Игра в четыре руки

– Мы с Валентином были абсолютно разными людьми, ну вот абсолютно! – рассказывает Людмила Александровна. – Он из деревни, крестьянский сын, я москвичка, профессорская дочка, я уже не говорю про то, что на пять лет была его старше… Но вот прожили вместе сорок семь лет. Хотите знать, за счёт чего?..

Однажды преподававшую во ВГИКе семейную чету не пустили в родной институт. Точнее, Кожинова прошла, а забывшему дома пропуск Черных новый вахтёр перегородил путь, не признав уважаемого кинодраматурга. Людмила Александровна попыталась сначала по-хорошему уговорить охранника – никакой реакции. Перешла на высокие ноты – ноль. И тогда она нанесла стремительный хук, и пока страж порядка осмыслял поплывшую в глазах действительность, скомандовала: «Валя, проходи». Изумлённый муж проскочил через вахту. На следующий день драку Кожиновой с вахтёром обсуждал весь ВГИК. А Черных комментировал последние события так: «Тигрица!» 

С такой не пропадёшь. Обстоятельство, которое брак цементирует накрепко. И которым мужчины охотно пользуются. Сколько угодно таких пар, когда жена выступает в роли стременного: и в седло посадит, и дорогу укажет, а потом ещё, если понадобится, коня на скаку остановит. Но для всех окружающих она лишь тень своей второй половины. Но случай Черных и Кожиновой тем и примечателен, что они оба состоялись в своём деле, при этом никому жертвоприношений делать не пришлось.

Валентин Черных и Людмила Кожинова

Американский психолог Джудит Валлерстайн долго и скрупулёзно изучала пары, которые прожили вместе больше тридцати и сорока лет. Когда людей вроде как двое, а биография практически одна… Пыталась найти какие-то закономерности совместного проживания, точнее, даже выживания. И нашла несколько важных правил счастливого брака. Вот они. Очень важно, чтобы была максимальная близость между мужем и женой, то есть быть одним целым, а при этом каждому сохранять в этих рамках автономность. Или ещё. Быть готовым в семейной жизни терпеливо бороться с неизбежными кризисами в отношениях, стараясь решать конфликты с юмором, переводить в шутку. И в сложных обстоятельствах разделять ответственность, не перекладывая все проблемы на одного члена семьи. Вещи-то в принципе не новые, если не сказать банальные, но когда они работают в связке, все вместе, существо под названием семья становится долгожителем… 

Людмила Александровна, а вы как оцените? 

– Ох… это смотря как воспринимать брак! Можно ведь как семью и родство. Как раньше говорили? И в радости, и в печали... А можно как очередное развлечение. Или средство, спасающее от старения… 

Вам-то что ближе?

– В разные периоды жизни то одно ближе, то другое. А вообще я вам так скажу – жить надо долго! Чем дольше живёшь, тем больше понимаешь, что нельзя унывать ни по какому поводу. Вот кажется – всё плохо, всё рушится! И что же? Проходит время. И понимаешь, если бы не было того отчаяния, если бы тогда не сделала именно тот выбор, не было бы в твоей жизни целой цепочки событий. Тебя бы, настоящей, не было. И так всё интересно становится!

Помню, мы сидели с Валентином на кухне – самое начало наших отношений, – он мне рассказывал, что замыслил написать роман. И там была такая канва. Герой преодолел все препятствия, живёт в столице, квартира есть, машина есть, всё у него хорошо, но он почему-то несчастлив. И вот одна из сцен. Герой сидит дома, ждёт жену. Жена приходит из парикмахерской, а в коридоре стоит трюмо. Тогда трюмо – признак зажиточной жизни. И жена смотрится в трюмо, на магнитофоне крутится плёнка Окуджавы. То есть расцвет благополучной жизни. А герой несчастлив… Валя так и не написал этот роман. Но я хорошо помню, как он это рассказывал, а я в это время думала: какой парень необычный, как он хорошо понимает, что дело не в квартире и не в трюмо, не в этом счастье...

А в чём?

– Кто знает?.. Счастье – когда понимают? Ну да, конечно, но... 

Я вот вспоминаю свою жизнь. И я помню много минут отчаяния, провала. Когда разошлась с первым мужем. А я вышла замуж очень рано, в 19 лет уже родила дочь. И никогда не жила одна. И вдруг оказалась именно одна... И как-то еду в троллейбусе, а тогда были кондукторы, и я говорю – один билет. И меня обжигает сознание – один, а не два... Ужас!.. Потом момент, когда поступала во ВГИК в аспирантуру. И не сразу поступила. И тоже отчаяние, чувствовала – я в тупике. И с Валентином тоже были минуты, часы отчаяния... 

