Автор: Диляра Тасбулатова
Валерию Тодоровскому, одному из самых интересных режиссеров России, исполняется 60.
Время жить
…Странно, что он уже не просто Валерий, Валера, а Валерий Петрович – возраст все-таки солидный, так сказать, пограничный: в том смысле, что это еще далеко не старость, когда пора подводить итоги и успокоиться на достигнутом, но уже, увы, и не молодость, когда все еще впереди, все возможно. Зависит, впрочем, от энергетики: не будем приводить примеры крайние, из разряда фантастических, уникальных, вроде японца Кането Синдо, снимавшего и в сто лет, буквально перед уходом в мир иной, или Мигеля Де Оливейры, прожившего сто восемь и возобновившего карьеру в семьдесят, по сравнению с которыми Валерий Петрович - сущее дитя.
Замечу между тем, что с энергетикой у Тодоровского все в полном порядке: совсем недавно, помню, на одном из фестивалей он довел до колик какую-то даму за соседним столом, рассказывая что-то смешное, причем хохотала она часа три подряд, не переставая; в свое время я брала у него интервью, тогда еще молодого, под сорок – там, правда, было не до смеха, человек он достаточно жесткий и в те времена рулил громадным производством сериалов, оттого и чувствовалась его властность, сила, энергия; а в юбилей своего отца выбрал время и для нашего издания, встав пораньше (часов, наверно, в пять утра, в Америке, потому что уже в шесть нужно было выезжать на работу) – вот тогда-то я оценила его обязательность, ответственность, выдержку.
Размах
…Видела я будущего классика и совсем юным, после просмотра его дебюта «Катафалк», поразившись, помню, эстетической, так скажем, глухоте иных интеллигентов с претензией, встретивших фильм довольно кисло: кто-то из них, не помню, кто именно, написал, что, мол, досидеть до конца картины невозможно. Неправда. Я и тогда, лет эдак тридцать тому назад, «досидела» не без удовольствия и не далее как вчера опять досидела, с не меньшим – пересматривала, чтобы освежить впечатления.
«Любовь», снятая годом позже, вообще нас всех потрясла: и не только тем, что там чуть ли не в первый раз в российском кино была внятно артикулирована тема бытового (да и государственного) антисемитизма, но и открытием такого большого актера, как Евгений Миронов, тогда еще юного. Потом последовали две «теплохладные» картины, «Страна глухих» и «Подмосковные вечера» - видно было, что он ищет свой стиль. А уж «Любовник» и «Мой сводный брат Франкенштейн» меня просто покорили, стиль был наконец найден. «Стиляги» же, сделанные со спилберговским размахом, и «Оттепель», арт-сериал, 13 без малого эпизодов, поразили своей мегаломанией, умением делать масштабные проекты голливудского замаха, зрелищностью, тонким понимаем стиля – вплоть до костюмов, атмосферы, предметов материальной культуры прошлого и пр.
Хотя фильмография Тодоровского не столь уж обширна, 13 фильмов за 30 лет (японцы снимают, случается, и по 4 картины в год), но вы, во-первых, учтите отечественные реалии, а во-вторых, одни только «Стиляги», долгоиграющий и сложнейший проект, занял у него несколько лет.
Три персонажа в поисках автора
…Тодоровский закончил сценарный – в те времена, когда в этом деле кое-что понимали (сейчас мастерство сценариста преподают какие-то сериальные драмоделы) и потому силен и в драматургии: это и по его «Катафалку», пробе пера, сценарий для которого написала мастеровитая Марина Шептунова, заметно, хотя основой послужил рассказ Фланнери’ Коннор, писательницы трагической судьбы, теолога и глубоко верующей католички. Сюжет, перенесенный в российский приморский городок, снятый за копейки (Вия Артмане ходила на работу пешком, бензина в городе не было) на личные средства Марка Рудинштейна, - так сказать, архетипический. Уже почти «бродячий» - как слуга, обозленный на социальное неравенство, постепенно захватывает власть над хозяевами, обкрадывает их или, как у Лоузи в фильме «Слуга», лишает воли, получив полный контроль над своими подопечными. (Недаром Фланнери исповедовала милосердие, как основу человеческого существования и самостояния личности).
