Автор: Алла Шуленина
Бывают такие приёмные папы, которые становятся единственно родными. Слова «падчерица» и «отчим» в этом случае просто невозможно произнести. Таким был Зиновий Гердт для своей дочери Екатерины, Михаил Ромм для Наташи Кузьминой. Для Елизаветы Кюблер таким единственным отцом стал Игорь Нефёдов, второй муж её мамы, актрисы Елены Казариновой. И пусть это счастье продлилось недолго, его уже не забыть
– Игорь в маму влюбился, когда увидел её в спектакле «Блондинка за углом» Театра на Таганке. Уже тогда он сказал: «Я женюсь на этой женщине». А потом, в компании их общего друга актёра Сергея Серова, пришёл на спектакль снова. Даже нарядился в костюм, чего никогда не делал. Очень волновался. Мама любила рассказывать: «Зная Игорька, в вечно потёртых джинсах и растянутом свитере, было удивительно видеть его закованным в какой-то пиджак, да ещё и с бабочкой! Обычно кудри в разные стороны, а тут гладко причёсанный…» Он вручил маме цветы, сказал, что покорён её игрой, и предложил проводить до дома. Думаю, для неё это тоже была любовь с первого взгляда. Правда, когда папа признался, что влюблён, мама отмахнулась, посоветовала ему найти хорошую девушку. Но уже на следующее утро Игорь перезвонил: «Знаешь, чувства мои не прошли…» И тогда мама ответила: «Приезжай». С тех пор они не расставались. Конечно, это была страсть, любовь – и бесконечное актёрское взаимоуважение. Мама в первую очередь знала его именно как артиста. Впрочем, Игоря к тому времени знала вся страна: он ведь уже снялся в «Пяти вечерах», «Охоте на лис», «Наследнице по прямой». И папа восхищался мамой как актрисой. В кругу друзей говорил: «Дайте гитару, сейчас вам Лена споёт», – и сам расплывался в улыбке, её слушая. Наверное, и я тоже была неплохим ребёнком, раз он меня сразу так полюбил. Думаю, он рад был впустить в свою жизнь всё, что было связано с мамой, без остатка.
Для меня Игорь был единственным отцом, и другого я не знала. Ивана Кюблера, первого маминого мужа, как я его называла, видела только на дни рождения. Он скромно стоял в дверях и издали наблюдал за мной. То, что родной отец оставил меня, не стало какой-то трагедией, потому что у меня был папа, который меня на руках носил, и это мало сказано.
«Наконец-то я свободен от зарплаты!»
На съёмках фильма Сергея Соловьёва "Наследница по прямой"
– Первое время мы жили в общежитии театра Табакова на улице Чаплыгина. Олег Павлович – человек, с которым тесно связана папина судьба. Папа ведь из Саратова, родился в семье актёра Вячеслава Нефёдова – однокурсника и друга юности Табакова. Более того, первая жена Олега Павловича стала «молочной матерью» для Игоря. Сразу после его появления на свет у мамы, Нины Евгеньевны, пропало молоко, а у супруги Табакова, в то же время родившей Антона, молока было достаточно. Так что Людмила Крылова делилась им с Игорьком. С самого детства ни у кого не было сомнений, что папа будет артистом. Так сложилось, что именно Табаков помог ему ещё подростком начать путь в профессии – взял его, тринадцатилетнего, в свою театральную студию, из которой впоследствии и получился театр, а через два года принял и на свой самый первый курс в ГИТИСе. Так что папа, как только «Табакерка» официально открылась, сразу ушёл из Центрального детского театра, в котором проработал несколько лет. К Олегу Павловичу он относился как к отцу, с бесконечным уважением, любовью, даже подражанием. За собой в театр Табакова папа привёл и маму. Им дали комнату в актёрском общежитии. Туда я и приехала к ним из Перми, где какое-то время жила у бабушки с дедушкой.
У нас с Нефёдовым сложились невероятно трогательные отношения. Когда меня оставляли с ним вдвоём – это было счастье. В детстве я почти ничего не ела, родителям приходилось разыгрывать целый сериал, чтобы меня накормить. Папа придумывал какие-то новые блюда и так меня заинтересовывал ими, что потом они становились моими любимыми. Например, каша по-деревенски – гречка с яйцом и топлёным маслом – по сей день моё самое любимое блюдо. Или утка с яблоками, гусь с апельсинами – невероятные лакомства, которые я до сих пор не могу забыть. Если папа что-то готовил, это всегда было феерично.
