Небо памяти

1 июня 2019 года в Мадриде играли финал Лиги чемпионов УЕФА. Встречались «Ливерпуль» и «Тоттенхэм». Интерес к игре был огромен. В тот вечер я забросил монтаж фильма, который весной мы снимали в Индии, и пошёл к друзьям, к пиву, к большому телеэкрану. Матч, увы, получился не особо… Разве что выбежавшая на поле стадиона полуобнажённая фотомодель Кинси Волански своими длинными ногами и упругими ягодицами оживила мужчин всего мира, сидящих у телеящиков. В два часа ночи, возвращаясь пешком домой, я неожиданно увидел ту полуобнажённую фотомодель, перебегавшую площадь в Замоскворечье. Одна, без испанских жандармов, красотка бежала такая же упругая и стройная. Но это была не она! Кто-то смеялся на другой стороне площади, выглядывая из окон машины. Видимо, на спор повторила «подвиг», перещеголяв испанку тем, что бежала совершенно голой. Я, единственный зритель (не считая её друзей из «тойоты»), проводил девушку взглядом. Хулиганка забежала в подъезд, а на меня нахлынули совсем другие воспоминания. В этом подъезде на третьем этаже когда-то я жил у старого Квирикадзе, брата моего родного деда Давида Квирикадзе. У меня была комната, кровать, телефон в коридоре, холодильник «ЗиС», дико тарахтящий, и удивительный хозяин, он же родственник, он же барон Мюнхгаузен. Я писал свою первую киноповесть, мечтал её экранизировать. Но Госкино СССР утопило мой проект в бумажном море отрицательных рецензий… Меня беспокоило одно – чтобы эти рецензии не попали на глаза Ноэ, он был моим главным героем, о нём была киноповесть, в ней были собраны его мюнхгаузенские истории… Хотя я не прав! То, что звучало в устах Ноэ мифическим сюрреализмом, не раз подтверждалось. В нашу деревню Багдати (не путайте с Багдадом), откуда родом все Квирикадзе и где родился Владимир Владимирович Маяковский, приехал вербовщик рабочей силы и сагитировал многих уехать в Америку, где можно заработать большие деньги. 

Старый Ноэ часто сидел в коридоре на железном сундуке и посмеивался над моим графоманством. В мятых штанах, мятой рубашке, крепкий для своих лет, курчавый (седина и курчавость – странное сочетание), курил кубинскую сигару (дешёвую в Москве в связи с блокадой США кастровской Кубы) и, сплёвывая, говорил мне колкости. «Ираклий, настоящий писатель не корова, которая пережёвывает травяную жвачку повседневности, а тигр, пожирающий и корову, и то, что она поглотила. Знаешь, кто это сказал?» «Кто?» – спрашивал я Ноэ, не вставая со своего единственного стула. «Фёдор Михайлович Достоевский».

В другой раз он удивил следующей цитатой-загадкой: «Ираклий, кто сказал: «У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как может»?» Я печатал свою киноповесть на старой печатной машинке с тремя убитыми буквами. «Кто сказал?» – цитата мне очень понравилась. «Жан-Поль Сартр».

Я не курил, квартира дико пахла кубинской революцией. Я писал о поездке хозяина моей квартиры в Нью-Йорк. В один из вечеров, выдувая мне и Анне Дизенфельд в лицо горько-сладкие дымы, Ноэ рассказывал, как стоял обнажённый перед медицинской иммиграционной комиссией. Комиссия глядела на него с нескрываемым удивлением. Санитарка Наоми Осака позвонила доктору Леону Каннаваро, директору лечебницы для богатых бездетных американок, и зашептала в телефонную трубку: «Леон, я нашла то, о чём ты просил!» Доктор Каннаваро спросил: «Кто он?» Наоми ответила: «Великолепный образец кавказского самца!»

Три года работал Ноэ в лечебнице доктора Каннаваро лодочником. Директор называл его «моё тайное оружие в борьбе с бездетностью». Он подбирал пациенток, с которыми Ноэ уплывал на небольшой остров, где росли душистые травы. Американки, потерявшие надежду на зачатие в многолетних супружеских объятиях, падали в эти травы вместе с чудесным исцелителем Ноэ. Пять-шесть рейсов в день совершал он на этот «остров любви». Деньги, и большие, получал он от доктора Каннаваро.

Багдадцы решили вернуться на родину. Разыскали Ноэ, который в это время жил в Лос-Анджелесе и был возлюбленным второсортной звезды немого кино Франчески Бертини. Ноэ согласился с решением своих соотечественников и даже на свои деньги купил многим из них билеты на обратный путь домой.

Десятка три американок разных возрастов и цвета кожи, плача, прощались с ним в порту Лонг-Бич, когда уезжал он назад в Грузию. Женщины кидали вслед ему серпантин, и эти цветные нити было последнее, что связывало их с Ноэ Квирикадзе – кометой любви, так недолго горевшей на американском небосклоне.