У Ахматовой было любимое выражение: «Не теряйте отчаяния». Обычно говорят – не теряйте надежду. Но тут интереснее. Отчаяние, если разобраться, оно очень плодотворно. Видимо, счастье моё, думаю, и Валино тоже было как раз в том, что никогда не теряли отчаяния. 

Тесты для настоящих мужчин

«Условие счастливого брака – в создании общности и одновременно с этим – установление границ, защищающих автономию каждого партнёра». (Д.Валлерстайн)

– Первый раз я увидела Валентина, когда он был ещё абитуриентом ВГИКа. 61-й год. У него к тому моменту за плечами была армия и несколько лет работы в «Магаданском комсомольце» журналистом. Я же училась в аспирантуре ВГИКа. А потом было так: занятия начались в сентябре. Меня попросили провести занятие по теории кинодраматургии. Разбирали какой-то Валин этюд. Все начали обсуждать, а я спросила: «Простите, Черных, а ваша фамилия склоняется?» И он ответил: «Только на собраниях!» И я подумала: какой взрослый, явно порох уже нюхал, с закалкой... 

Вы когда поняли, что Черных для вас уже не просто студент?

– Был такой эпизод. Меня с подругой, а мы были партийные такие дамочки, направили в общежитие: проверить, не слишком ли студенты пьянствуют. Пришли. А что такое общежитие? Жизнь кипит! И само собой компании, все выпивают, как без этого. И вот мы попали в одну такую компанию, сидим, но я всё время порываюсь уйти – меня дома ждёт маленькая дочь. А подруга никак не хочет уходить. И тут ко мне подходит Черных и предлагает: «Я вас провожу». Проводил. И остался...

Вы сразу почувствовали, что с Валентином Константиновичем брак будет длиною в жизнь? 

– Что вы! Началась долгая мучительная история. Тяжёлая и для него, и для меня. Я к моменту нашей встречи была совершенно свободной, такая вся беззаботная, не пуганная жизнью. А Валя, хоть и ушёл от жены, но формально был женат. Мне казалось: ну что такого? Ровно до того момента, пока Валю не должны были принимать в члены партии. 

Помню, начинается собрание. И вдруг мой научный руководитель говорит: «Черных недостоин быть членом партии. Его моральный облик не соответствует. У него интимные отношения с одним из наших товарищей». И смотрит на меня. Я тут же становлюсь вся красная... Стали голосовать – не принимать Черных. И все «за». А я сижу, пошевелиться не могу. Секретарь у меня спрашивает: «Мила, а вы, кажется, не голосовали. Вы за или против?» И кто-то из-за спины кричит: «Она воздерживается!» Ужас, что я пережила. А вечером звонит мне Валя: «Ты меня предала». Я ему объясняю: «Предать – значит, изменить с другим. Я же не изменяла»...

Но по тем временам биографию вы ему явно подпортили.

– Да уж, подпортила... И вот после этого Валя подал заявление с просьбой перевести его на заочное отделение. И исчез. 

В каком смысле исчез?

– Вот так – исчез. Ни звонков, ни писем – никак не проявлялся. Его жена Рита просто сходила с ума. И звонила мне домой. Ей хотелось алиментов. И вообще вернуть мужа. Я ей объясняла: «Рита, он должен сам решать, но не ты и не я. Сам должен – с кем он останется, какая у него будет жизнь...» А она всё не успокаивалась: «Ну помоги мне его найти». Она такая была доверчивая и беспомощная... Я приходила к ней домой, Валиному сыну Гошке не было ещё и двух лет, он болел. Я чувствовала себя виноватой…

То есть он предпочёл, чтобы вы сами разруливали ситуацию?

– Ну в каком-то смысле так и было... И тут наконец звонит Рита: «Валя дал о себе знать, скоро будет дома». Я вскочила в такси, приехала к его дому, стала ждать. Вижу, Валя выходит из метро. И там же состоялся у нас разговор. Валя сказал, что уезжает, ему всё надоело. Он устроился на рыболовецкий траулер и уходит в море. А я могу жить своей жизнью...

Я спросила: «Писать мне будешь?» – «Ну, я подумаю». Он уехал. И долго отсутствовал. И ни одного письма. 

А я тогда дружила с Микаэлом Таривердиевым. И Микаэл знал все перипетии нашей с Валей истории: «Ты с ума сошла! Нашла с кем связаться. Тебя выгонят из аспирантуры. Бросай его». Но мне было уже всё нипочём...