Родители во мне развивали фантазию. Если я придумывала вымышленных друзей, они не только не ругали, но включались в игру. В Москву я «привезла» своего детсадовского жениха Руслана. В то время нашими соседями по общежитию были артист Сергей Шкаликов и его жена Галя Чурилова, которая как раз была беременна сыном Сёмой. Сегодня Семён Шкаликов – уже сам артист МХТ. Я тогда проводила с ней очень много времени, интересовалась её положением. Однажды попросила папу: «Ты, пожалуйста, не заходи в комнату, мы здесь с Русланом», – а потом вышла с животом из подушки. События, конечно, развивались стремительно, в тот же вечер я родила маленькую куколку. Родители сбежались на страшный крик: «Срочно! Я рожаю! Ребёнку нужна коляска!» Они вместе принимали у меня роды, а потом отправились искать коляску! Хотя, конечно, жили мы тогда бедно, вечно в долгах, и никто не рассчитывал тратиться на эту покупку. А моя история продолжалась. Чуть ли не на следующий день Руслан меня «бросил». Я рыдаю: «Он оставил меня с ребёнком на руках и уезжает в Пермь!» Папа взялся Руслана догонять, обещал устроить «мужской разговор». Он не просто успокаивал меня, но азартно разыгрывал драму дальше! Действительно куда-то ушёл, а когда вернулся, объявил, что всё уладил и вечером мы вчетвером идём в театр. Я до сих пор помню эту картину: идёт мама, я, потом промежуток и папа – мы с ним с двух сторон держим Руслана за руки. В какой-то момент папе надоело, он «пропустил» моего воображаемого жениха вперёд. А потом как даст Руслану пинка: «Да иди ты уже быстрее!» Я в слёзы: он же опять обидится! А родители хохочут-заливаются. Помню ещё, как они смеялись, когда я рассказывала по телефону кому-то из своих вымышленных друзей, что папе с мамой дали орден! На самом деле им, конечно, дали не орден, а ордер – на отдельную квартиру.
В день свадьбы Нефёдова и Казариновой у входа в театр-студию под руководством Олега Табакова
Зато родители сделали там потрясающий ремонт. Раздобыли в театре чёрно-белые программки спектакля «Дыра», в котором играли вместе, и обклеили ими всю кухню. Для одного коридора подобрали чёрные обои, для другого – белые. И квартира стала похожа на арт-пространство, какие сейчас в моде. На стеклянной двери в кухню мама нарисовала картину Пикассо. Чего она только не делала своими руками: абажур с бантиками-бабочками, занавески, покрывала и подушки с вышитыми инициалами – всё невероятно стильно. Тогда ещё папа съездил на гастроли с «Табакеркой» и привёз, как обычно, очень много. В этот раз – заграничную мебель, огромный шкаф-купе с зеркальными дверьми. Это вообще было характерно для Нефёдова – возвращаясь из поездок, он привозил подарки чемоданами, любил говорить: «Наконец-то я свободен от зарплаты!» Помню, однажды по его возвращении мы устроили целый вечер примерок. Как я рыдала, когда оказалось, что ни одни туфельки и сапожки мне не подходят! А папа, уезжая ночью, не хотел будить меня и померил мою ножку своей ладонью – так размер обуви и подбирал. К счастью, все другие вещи были точно впору, и в школу я ходила невозможно модная. Маме Игорь тогда привёз дублёнку с манто, джинсовую куртку и кеды, белое пальто, которое мама носила ещё лет двадцать. В общем, накупил всё самое стильное.