Этого слугу играет тогда еще совсем молодой Андрей Ильин, актер блестящий и по преимуществу театральный (в кино ему везло меньше) – в паре с Ириной Розановой они покажут высший класс мастерства: она – дурочка, Кандид в юбке, святая душа, он – циник из низов, бомж, постепенно втершийся в доверие к блаженной Маше и ее матери, властной даме (которую как раз играет Артмане), подыскивающей для своей бедняжки-дочки надежного мужа. Чтобы завладеть старой машиной ЗИМ, обнаруженной им в заброшенном гараже, этот пройдоха даже женится на бедной Маше - и тут же сбежит от новобрачной, прямо за рулем ЗИМа, машине своей мечты, ретро-автомобиле. Она же, заснув за утлым столиком кафе-мороженого в своем свадебном наряде, наспех собранном из какого-то старья, проснувшись, радостно подвывает продавщице, подражая щенку: и это не трагический вой по поруганной жизни, а детский, радостный. То ли она еще не понимает, что произошло (к тому же тем временем умерла оставшаяся дома мать, о чем Маша пока не знает), то ли вообще забыла, зачем она здесь: этот вой долго еще будет стоять в ваших ушах…
То есть еще совсем юный Тодоровский уже знает, как закончить картину, без лишних объяснений (частая ошибка драматургии), что именно может последовать за этой драмой. Возможно, и даже наверняка, – трагедия, но эта останется за рамками повествования.
…В общем, ко второму своему фильму, «Любовь», он придет уже во всеоружии, не обращая внимания на критику «Катафалка» (характер, думаю, он унаследовал от матери, женщины очень сильной), не говоря уже об экспериментальной «Стране глухих», где почти все общаются при помощи языка жестов, который актеры специально учили, а к «Любовнику» - уже зрелым мастером.
Жизнь взаймы
Сценарий «Любовника» был написан Геннадием Островским, одним из лучших драматургов России, а в главных ролях, если кто не помнит, снялись Сергей Гармаш и Олег Янковский, чья игра вызвала, помню, на «Кинотавре» ожесточенные споры, кто сильнее, выбрать было невозможно. Награду за лучшую мужскую роль хотели поделить пополам - случайно увидев, как Гармаш накануне церемонии вручения садится в машину, следующую в аэропорт, нетрудно было догадаться, кто выиграл (видимо, Янковский включил админресурс, но пусть это останется на его совести, тем более, что ответить он уже не может).
Кадр из фильма "Любовник"
…Сюжет «Любовника», казалось бы, прост донельзя: вначале мы видим (скорее, даже слышим) смерть жены некого Дмитрия (Янковский) – звук падения тела: внезапный инсульт, мгновенная смерть. За этой трагедией следует драма личного краха: муж, не подозревавший, что все 15 лет брака у жены был любовник, человек совсем другого круга, отставной военный Иван (Дмитрий – лингвист), не может пережить крушения своего налаженного мира, и в конце концов рок настигает и его. Сам Валерий говорит, что этот фильм - очень жесткий, может, жестче так называемых боевиков: крушение мира в одной отдельно взятой голове, а заодно и душе, может довести до гибели точно так же, как физическая смерть и разрушения вокруг.
Весь фильм Дмитрий доискивается до истины, встретившись с любовником жены, чтобы убедиться или в своей неправоте по отношению к жене, или в преимуществах другого. Чего, мол, ей не хватало? Иван говорит ему, что пытался уйти от своей судьбы, и было ушел, завел другую, а потом не смог, вернулся - фатум, так получается, неодолим (я и в жизни не раз такое наблюдала, иногда, поняв, что сделать ничего невозможно, муж и любовник даже дружат, деля одну женщину). «Нам надо было ее убить», - говорит муж любовнику, и тот соглашается: как в одном рассказе Борхеса сделали два брата, между которыми встала женщина. Конечно, это невозможно – но и уйти невозможно, бывает и так… Ни ей, ни им обоим.
