, а сзади Екатерина. Авивии не видно.
Пётр, задохнувшись от волнения, не может ничего сказать, смотрит. Трубач трубит короткую музыкальную фразу и тоже смолкает. Напряжение нарастает с каждым шагом. Вот всадники зашли за заграждение русского лагеря. Екатерина, бледная, спрыгивает с коня: «Всё хорошо. Уговорили визиря Балтаджи. Авивию оставили на время. Бриллианты и жемчуга навсегда».
В окнах повозки видна голая выжженная степь. По ней идут отряды русской армии. Оркестр бьёт в барабаны. Лица солдат измождённые, но радость возвращения на родину бодрит каждого.
В скрипучей карете сидят Пётр и Екатерина. Волны серой пыли вплывают в разбитое окно. Пётр смотрит на Екатерину. На лице её, таком же пыльном и грязном, как лицо Петра, зрачки расширены. Не совсем понятно, в них гнев или радость.
Она спрашивает: «Водка у нас осталась?» – «Не знаю». Пётр выглядывает в окно, кричит адъютанту Пивовскому: «Зубровка осталась?» Потом поворачивается к Екатерине: «Знаешь, что ты сделала со мной? На моей голове был венок победителя. Я разбил непобедимого шведского короля Карла XII. А сейчас, живой, здоровенький, поджав хвост, бегу».
К окну повозки подносят деревянное корытце: в нём солома, серебряные чарки и бутыль. Пётр принимает, кладёт корытце на колени, разливает зубровку. Выпивает с Екатериной, ничего не сказав. Молча наливает ещё чарку, выпивает: «Знаешь, что ты сделала? Во всех европейских дворцах сейчас хохочут − Пётр свою жену послал к турецкому визирю, тот побаловался ею и дал русским мир!»
Екатерина бросает серебряную чарку в корытце: «Не говори так, Петруша, даже если хочешь обидеть меня… Почему я пошла к Балтаджи? До этого мы дважды посылали Шафирова с белым флагом. Балтаджи отсылал его назад без слов… Со мной он не посмел это сделать». Пётр выпивает остаток своей чарки.
Хрипло выдавливает вместе с огненным духом: «Я пробился бы сквозь кольцо янычар… Пробился! Мы дрались бы до последнего… Посмотри на моих ребят!» Он ткнул пальцем в разбитое окно. «Мне лучше смотреть на них живых и на тебя живого, чем знать, что ты и они – мёртвые герои. Или, хуже того, по Стамбулу моего мужа возят голым на осле… Нет, не возят… тащат за ослом!» – «Такого не было бы никогда, Катя». – «Так обходятся с пленными, сказал Балтаджи».
Пётр кричит: «Что ты мне всё время «Балтаджи, Балтаджи»! Где он тебе всё это напевал? В постели?!» – «Да!» – «Да?»
Пётр всей силой ладони бьёт Екатерину по щеке. Рвёт дверцу кареты и спрыгивает в пыль. Идёт пьяный, несчастный, качаясь из стороны в сторону… Его нагоняет группа солдат-артиллеристов, он их обнимает. Поддерживая своего императора, солдаты идут, с ног до головы покрытые пороховой копотью… И не различить, кто император, кто солдат… Екатерина смотрит в окно, облизывает разбитую губу, улыбается… Хочет открыть дверь кареты, но Пётр так грохнул ею, когда соскочил на ходу, что замок заклинило. Екатерина кричит: «Петруша!» Пётр шагает, не обращая на неё внимания. Но вот он побежал, нагнал повозку: «Дай бутылку!»
Екатерина подаёт бутылку и серебряные чарки. Пётр берёт только бутылку и возвращается к солдатам… Пьёт с ними из горла…
Грозовая туча, такая желанная за время долгих блужданий русской армии по южным степям, вдруг разражается проливным дождём… К Петру подъезжают адъютанты, генералы. Пётр гонит их. Требует ещё бутыль. Император разгулялся. Мокрый, весёлый, зовёт музыкантов… Солдаты завидуют тем четырём артиллеристам, кто с Петром «гуляет»… Но не навязываются в новые «дружки».
Карета Екатерины держится на дистанции. Кто-то кричит: «Молния!» И на глазах у всех из тёмных кустов выплывает шаровая молния, постоянная преследовательница Екатерины. Она приближается к карете. Екатерина при крике «молния!» вздрагивает, видит огненный шар, рвёт дверь, но её заклинило. Красный шар натыкается на карету. Взрывается! Всё происходящее похоже на сон пьяного пиротехника… Карета загорается. Кони ржут со страху и мчатся по мокрой степи. Пётр, солдаты, конники бегут, скачут. Огненная карета несётся.
Екатерина пытается ногой выбить дверь. Безуспешно. Хочет пролезть в окно. Оно довольно узкое. Как-то протиснулась. Смотрит на горящий верх, лезет назад, там дымно, но огня ещё нет. Сидит, сжав зубы… Клубы серого дыма вваливаются в окна. Екатерина вновь принимается бить дверь ногой…
Никто из всадников не может приблизиться к повозке. Лошади шарахаются от огня. Но вот дверь повозки раскрылась, из неё выпала императрица. Тут же вскочила и, прихрамывая, побежала назад. Волосы дымятся, она кричит: «Пётр! Пётр! Петруша!»
Навстречу бежит император: «Катя! Катя!»
Они сталкиваются. Пётр сгребает её в объятия и крепко прижимает к себе. «Ваше величество, хочу сказать… И хочу, чтобы запомнили… Я люблю вас! Не было у турка ничего… Одни бриллианты и Авивия». − «И я тебя люблю… Ты меня от плена, от позора, от гибели спасла, Катька…» – «Молчите…» – «Ни слова, Катенька, ни слова…»
Екатерина захлёбывается в слезах, которые хлынули и не могут прерваться. «Я жива только тогда, когда ты рядом… Мёртвый вы мне не нужны, ваше величество, запомните это…» – «Запомню». – «Мне не нужен мёртвый полководец! Мне нужен живой Петруша! Мой… мой… мой…»
Армия движется по пыльной степи под барабанный бой, стараясь не смотреть на плачущих императора и императрицу.
Книга, а также сценарий писались весь 2014-й. Работа напоминала «американские горки», вверх-вниз, хорошо-плохо. Исторические факты были такие яркие, что успевай записывать. Я стал чувствовать себя каллиграфом Филимоном Одинцовым, который ходил за императрицей и записывал её реальные и вымышленные истории. Их стало так много, что я не знал, как остановиться, и решил убить каллиграфа...
…Филимона нашли в орешнике. Молния убила − так решили. Лезвие ножа в руках тайного осведомителя Арсения Державина имело другое мнение, но лезвие − обычно неговорливая вещь.
Императрица разыскала своих польских родственников и, счастливая, сделала их графами. Каждой сестре и брату подарила по замку. Графы и графини всю жизнь ходили босиком, но их дети и внуки влились в петербургское светское общество, а кое-кто прославил Россию. Были Скавронские-военачальники, а один Скавронский изобрёл подводную лодку.
Екатерина I процарствовала недолго, умерла в возрасте сорока трёх лет.
Агнешка Холланд уехала снимать в Голливуд. У меня остались незаконченные сорок четыре истории из жизни императора и императрицы.
фото: FAI/LEGION-MEDIA; RUSSIAN LOOK