Штабелями в «солдатской»
– Вообще, моя мама – человек-праздник, и папа в этом ей не уступал. Он закатывал дома такие посиделки, на которые собиралось больше тридцати человек. Мамина однокурсница Анна Марковна Бруссер как-то сказала: в их компании было ощущение зашкаливания таланта. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что это очень на меня повлияло. C детства погрузившись в творческую атмосферу, я не смогла и не захотела лишиться её во взрослой жизни. Они так проводили время: один читает стихи, другой садится за фортепиано и поёт, потом все вместе бегут танцевать, дальше гурьбой возвращаются к нам домой и кутят до утра. Сосед-милиционер оказался очень хорошим человеком. Он возвращался с работы вечером, выносил свою сковородочку, стучался на кухню, спрашивал: «Можно я поставлю?» И возвращался к себе. Его было не видно и не слышно. А когда он уезжал в деревню, в его комнате, которую родители в шутку прозвали «солдатской», штабелями укладывались спать наши гости.
Благодаря роли Славы в "Пяти вечерах" о Нефёдове узнала вся страна
Мама любила рассказывать эту историю. В нашем доме в Аптекарском переулке жило много милиционеров. Одна соседка, чья квартира располагалась через стенку от нас, замаялась приходить. Грозилась, что, если мы продолжим шуметь по ночам, она напишет жалобу. Действительно, когда у нас бывали посиделки, не до сна, конечно, было всей округе – акустику усиливала арка, находившаяся прямо под нашей квартирой. И вот соседи не выдержали и однажды решили отомстить: специально поставили вплотную к стене колонку, врубили бардовские песни. В следующий раз, встретив соседку на улице, мама сказала: «Дорогая, вы лучше приходите к нам в гости, у нас Никитин бывает, послушаете его вживую».
Родители были людьми общественными, с широкой душой, к ним тянулись все. Игорь мог просто знакомиться на улице, как хоккеист из фильма «Москва слезам не верит»: его узнают, он приводит этого человека в компанию и тот становится «своим». От их энергии всем хотелось подпитываться, а им нравилось этой энергией делиться, отдавать, согревать других. Поэтому очень много времени они уделяли друзьям.
Я, конечно, ненавидела этих друзей, мне очень не хватало родителей. Настоящим подарком были вечера втроём, когда мы ходили в театр, гуляли. Помню, как катались на коньках, когда папа снимался в Дубне. Но, наверное, уединиться надолго было просто невозможно. Хотя я уверена: лучше бы они посвящали больше времени друг другу. Думаю, если бы они могли, например, надолго улететь куда-то вместе, избежали бы многих проблем. Потому что посиделки не обходились без алкоголя. А папа – человек азартный. Как ребёнок, который сначала съест полную тарелку сладостей и только потом поймёт, что ему плохо. Ему необходим был праздник в жизни, но от вечного праздника тоже бывают депрессии.
Тем более что им и вдвоём никогда не было скучно. Они могли говорить часами. Потребность играть была в их природе. Папа вообще жил «на рожон», вытворял рискованные вещи, себя не жалел. Например, помню, ещё в общежитии, мы с мамой обедаем, и вдруг он стучится в окно. А жили мы на втором этаже. Так он влез по трубе, вошёл через окно и как ни в чём не бывало присоединился к нам за столом. Или мог внезапно вскочить на перила моста, чтобы привлечь внимание, напугать всех. Мама просила друзей: «Вы, главное, на него не смотрите. Будете смотреть – он ещё, не дай бог, свалится. А если поймёт, что не видят, сам слезет». Ему нужна была драма. Они оба были очень темпераментными, а поскольку папа был ещё и ревнив, то случались бурные ссоры. В детстве мне эти конфликты казались чем-то невероятным, но в действительности такая пара иначе существовать не могла бы. Сейчас я и сама так же выясняю отношения, поэтому теперь родителей прекрасно понимаю: так проявлялась их эмоциональная природа. Тихая размеренность – не для таких натур.
На самом деле ничего страшного не происходило, просто они играли, и дома тоже. Например, помню такой случай: мама почему-то раздражена, а папа несёт ей цветы. Но она недовольна: «Зачем же ты выбрал такие? Ты что, не видишь? Они никогда не распустятся!» Папа кипятится: «Ах так?» – и швыряет букет в окно. Мы же с мамой идём и подбираем его. В этом все они: поссориться, разойтись по разным театрам, а вечером встретиться и любить друг друга бесконечно.