У нас с Валентином был один общий знакомый. Однажды я с ним встретилась, и он мне говорит: «Вот Валька мне письмо написал». Оказалось, он ему регулярно писал. «А тебе не пишет?» – спросил у меня. – «Ну...» – «Не пишет – значит, не хочет». Мол, смирись. Но когда я попросила Валин адрес – дал... А я знала, что Вале нужны сигареты. И отправила ему посылкой. После чего получила короткое письмо: «Я сразу догадался, что это ты прислала». И меня это очень подбодрило. И вот с этого началась наша «крымская эпопея»... 

Надо сказать, что после той экспедиции в море Валентин и написал первые свои рассказы, а потом сценарий, по которому режиссёр Сахаров снял фильм «С весельем и отвагой». Так что всё было не зря... Правда, тогда я этого совершенно не понимала. Всё и всех кляла. И пыталась изобретать способы, как нам жить, как построить эти отношения. 

Через полгода Валентин вернулся, мы встретились во ВГИКе, но очень бегло, очень наскоро. Он сказал, что уезжает в Евпаторию и мне оттуда напишет. А мой брат как раз собирался в Новый Свет. И я сказала родителям, что еду с братом, а сама рванула к Вале в Евпаторию. Он снимал там какую-то страшную хибару, почти землянку, но жить было можно. Мы спали на каком-то полушубке... И вот там уже стало ясно, что хорошо бы и дальше быть вместе...

Я вернулась в Москву, и началось: письма, телеграммы, Валя очень любил телеграммы. Перед приездом в Москву он прислал такую: «Приезжаю. Готовь патроны». И вот 29 декабря он появился на пороге нашего дома: на нём было задрипанное стёганое китайское пальто на собачьем меху. Это единственное, что у него было. И ещё большущий орёл деревянный, приз, который он получил на каком-то конкурсе. С тех пор мы больше не расставались.

Женщин обижать не рекомендуется

«В браке очень важно использовать смех и юмор при выяснении истинного положения вещей, а также, чтобы избежать скуки и отчуждения». (Д.Валлерстайн)

Людмила Кожинова

– Что держит людей так долго в браке? Для меня это до сих пор загадка. Ничего не может удержать. Я с первым мужем прожила почти одиннадцать лет. Нас связывало абсолютно всё! Мы поженились на первом курсе института. Вместе преодолели массу трудностей, растили дочь. У нас был замечательный круг друзей. А потом муж увлёкся другой женщиной, и всё посыпалось. Кстати, эта женщина входила в нашу компанию... Она развелась, мы её все утешали. И доутешали... Это была целая история. Муж считал, что не имел права уйти. И страдал, и мучился. Говорил: «Я не могу её бросить, она одинока, мне её жалко». В результате попал в клинику из-за всей этой ситуации… Страдал невероятно. И всё-таки ушёл к ней. И правильно сделал. Я сама ему говорила – уходи. Там у него родилась дочь. Но лет через десять он остыл к жене, начал заводить романы. У нас остались очень хорошие отношения, он даже к нашей дочери на день рождения приходил с новой своей возлюбленной. Вот было столько общего, но ничего не удержало… 

В наших отношениях с Валентином не было сентиментальности. Но нежность была. Он как-то сказал про наш дом: вошёл, как в крепость, поднял мост надо рвом – и ничего уже не страшно... 

Никогда не было такого, что хотелось взять и начать другую жизнь – без него?

– У нас было несколько крупных ссор, серьёзных разборок. Когда он говорил: «Всё-всё-всё! Ухожу...» Я сразу дико пугалась и отступала. Но один момент запомнила навсегда. Мы очень крупно поссорились. «Всё, нам нужно пожить отдельно!» Перед уходом сказал только: «Можно я плед возьму?» Я: «Да, конечно». А сама думаю – как интересно... «А куда ты едешь?» – «Не твоё дело. Потом сообщу». Сел в машину и уехал... Я стала гадать, куда он может поехать. Первое, о чём подумала, – поедет к матери в Псковскую область. Я так и предположила и стала ей трезвонить. А она мне: «Мила, Вали нет». Думаю: «Что делать?» 

Позвонила нашему общему другу, Александру Борину, известному тогда журналисту, но он тоже был не в курсе. И я вдруг поняла, что всё, теряю свою жизнь, ужасное было ощущение. Позвонила дочь, она жила тогда уже отдельно, спрашивает: «Где Валюсик?» – «По-моему он меня бросил». И она меня обрывает: «Ну что ты придумываешь? Никогда тебя Валюсик не бросит». И как-то она меня успокоила. Хотя что она могла понимать в жизни?..