Когда он вернулся на родину, Грузия уже была советской республикой. Повсюду организовывались земельные коммуны. Первым председателем одной был избран Ноэ Квирикадзе. Дни и ночи, не зная сна и покоя, строил он хозяйство коммуны. Кто-то шёл за ним, кто-то копил злобу. Тёмные силы решили скинуть строптивого председателя. Главным аргументом было, что он бывший священник и как можно доверять ему? 

Ноэ не выдержал, устал, сломался. Его отстранили от дел. Приехал молодой карьерист в круглых очках, с набриолиненными волосами. На глазах Ноэ разваливалось его детище, которое выстроил он, которому отдал все свои силы. Ноэ замкнулся, отгородился от всех.

И тут он встретил своё счастье – женщину, женился на ней. После Америки он не имел женщин. Но тут, впервые полюбив, он, великий самец, завоеватель Тихоокеанского побережья, в которого была влюблена звезда немого кино Франческа Бертини, сбежавшая к нему со съёмок экзотической кинодрамы «Затерянные во мраке» и неделю не встававшая с кровати гостиницы в пригороде Лос-Анджелеса и шептавшая: «Ноэ, я твоя!» – этот Ноэ сейчас оказался бессильным перед молодой рыжеволосой Ксенией Метревели.

Рано утром после несостоявшейся брачной ночи он вышел из дому и ушёл в горы. Неделю, блуждая в одиночестве, спал на земле, мок под дождём. Ему не хотелось жить… Был вечер, когда он услышал тихий шорох за своей спиной. Ноэ оглянулся и увидел огненный шар, медленно плывший по воздуху, рассыпая электрические искры. Ноэ понял, что это – шаровая молния.

Молния плыла к нему. Он был единственный на склоне холма предмет, притягивавший её, и молния столкнулась с ним. Но вместо взрыва, который должен был погубить Ноэ, молния тихо вошла в его тело. Пройдя по внутренностям, она вышла из пальцев ног, слегка опалив траву. Ноэ стоял с закрытыми глазами. Он был жив. В ушах звенело. Потом звон прекратился. Он побежал. Какие-то силы скинули тяжёлый камень с его души, высвобождая силу и энергию.

Он нашёл Ксению на кухне среди медных котлов. Ксения варила сливовое варенье. Он уволок её в спальню, она не успела даже смыть с рук липкий сливовый сок…

Когда ослабевшая от неистовой любви Ксения вернулась на кухню, в медных котлах варенье выкипело.

Была ночь. Ноэ шёл деревенской улицей, ступая по лужам и хлипкой грязи, с единственным желанием найти председателя и при всех ударить его. 

Ноэ заметил две фигуры. К нему шли милиционеры из районного центра.

По единственному в деревне телефону председатель позвонил в Кутаис, и прибывшие милиционеры забрали Ноэ Квирикадзе прямо с покрытого туманом поля.

Только через семнадцать лет вернулся он в деревню. Ксения, имевшая одну ночь любви, родила мальчиков Сандро и Захария. Однажды, срывая мальчикам груши, она упала с дерева, сломала  шейные позвонки и умерла. Мальчиков воспитывали дальние родственники.

Ноэ приехал в деревню с девочкой, о матери которой он никогда ничего не говорил. Девочка говорила по-русски, потом начала произносить и грузинские слова.

Врага Ноэ давно уже не было в деревне, он был переведён куда-то, говорили – на повышение.

Ноэ стал работать конюхом на колхозной конюшне. Ходил только в кузницу и к дальним родственникам, где росли мальчики. Он состарился. Часто спал вместе с лошадьми на конюшне. Дочь он очень любил. Нередко они садились на любимую лошадь Генриетту и шагом объезжали окрестности деревни. Ноэ учил дочь петь рачинские песни, и они в два голоса пели.

В лучах заходящего солнца, покачиваясь на лошади, крепко-крепко прижавшись друг к другу, они были счастливы – Ноэ и его шестилетняя дочь Тасо.

Началась война. Ноэ попросился на фронт. Ему отказали – стар. Молодёжь уходила из деревни  с песнями. Всем казалось, что война – это загородная прогулка, что немцев можно прогнать одним пинком в зад, как чужую свинью, забежавшую в огород.

Опустела деревня. Горе – в виде велосипедиста-почтальона – стало всё чаще и чаще посещать деревенские дворы. У почтальона был помощник, хромой и придурковатый. В день, когда прибывала похоронка, почтальон сажал на велосипед своего помощника. Каждый тихо шептал: «Боже, пронеси его», – и каждый облегчённо вздыхал, когда смерть проезжала мимо его двора. 

Когда к осетинской старухе Домне Абаевой пришла похоронка на внука, Ноэ пошёл к ней. Старуха считалась колдуньей, лечившей лесными травами, заговорами. Домна сидела в комнате и мяла в руках воск. Пчелиный рой кружил над её головой. Старуха не обращала на пчёл внимания и сосредоточенно лепила из воска человеческую фигуру.

– Я убью Гитлера! – сказала она.

И Ноэ поверил ей. Он поверил, что старуха может послать на Гитлера проклятие, и оно пронесётся с быстротой молнии за тысячи километров в далёкую Германию и там настигнет его, ворвётся в его сердце, и упадёт он бездыханный. 