«Спасибо, я в этом не участвую»
– Вместе в «Табакерке» родители проработали с 87-го по 90-й год, потом мама ушла в театр Михаила Ефремова «Современник-2». У неё были конфликты с Табаковым. Она терпеть не могла несправедливости и, если кого-то ущемляли, открыто выступала против этого и уходила с гордо поднятой головой. Потом она устроилась во МХАТ, но очень скоро уволилась и оттуда. Предпочла пойти за режиссёром Михаилом Мокеевым, который создал свой лабораторный театр «Улисс». Мама играла у него, например, Гурмыжскую в спектакле «Лес». И вот когда она ушла из МХАТа, Табаков, как-то встретив их на улице, сказал Игорю: «Жена у тебя всё-таки дура». Мама никогда не боялась сжигать за собой мосты, если чувствовала, что в коллективе не всё гладко или не было ролей, а главное, если можно было пойти работать с режиссёром, в талант которого она верила. Кривить душой не могла и не хотела. Я уважаю эту мамину черту: она сохраняла внутреннюю свободу, несмотря на зависимость актёрской профессии.
С Олегом Табаковым (в центре) на съёмках фильма "Несколько дней из жизни И.И. Обломова"
Игорь же из театра не ушёл, даже когда у него начались сложности с Табаковым. Причина конфликта была понятна: папа стал часто пропускать репетиции из-за загулов и алкоголя. Он опаздывал, действительно подводил коллег. Табаков стал его наказывать, журить, как ребёнка. Сначала пытался уговорами. В общем, и кнутом, и пряником. Папа подумывал вернуться в ЦДТ, где его всегда ждали. Может быть, и надо было уходить в своё время. Но для него это было как предать отца. А тем более, когда он получил эту знаменитую роль – Адуева-младшего в «Обыкновенной истории». Спектакль вышел в 1990 году. Для Игоря было очень важно сыграть Адуева, потому что когда-то это была звёздная роль молодого Олега Табакова, которую знала вся Москва. Теперь же его учитель сам «передал по наследству», доверил. Такая ответственность! Папа понимал, что ему нельзя быть похожим. И он смог, ушёл от подражания и сделал роль иначе.
В это же время начались и проблемы с кино. Папу не то чтобы совсем прекратили приглашать, но хороших, серьёзных предложений, на уровне тех фильмов, с которых он начинал, не было. Пришли 90-е, стали один за другим возникать бандитские сериалы. Когда ему звонил кастинг-директор и предлагал прийти на прослушивание в такой фильм, папа первым делом спрашивал: «Перестрелки, криминал, убийства есть?» На том конце радостно отвечали: «Да-да, есть!» – «Спасибо, я в этом не участвую». Такого рода фильмы его не интересовали. Он, конечно, ждал чего-то интересного. И, думаю, не мог принять факта своего неминуемого взросления и чисто внешней трансформации. Он вышел из типажа, в котором впервые появился на экране. Он ведь на самом деле поменялся: был-то таким одуваном с шапкой чёрных волос, задорным, с юным телом. Он по-прежнему оставался в прекрасной форме, думаю, благодаря хорошей генетике – от отца, но всё же изменился. Как женщины, которые не умеют стареть, он не готов был смириться с этим и не понимал, когда предлагали другие роли. Исключением стал только следователь в «Криминальном таланте», больше ни одно предложение не заинтересовало, не зажгло. Хотя долго он без работы не сидел. Осознание того, что все забыли, думаю, пришло буквально в последний год его жизни.
Мама смогла, а папа – нет
– У мамы тоже не всё складывалось прекрасно, и она страдала без работы, как многие артисты в те годы. Дело в том, что она никогда сама себя не продвигала, не просила – такой характер пионерский. Только если кто-то предложит и ей этот проект покажется действительно интересным – тогда пойдёт. К счастью, были хорошие друзья и счастливые стечения обстоятельств. Так, например, маму позвали стать радиоведущей на «Эхо Москвы». Эта работа долго держала нас на плаву, пока она бесплатно репетировала у режиссёров, которые ей нравились. Если маме подкидывали какую-то халтуру, она никогда не отказывалась. Могла, например, поучаствовать в каком-то детском спектакле, выездном, легко.