А повод для ссоры был настолько принципиальный?

– Нам предложили построить квартиру. Я этим занялась. Потом мне это всё надоело, и я сказала Вале: «Не буду!» Он был недоволен: «Почему решаешь без меня». 

По принципу, озвученному в «Москва слезам не верит»: «Всё и всегда я буду решать сам. На том простом основании, что я – мужчина». 

– Чистая бытовуха, которая переросла в серьёзные претензии. Типа: ты слишком много на себя взяла. И прозвучала такая фраза: «А может, я хотел построить квартиру и жить там от тебя отдельно». Я, естественно, взвилась. Отдельно? Пожалуйста! 

Потом оказалось: он договорился с сыном поехать к своей матери. Ждал сына где-то на выезде из Москвы. Ждал-ждал, а сын всё не ехал. И он плюнул и вернулся обратно. Довольно мрачный. Недовольный собой, а значит, и мной. Зашёл. А я говорю: «Приехал? Хорошо! Я как раз супчик сварила». А это была моя любимая реплика, она потом вошла в фильм «Москва слезам не верит»: «А у нас супчик есть?» Ну и всё... 

Выходит, вы и правда были соавтором сценария «Москва слезам не верит»?

– Там так вышло. Володя Меньшов – мой любимец. Володя вместе с Верой окончил школу-студию МХАТ. Но Веру сразу взяли в театр, а Володю – нет. Володя маялся, а у них уже родилась дочка Юля. Квартиры не было. Дали место в общежитии. Денег не было. А когда во ВГИКе освободилось место ассистента при Ромме, взяли Володю. Там я с ним и познакомилась.

Через некоторое время на «Мосфильме» был принят сценарий Валентина «Человек на своём месте». А я как раз проходила практику на «Мосфильме» как редактор. Видите, как всё переплетается!.. И стали искать героя. Задача была такая – чтобы герой был похож на Валю, такой деревенский парень. И много актёров приводили, Шакуров пробовался, но никто не нравился ни режиссёру, ни Вале. И тут я вспомнила про Володю. И сначала он тоже никому не приглянулся: кривоногий, лопоухий. Но именно его в конце концов и утвердили. 

Володя в это время разошёлся с Верой, жил в общежитии, тосковал без дочери. И очень к нам тогда прильнул, мы стали дружить, бывал у нас постоянно. Фильм тогда с успехом прошёл в прокате. И Володя приобрёл невероятную популярность. Начал давать интервью. И женился – в один прекрасный день пришёл к нам с очень милой женщиной, Светочкой, она была совершенно не похожа на Веру. 

И после этого успеха Володя начал повторять: «Я хочу сам снимать». А этот вопрос мог решить только гендиректор «Мосфильма» Сизов. И Володя добился встречи с ним, Сизов сказал: «Это рискованно, но если найдёшь хороший сценарий, может быть, разрешу постановку». И все начали искать для него хороший сценарий. И однажды я наткнулась на сценарий Лунгина. Позвонила Володе. Он прочитал. Не очень понимал сначала, что с ним делать. Сценарий чуть подработали. Сизов утвердил, и Володя получил «Розыгрыш». Там сложилось абсолютно всё. 

А потом Валентин Константинович написал «Москва слезам не верит»…

 – …И я позвонила Володе: «Почитай». Через какое-то время перезванивает: «Я не знаю, что здесь можно делать». Но за постановку всё-таки взялся. Кстати, Вере тоже не понравился сценарий. А Володя в то время уже вернулся к Вере. «Розыгрыш» имел успех… Мы с Валей тоже не хотели, чтобы она снималась. Плоская, сухая. Но одна моя подруга умненькая сказала: «Милуня, ты не права. Именно такая советская женщина: сухая, эгоистичная, вся такая партийная». Сейчас иногда смотрю этот фильм, думаю: ну ёлки-палки!.. Только в последнем кадре она хороша, когда идёт крупный план. И кусок, когда они с Васильевым на бульваре и она говорит, что беременна, есть в этом что-то трогательное. А остальное!.. Но в результате-то Володя выиграл. Всё сошлось, и получился фильм, который сразу зритель принял…

Но в кинотусовке-то картину критиковали, многие относились очень снисходительно – достаточно посмотреть «Кинопанораму» тех лет.

– Я только помню, что Витя Дёмин, критик, говорил: «У нас не развит жанр фантастического фильма, а вот вам пример ненаучно-фантастического фильма: как одинокая девчушка, родив ребёнка, живя в общежитии, по мановению волшебной палочки становится директором фабрики. Настоящий соцреализм!»