Ноэ стал посещать дом старухи. Он жил двойной жизнью. Днём занимался колхозным хозяйством, работал всюду: на виноградниках, на кукурузных и картофельных полях.

А с наступлением ночи он шёл к старухе и попадал в магию её мистических ритуалов.

Убийство Гитлера совершалось поэтапно.

Его большая восковая фигура была утыкана длинными медными иглами.

– Завтра утром у него будет сильно болеть голова! – говорила старуха, вкалывая иглу в висок фигуры. Перед этим она окунала кончик иглы в какую-то скверно пахнущую жидкость.

Старуха распевала понятные только ей слова заклинания. Ноэ, заворожённый, слушал её. Он знал, что в груди восковой фигуры замуровано сердце летучей мыши.

На прошлой неделе старуха долго решала, чьё сердце может биться в груди у Гитлера. Шакала? Гиены? Свиньи? Решила, что летучей мыши, и послала Ноэ поймать летучую мышь.

Всю неделю Ноэ, Тасо и её братья в сумерках гонялись за летучими мышами. Тасо, у которой были густые пышные волосы, кричала, чтобы они гнали мышей в её сторону, мыши запутаются в её волосах. Так и случилось, среди летучих мышей, имевших привычку залетать в женские волосы, нашлась одна, которая попалась в ловушку. Выпутать её из волос они не смогли. Ноэ состриг Тасо волосы вместе с летучей мышью и отнёс старухе.

При каждом появлении Ноэ старуха Абаева сообщала об ухудшающемся здоровье Гитлера.

– У него отнялась речь, он с трудом двигается, волочит правую ногу, он мочится с кровью. Но чтобы убить его, надо знать день его рождения.

Только в этот день, утверждала старуха, может она послать последний, сокрушительный импульс.

Ноэ не знал, как выяснить день, когда родился Гитлер. Он поехал в Кутаис. В военкомате, когда он спросил о дне рождения Гитлера, на него посмотрели подозрительно. Он пытался объяснить, зачем ему это надо знать, и этим усугубил свою репутацию сумасшедшего. Вернувшись в деревню, Ноэ не зашёл к старухе. Он перестал ходить к ней.

Война кончилась.

Недалеко от деревни обнаружили газ. Однажды рано утром на двух грузовиках привезли пленных немцев. Немцы начали строить буровую вышку. Деревня смотрела на них, аккуратных, весёлых, ловко работающих людей в серо-голубых беспогонных шинелях. Наступило лето, немцы оголились, их белые худые тела вызвали жалость у деревни, их стали подкармливать. Они в благодарность делали смешные игрушки для детей. Воздушные гимнасты плясали на проволоках – дети смеялись, смеялись и немцы…

Сегодня, в ночь с 1-го на 2 июня 2019 года, я вспомнил почему-то этих немецких военнопленных из Багдади. Воздушного гимнаста, пляшущего на проволоке, мама купила мне у одноухого рыжеглазого немца за какую-то монету. Я не знал её значения, мне было пять лет. Мама дала ему ещё и носки. Извинялась, что один носок порван на пятке. Почему-то я это запомнил. Мама была очень красивой и одинокой. 

Как много странных совпадений в эту ночь. Почему московская копия мадридской хулиганки, выбежав голой из машины под смех своих друзей, вбежала в подъезд, в котором я прожил годы моей юности?..

Придя в мой сегодняшний дом, я вынул из нижних ящиков письменного стола папку, обклеенную цветным скотчем, надписанную фломастером. Четыреста сорок печатных страниц – всё это про Ноэ Квирикадзе. Тут его сибирские злоключения ссыльного. Он промывал там песок на золотых приисках. Сбежал и бродил по тайге до железной дороги четверо суток, делал из электропилы  вертолёт-«попрыгунчик», чтобы «перепрыгнуть» через ограду лагеря, рыл Сурамский тоннель, самый большой тоннель в Закавказье, а в конце жизни сделался пасечником. Уехал в деревню, отдав  квартиру детям, которые тут же её продали. 

Однажды я в Багдади поднялся на склон горы, где в деревянном «вагончике» жил Ноэ Квирикадзе, 88-летний счастливый человек, которому я завидовал, что нет у него трудностей в общении с окружающими, так как окружают его не люди, а пчёлы. Потом сколько-то лет спустя его сын Исидор Квирикадзе сказал, что, когда Ноэ закончил свою жизнь, из его рта вылетела пчела. «Его душа», – сказал Исидор. Многие Квирикадзе не поверили этому. Многие, но не все. 

Сегодня, 3 июня 2019 года, в газете «Московский комсомолец» на первой странице фотография длинноногой полуобнажённой девушки, которую тащит испанский полицейский. Текст: выскакивать на арену с каждым днём всё выгоднее! Чтобы за одну ночь приобрести более миллиона подписчиков в интернете (а это деньги и слава), вам понадобится всего лишь хорошая фигура, обтягивающий купальник, наглость и правильный футбольный матч.

P.S. «У человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет её как может». Хочется повторить слова Жан-Поля Сартра, сказанные мне Ноэ Квирикадзе в очень давнем нашем сидении на железном сундуке.