В тяжёлые периоды безработицы мама пыталась сменить обстановку. Перестановки в прямом смысле слова были частыми в нашем доме. Она так боролась с хандрой. Или уезжала на какое-то время в Санкт-Петербург к своей однокурснице Кате Дроновой. Думаю, она и папу поддерживала именно так, пытаясь переключить на что-то, как ребёнка. Она ведь всё понимала, была хорошим психологом. Да, у неё тоже был взрывной темперамент, могла бы уйти в депрессию, но она на это не имела права, потому что отвечала за меня. Да и вообще, она женщина, мудрая женщина. Как могла оберегала Игоря, хотя справиться с его буйством порой было сложно. Никогда не упрекала его в отсутствии дохода. Деньги появлялись и исчезали, но они всегда были, потому что она находила, как выкрутиться. Так что я не чувствовала какой-то обездоленности. Нам много помогали мамины друзья. Например, Лена Майорова, Марина Шиманская. Все бытовые проблемы воспринимались очень легко. А как ты воспринимаешь – так оно и складывается. Одно совершенно ясно: ни мама, ни папа, несмотря ни на что, не были готовы уйти из профессии. Такой вариант даже не рассматривался. Просто каждый из них ждал своего часа. Мама смогла дождаться, а папа – нет.
«Я просто его люблю. Как люблю старшего или младшего сына неформально»
У него стало меньше работы в театре, из-за того, что Табаков его воспитывал, и это только ухудшило дело, папа продолжал опаздывать. Всем приходилось сидеть и ждать Игоря, исполнителя главной роли, вместо того чтобы поспать, например, лишний час. Друзья начали отворачиваться, говорили: «Слушай, давай уже, заканчивай». Самое серьёзное наказание папа получил во время гастролей в Японии в 1993-м. Театр привёз спектакль «Обыкновенная история», и за очередное опоздание на репетицию, начало которой Игорь проспал в номере, Табаков отстранил его от роли на все сорок пять дней гастролей. Вместо него на сцену вышел Евгений Миронов. Думаю, это событие для папы стало ударом, хотя он никогда ничего не показывал. Только близкие люди знали, насколько ранимым человеком он был.
В какой-то момент его удача преследовала, а потом перестала. Ему было сложно принять, что в жизни бывает и такое. Папа был максималистом: либо всё, либо ничего. Не могу сказать, чтобы я замечала его в депрессии, может быть, только после ссоры с мамой. Они решили какое-то время пожить отдельно, и в эти дни он приходил ко мне расстроенным, потому что хотел обратно. Можно предположить, что двумя последними каплями стали проблемы в театре и разлад в семье, который оказался для него неожиданностью. И я была уже взрослая, понимала ссоры и даже осознанно поддержала маму и осталась с ней. Я не помню причину конфликта, а только что папа некрасиво себя вёл, и мне было очень жаль маму, когда она плакала. Наверное, в тот момент нам всем нужно было поддержать его. Но он не из тех, кто будет жаловаться. Думаю, переживания его были очень сильными, и опять же он топил своё горе, топил.
Если бы тогда ему предложили какую-то хорошую роль, даже в сериале, если бы он был просто занят работой… Игорь для всех был готов вывернуться наизнанку, если нужно, мог отдать последнее. Почему-то для него в тот момент не нашёлся человек, который помог бы, поддержал, предложил бы роль. Такая несправедливость жизни. Действительно, судьба. Кому-то успех даётся по чуть-чуть, но в течение всей жизни, а кому-то сразу – а потом затишье. Думаю, стойко принять этот этап папа смог бы, если бы успел повзрослеть.
Трагическая ошибка
– Может быть, в какой-то момент он допускал эту мысль: пусть жизнь закончится вот так. Всё уже было: счастье, слава, любимая семья. И если стал обузой, быть может, самое время их оставить. Хотя, конечно, это было совсем не так. Но мысли упаднические могли посещать его в последнее время.