Но на самом деле Валя так и задумал историю с самого начала. Когда-то мы посмотрели с ним пьесу Рустама Ибрагимбекова «Дважды рождённая». Там речь шла о женщине, у которой была львица, она погибла, а потом ожила. Название очень нам тогда запало. И Валя собрался писать пьесу, которую мы для себя назвали «Дважды солгавшая». Он придумал историю женщины, которая однажды солгала, получила за это, но пережила, достигла многого, а потом второй раз солгала и чуть снова не получила за это. Из этого и родилась «Москва…» Дальше это Валя связал с историей наших знакомых, это была кинематографическая семья Тектерян. Мы дружили очень. Глава семьи был замглавного редактора «Литературной газеты». И у них была домработница Тамарка, которую они откуда-то выписали. Она заодно нянчила мальчика Лёню. А по воскресеньям отпрашивалась на танцверанду в Сокольниках. И там знакомилась с мужчинами и выдавала себя за племянницу самого Тектеряна. И давала телефон. И все в семье это знали, и мы знали с Валей, и все с юмором к этому относились. И вот однажды она познакомилась там с одним молодым человеком. В сценарии Валя дал ему фамилию Гуров, его сыграл Фатюшин, а на самом деле его звали Буров. Она с ним познакомилась, завязался роман. Она сказала, что живёт у дяди, дала телефон. Телефон висел в прихожей. Моя подруга Нина всегда звала Тамарку, и никаких подозрений не возникало. А однажды трубку взял глава семьи, Артур Сергеевич. И когда Буров спросил: «Вы Тамарин дядя?» – тот по забывчивости выдал: «Какой ещё дядя?» Буров швырнул трубку. Перезвонил через какое-то время. Опять у телефона оказался Артур Сергеевич. Ну и Буров пропал. Для Тамарки это была трагедия. После этого в семье ввели закон: звонит телефон, и первой к нему бежит Тамарка…

Потом Тамарка стала ходить в кафе «Лира» на улице Горького, там были танцы по субботам, там тоже все знакомились. А мы почти каждый вечер бывали у них. И Валя всегда спрашивал у Тамары – как дела, кого закадрила, как это всё происходит? И относился с большим сочувствием. Всегда говорил: «Как я понимаю Тамарку. Как важно прижиться, укорениться в Москве, сродниться с ней». Потому что себя он чувствовал здесь чужим до самого конца. Часто повторял: «Так Москва для меня родным городом и не стала». И когда мы выбирали название для фильма, я просматривала сборник «Москва в пословицах и поговорках». И нашла две пословицы, которые очень точно передают дух фильма. «Московская грязь не марается» – хоть в грязи, да в Москве. И вторая, я часто её вспоминаю: «Москва, что доска – лежать широко, да со всех сторон дует». Вот и Валя чувствовал, как дует. 

С Меньшовым получился же хороший тандем. Но больше совместных картин не было. Почему? 

 – Да. С Володей потом наши отношения претерпевали самые разные стадии. 

Из-за Валентина Константиновича? Говорят, он легко со всеми ссорился…

– Из-за Меньшова. Валя никогда с ним открыто не враждовал. Но потом была ситуация... Валя написал роман «Москва слезам не верит». Издательство иллюстрировало его кадрами из фильма. И Володя сошёл с ума совершенно. В романе Валя подробно расписал жизнь героини Муравьевой. Володя кричал: «Это пошлость!» В общем, сложная была история. Наши отношения надолго испортились. Но постепенно... деться-то особо некуда. И фильм связывал так или иначе. Постоянно поступали предложения сделать ремейк, сделать сериал. Володя был в этом заинтересован. И обращался к Валентину. Но дружбы уже не было... До сих пор ко мне обращаются – дать право на ремейк. Пожалуйста! Я готова уступить права! Но зачем? Ради чего? Сделать неудачную картину и получить жалкие деньги?.. 

Валентин Константинович говорил, что вы автор многих реплик Кати. Вспомните? 

– Всё было его! Просто он внимательно слушал меня и моих подруг, которые приходили к нам в гости. Ну, предположим, Валентин работал над сценарием и в процессе спрашивал: «Слушай! Вот он ей говорит, что не любит. Что она ему может ответить?» Я: «Валь, не знаю. Ну, зарыдать...» Валя недовольно: «Ну что ты не можешь придумать хорошую реплику?!» И я под страхом, что не могу придумать реплику, что-то из себя выдавливала. А кроме того, откуда бы я ни приходила, он всё время слушал мои рассказы – о чём говорят в парикмахерской, на девичнике, на рынке... 

Так вы были, выходит, его информатором?

– Как он сам меня называл – министром внешних сношений. Он был тяжёлый на подъём. Обычно, когда звала его куда-то с собой, отнекивался так: «Ну зачем мне идти? Ты и так мне всё расскажешь!» Но потом расспрашивал с пристрастием. И всегда что-то записывал. Он был очень внимательным человеком. Наблюдательным. У него ухо было хорошее.

Он сам говорил: «Почему у меня хиты? Потому что знаю, о чём говорят на лестничной клетке».

– Да! Конечно! К тому же он сам вышел из народа, ему не нужно было додумывать, это было для него органично. И он любил женщин. Не в смысле ухаживаний. Всё-таки два раза был женат. Если одной фразой – он очень понимал женщин.

Да и писать о женщинах в той реальности было не то что легче, наверное, интереснее. Женщина выигрывала или проигрывала свою жизнь, а не только партбилет или должность.

– Конечно. У меня было много подруг. И Валя всегда входил во все обстоятельства. Они сразу шли к нему: «Валюсик, дай совет. Обещал позвонить, а не звонит. Что делать?» Он: «Минуточку. Когда обещал? Сколько времени прошло? Почему сама не звонишь? Вот Кожинова всегда сама первая звонит. И ты позвони, что такого?..» И всегда с интересом и с юмором давал советы. Любил ходить на свадьбы. А мою ученицу Лену Райскую мы женили, можно сказать, насильно. У её будущего мужа был режиссёрский дебют, и он взял сценарий Лены. У нас на студии снимал. И Лена его терпеть поначалу не могла. А Валя ей сказал: ты за него выйдешь замуж. И они действительно поженились. Валя был очень недоволен, когда они разошлись. Притом что прожили вместе много лет. 

А у вас самих-то свадьба была – пир на весь мир?

– Ничего не устраивали! Первый раз попытались что-то отметить на двадцатилетнюю годовщину – не сошлось. Потом хотели отмечать 40 лет совместной жизни, но посмотрели на список приглашённых, а уже стольких друзей не было в живых... Так ничего из этой затеи и не вышло. 

Любовь с привилегиями 

«Важно сохранять на протяжении всего брака романтическое, идеализированное представление о любви – даже несмотря на отрезвляющую реальность» (Д. Валлерстайн)

Валентин Черных

Между прочим, фильм «Воспитание жестокости у женщин и собак» – это же история нашего ризеншнауцера, нашей Нюры. Сначала она попала под машину. Ей раздробило лапу, и в течение двух лет я её лечила. Я была виновата, и Валя меня просто убивал за это. А затем её украли. И опять виновата была я. Валя в то время был за границей. Я побежала в магазин за кефиром. И на секунду оставила её – привязала к дереву. Вышла с кефиром – Нюры нет. Кто мне только не помогал её искать – сын Валентина Константиновича, все мои подруги, всех на уши поставила. Семь месяцев искала. Ездила на все птичьи рынки, разослала объявления по всем ветлечебницам – всё ровно так, как в фильме делает героиня Елены Яковлевой. Причём перед съёмками Лена пришла ко мне: «Хочу с вами познакомиться, я ведь буду вас играть». Я ей: «Лена, играй, как чувствуешь!» 

За эти семь месяцев кого мне только не предлагали вместо Нюры. И Валя уже смирился, уговаривал: прекращай, возьмём другую собаку. Но я не сдавалась. Я жаждала отмщения. Я ходила даже к экстрасенсам, они называли мне адреса, я объехала все подмосковные города. Один экстрасенс мне сказал – жива, ищите... 

И вот однажды появилось объявление – продаются щенки ризеншнауцера… Позвонила. А как обычно продают: стоит мать в медалях, рядом щенки. А тут у владельцев было условие – матери не будет... И у меня закралось подозрение и одновременно появилась надежда. Поехала по адресу с подругой. Спросила во дворе – гуляет ли во дворе ризеншнауцер? Мне сказали – да, как раз ушли на прогулку... 

А у меня на руках рентгеновский снимок, паспорт собачий с родословной, прививками. И вот мы стоим с подругой у подъезда, и вдруг из-за угла выходит человек с собакой. И я понимаю – моя Нюра! Я кричу: Нюра! Она рванула, но на поводке далеко уйти не смогла. И хозяин, которого в фильме сыграл Толубеев, слышу, приказывает ей: «Дэзи, стоять!» Подошли к нам. Я начала объяснять – собака моя, вот документы. Стала собираться толпа. Причем враждебно по отношению ко мне настроенная. И тут мимо – мне на удачу – идёт милиционер. В каком-то чине. Я – к нему. И в этот момент моя подруга хватает Нюру и бежит с ней к нашей машине. Толпа заволновалась. А хозяин только спрашивает: «Но щенков-то вы нам оставите?» Конечно, щенки нам были не нужны. Главное, что Нюра была дома. После этой истории Валя прозвал меня Пинкертоном. И решил: «Напишу об этом сценарий». 