Первого декабря 1993 года папа решил с мамой мириться. Отыграв, как говорят, блестяще спектакль «Ревизор», он пришёл к нам домой вместе с их общим другом Серёжей Шеховцовым. Втроём они просидели на кухне до утра. Родители помирились, было решено, что папа вернётся домой. Мама и Серёжа рассказывали, что Игорь делился планами вернуться в ЦДТ. Под утро он решил сбегать в магазин. Вышел… и сделал это…
«Он обладал способностью очаровывать всех. Умел с народом общаться»
Я себе его поступок объясняю только ошибкой. Думал, что кто-то сейчас побежит за ним, а никто не побежал. Ведь его уже однажды достал из петли Андрей Смоляков. Вот и сейчас он, конечно, ждал, что помогут, вытащат. Он очень нас любил, поэтому не мог этого сделать хладнокровно. Единственное, чего он хотел, – напугать маму. Поступок дурацкий, детский, которого, конечно же, никто не ожидал. Мама провожала Игоря в прихожей, и потом рассказывала, что так поцеловались, как давно не целовались. Она не понимала, что именно сейчас его нужно остановить, образумить, поэтому-то и была после случившегося невероятно растерянной.
В то, что произошло, невозможно было поверить. Думали даже заводить уголовное дело: может, кто-то ему «помог»? Это, конечно, такая трагическая ошибка, с которой всем приходится жить до сих пор. Второго декабря каждого года по-прежнему друзья собираются на кладбище, вспоминают, и истории про папу не заканчиваются. Человек за тридцать три года столько успел, что смог уйти легендой.
«Так и знала, что не пронесёт»
– Когда папы не стало, мне было десять лет. Какое-то время нам пришлось пожить на бабушкину пенсию, мама бралась за любую подработку. Благодаря друзьям, которые однажды посоветовали: «Сходи, попробуй!» – мама попала на прослушивание в мюзикл. Именно мюзиклы: «Норд-Ост», «Mamma Mia!», «Кабаре», «Звуки музыки» принесли маме популярность. Роли были звёздными. Кастинг-директора начали сами звонить и приглашать в новые проекты. Ведь у мамы было принципиальное отношение к кастингам – она на них не ездила, только на пробы, если буквально человека три прослушиваются. В общем, стали появляться хорошие перспективы, думаю, мама могла бы ещё много сниматься в кино…
Наш дом всегда был полон друзей. Когда мама купила себе однокомнатную квартиру, да ещё и сделала из неё студию, я очень удивлялась. Она объясняла: «А уже достаточно, Лиз. Хочу пожить для себя». Замуж она больше не вышла. Хотела перевезти к себе свою сестру Иришу, у который был тяжёлый период в жизни. Несмотря на то что тётя была старше мамы на четырнадцать лет, с возрастом они стали очень походить друг на друга и к концу жизни сильно сблизились. Очень комфортно существовали вместе, подпитывали друг друга энергией. Тётя была очень домашним человеком, а мама, напротив, человек широкой души, так что они дополняли друг друга. И ушли из жизни они в один день, с разницей в два года. Мамы не стало очень рано, ей было всего пятьдесят два.
С моего самого раннего детства все были уверены, что и я стану актрисой. Только мы приезжали в гости – и уже натягивали занавес-простыню, придумывали сценарий, чтобы устроить представление, обязательно со мной в главной роли. Но уход из жизни папы стал переломным моментом. Я передумала, решила найти себе какую-то серьёзную профессию. Тогда мне казалось, что в моей жизни всё должно сложиться иначе: стабильно, спокойно и продуманно. Зачем-то пошла учиться на дизайнера интерьеров, а через шесть лет, получив первое образование, сразу поступила на второе высшее в Щукинское театральное училище, в котором когда-то училась и мама. Просто поняла, что упускаю нечто очень важное, иду не своей дорогой. Конечно, огромную роль в том, что, несмотря на страхи и сомнения, я всё-таки выбрала этот путь, сыграли мои родители, подарившие мне незабываемое детство.
Сейчас я счастлива, что сделала выбор в пользу актёрской профессии. Помню, когда я поступила, мама сказала: «Так и знала, что не пронесёт».
Моё детство было счастливым. Именно такой и должна быть жизнь: нестабильной в хорошем смысле слова, с праздниками, с феерией. Мои самые тёплые и весёлые воспоминания связаны с тем, как мои обалдуи-родители воспитывали меня не воспитывая, от обратного, прививали жажду жизни, вместе со мной разыгрывали разные истории. Они подходили к семейным отношениям интуитивно, не читая заумных книг, понимали, что главное – любить. Если есть любовь, то горы можно свернуть. У нас была прекрасная семья. Жалко, что так недолго.
фото: личный архив Е. Кюблер; LEGION-MEDIA