Отомстил за вас.

–  И увековечил Нюру. 

Теперь понятно, почему Валентин Константинович так любил описывать кинопроцесс в кинологических терминах. Говорил, что в кино, как в кинологии, надо скрещиваться только с породистыми псами. А если затешется в славную компанию «выродок» – писатель ли, режиссёр или продюсер – породистого щенка, фильма то есть, не будет. 

– Да, это закон.

А ещё какие-то жизненные сюжеты перекочевали в сценарии Валентина Константиновича?

– Конечно. «Я объявляю вам войну». Это Коля Ерёменко просил написать для него сценарий. И Валя написал. А зерно этого сценария, я скажу, откуда. Тем летом мы с Валей повезли наших студентов на практику в Минск. И мы жили в гостинице, в которую вскоре заселились артисты театра «Современник». Жили они так: в рестораны не ходили и, чтобы сэкономить, готовили себе еду в номере. Однажды пришёл к нам Олег Табаков. «Покажи мне свою раковину». Я: «А что такое?» Он прошёл, посмотрел: «Отлично, буду в ней салаты готовить». И потом он просто повадился к нам: «Сегодня общий ужин!» Затыкал пробкой раковину и готовил на большую ватагу. Как-то спрашивает: «А у тебя нельзя сделать барбекю?» Я: «Олег, какое барбекю?!» Он: «Очень просто: берёшь нагреватель…» И вот однажды, когда в раковине лежал салат, ещё не законченный Олегом, к нам ворвалась горничная: «Мне нужно срочно заменить полотенца». Увидев салат в раковине, она онемела, потом протянула: «Это что-о-о?!» Я быстро перевела стрелки: «Это «Современник» готовит себе еду!» Но нам это припомнили, и, когда мы уезжали из гостиницы, принимать наш номер пришла практически вся гостиница. Валя был возмущён, но тогда промолчал. Зато потом! «Вот они мне хамили, унижали, я им отомщу!» И сразу придумал сцену для нового фильма. Помните, герой Ерёменко приезжает в родной город, с трудом находит номер в гостинице, где директором работает его одноклассница, пренеприятная особа...

Выходит, работа сценариста имеет побочный, но весьма положительный терапевтический эффект.

 – Ещё какой! 

Небеса обетованные

«В браке необходимо научиться побеждать неизбежные кризисы жизни, поддерживать мощь семейных уз перед лицом неблагоприятных обстоятельств». (Д.Валлерстайн)

Не было периодов такого накопления усталости друг от друга? Когда всё уже известно – привычки, склонности, реакции…

– Знаете, мы могли сидеть в разных комнатах и не разговаривать, а всё равно было интересно. Мне никогда не было скучно. 

 Последние годы Валя с утра садился и писал роман, который, было понятно, так и не закончит, и действительно не закончил. Но больше его ничего не интересовало. Писал и читал. 

Ходят легенды, что жена сценариста Габриловича чуть ли не поколачивала его, чтобы заставить работать…

– Ну это явный перегиб! Мы с Габриловичами последние годы очень дружили. Нина и правда была женщина властная и решительная. Она просто закрывала его в кабинете на ключ. Евгений Иосифович сам об этом весело рассказывал, что он очень ленивый, поэтому Нина кормила его завтраком, он шёл в кабинет, который она закрывала на ключ со словами: «Сиди и работой. Закончишь – позову на обед». Валю не надо было запирать. Он был прикован к своему кабинету, к своей работе. 

В 90-е годы вместе с друзьями Володарским и Фридом Валентин Константинович создал студию «Слово». Но с Володарским они потом страшно разругались. Из-за чего?

– Было несколько моментов. Самый переломный, наверное, когда Валентин договорился с Эдиком делать сценарий «Любить по-русски». Тогда был непростой период в кино, а запуск этой картины многих бы обеспечил работой. Но незадолго до этого у студентов Вали была практика. Нужно было написать рецензию на сценарии. Самые разные. И в этот огромный список попал сценарий Эдика. И именно на его сценарий студенты написали разгромные рецензии. А потом к Валентину обратились из киновестника – нет ли чего-то нового, интересного? И он, не подумав, дал эти рецензии. Их напечатали...

 И когда Эдик это всё прочитал, он пришёл в бешенство. После чего ушёл со студии, отказался писать сценарий, потом это всё пришлось брать на себя Валентину. Я потом спрашивала Валю: «Зачем ты это сделал?» – «Да ты понимаешь, спросили, я не глядя отдал стопку работ…» Уже после его смерти я нашла письмо Вали, написанное от руки. Письмо Эдику. Очень нежное, в котором он пытался помириться. Но письмо так и не было отправлено. 

Был таким непримиримым?

– Как сказать?.. Мы с Валентином развивались в разных направлениях, если так можно выразиться. Объясняю, что имею в виду. Валя очень болезненно всегда относился к критике. Говорил: «Не надо критиковать, оценивать, не нравится – предлагай свой вариант!» Наверное, поэтому так часто ссорился с режиссёрами. Но это не мешало мне поддерживать со всеми этими режиссёрами отношения, я даже с его бывшей женой дружила... Это то, что мы и называли – «жить в четыре руки». Думаю, это и давало Вале ощущение тыла, надёжности. 

Но с годами… Если я понимала, что человек поступает со мной нерукопожатно, я сразу отсекала его от себя. А поскольку Валя не был склонен ни с кем поддерживать отношения, как только я к человеку охладевала, он удивлялся: «А что, почему его или её давно не было в нашем доме?» Я объясняла: «Когда нужна помощь, я – лучшая подруга, а когда мне что-то надо, человек пропадает. Зачем мне это нужно?» Он мне говорил: «Пожалуй, ты права. Но вообще надо быть терпимее». Но неизвестно, что было бы дальше. Валя ведь умер, только-только начав стареть. 

Он в одном интервью произнёс такую странную фразу: «В 70 лет человек начинает думать о жене – что ей останется...» Было предчувствие, что он уйдёт раньше вас?

– Нет-нет. Он боролся. Прошёл через тяжёлые операции. Последние два года его жизни ушли на это. В 99-м году он перенёс очень тяжёлую операцию на открытом сердце. Он наконец-то бросил курить. Потому что доктор поставил ультиматум: бросай, в следующий раз я тебя не откачаю... Мы стояли на лестничной площадке, курили, Валя докурил сигарету, смял пачку: «Всё!» И больше ни разу не курил. Он понял, что это всё серьёзно, что он на обрыве. 

Испугался?

– Не то что испугался. Человек ведь никогда не понимает. И я ведь про себя не понимаю. Хотя чего уж кокетничать – конечно, я на последнем этаже, 85 лет уже, куда дальше?.. Скажем, он стал от многих вещей отказываться. А я уже никогда не отпускала его одного. И куда бы его ни приглашали, везде ходила с ним. И все уже знали – зовут Черных, он придёт с женой. Никогда уже не расставались. Никогда. 

Потом умерла мама Вали. И мы поехали её хоронить. И помню, как Валя сказал: «Ну вот, теперь я свободен». 

Не могу сказать, что он за меня волновался. Но тем не менее… У нас есть близкие друзья ­– опытные юристы. И очень давно они сказали: ребята, у вас есть завещание? А они специалисты по наследству, вели дело Листьева... Наши ровесники. И вот такой вопрос. Я: «Да вы с ума сошли». Но они убедили: «В жизни разное бывает, у вас дети от разных браков». И сделали так, что Валя всё завещал мне, а я всё – ему. После чего Валя сказал: «Ну вот, дорогая, теперь ты обеспечена». 

С сыном Валентина Константиновича вы поддерживали отношения?

– Очень даже. Устраивала его во ВГИК, много чего в его жизни устраивала... Он внезапно умер год назад. Язвенное кровотечение.

Валентин Константинович как-то сказал, что назвал героя Баталова Гошей в честь сына, хотел, чтобы сын вырос таким вот Гошей. Получилось?

– Гоша пил… Валя, мягко говоря, своим сыном был недоволен… И жалел, что у нас не было общих детей. Это такая трагическая нота. И Валя всегда это ощущал. 

…Однажды мы праздновали мой день рождения. И Валя сказал: «Всё, что у меня есть, – это Мила. Но и всё, чего у меня нет, – это тоже Мила». И я до сих пор гадаю, что он имел в виду? Что я многого ему недоделала? Что он многое потерял со мной? Да, наверное... Другая родила бы ему ещё детей, у него были бы внуки... Возможно, не болел бы так... Возможно, был бы счастливее... Возможно?..

Знаете, все говорили всегда, что душа нашего дома – это я. Нет. Я теперь это вижу: это он был душа дома.