Янковский здесь играет нисхождение в подлинный ад – и дело даже не в мужском самолюбии (хотя и в нем тоже), а в непознаваемости, извините, бытия: видимое не соответствует подлинному, и эта пропасть порой непереносима. Любовь – вещь жестокая, близкая ненависти, о чем почему-то не принято говорить, романтизируя это чувство, часто трагическое. Вопрос, почему Лена не ушла к Ивану, тоже не ставится: человек, опять-таки, сам не знает, почему. Если ситуация была бы зеркальной – почему, скажем, Бузыкин, герой «Осеннего марафона», вконец замордовав обеих, так и не решается уйти от жены, - феминистки бы решили однозначно (потому что трус, что тоже не лишено оснований), то здесь мужчина погрубее тоже расправился бы с проблемой одним махом. Хотя Иван как раз и есть, судя хотя бы по его профессии, «погрубее», но ведь и он не смог… На поверку душевно грубее, то есть эгоистичнее и самодовольнее, оказывается Дмитрий, коль скоро его жене чего-то в нем не хватало: а может, и хватало, кто его знает, просто любила она Ивана. Или обоих. Поскольку Лены уже нет, то ее голоса не слышно - да и слышно было бы, что она может объяснить? Лучшие умы, так сказать, мучились, но так и не дошли до истины – тут рацио не работает, сами знаете. И хоть какая железная воля – тоже: можно, разумеется, насильно отрезать от себя кусок, но куда девать фантомные боли?
…Я, может, и преувеличиваю талант Островского вкупе с мастерством Тодоровского (хотя по стилистике фильм несколько телевизионный) плюс дарование двух выдающихся актеров, но мне таки кажется, что это не только история чувств – здесь есть что-то более глобальное. Такое ощущение. Как было и в «Катафалке» - этот отъезжающий ЗИМ, этот простодушный вой брошенной всеми дурочки, этот немилосердный мир…
Чудовище
Рок – в лице внезапно появившегося в благополучной жизни московского семейства одноглазого ветерана, прошедшего ад чеченской войны и слегка помешанного (глава семейства случайно «нагулял» его в командировке, переспав с буфетчицей) - преследует героев и в фильме «Мой сводный брат Франкенштейн». Как напоминание о равнодушии и бесчувствии так называемой интеллигенции, «избранных», обитателей столицы к жизни страны, беспощадной бестрепетной рукой посылающей на заклание парней из провинции, которым нечем откупиться от призыва, да и не понимающих, зачем, пока не настигнет смерть, увечье или безумие. Сценарий фильма опять-таки принадлежит перу Островского – один из лучших у него, сложный, разветвленный, психологически точный, сильный по мысли, да и сыгранный соответственно задуманному.
Кадр из фильма "Мой сводный брат Франкенштейн"
Павлик-Франкенштейн (то есть одноглазое «чудовище»), которому после войны всюду мерещатся «духи», то есть душманы, взяв с собой детей, брата и сестру, окопается, вооруженный, на даче, где и погибнет от выстрела снайпера: еще одна сакральная жертва неправедной войны, выполнившая свое «предназначение» - умереть неизвестно за что.
Сродни Спилбергу
…До неожиданного появления «Стиляг», снятых с голливудским размахом (сметная стоимость 15 млн долларов, непомерная для отечественного кино), никто не подозревал в Тодоровском, мастере интимных историй, постановщика такого масштаба, сродни какому-нибудь Спилбергу: сравните хотя бы затраты (хотя у них все дороже, включая гонорары звезд, порой астрономические, тут не поспоришь). «Вестсайдская история», новая версия, стоит 100 млн., зато «Ла-ла-ленд» превышает смету Тодоровского всего в два раза (а сборы приближаются к полумиллиарду – ничего себе!), «Мулен-Руж» - 50 млн. (сборы 179).
…Рискну проявить патриотизм, отдав предпочтение «Стилягам» - блистательная работа, тем более что сам Тодоровский признаётся как на духу, что сделать это было почти невозможно, от замысла до выхода на экраны прошло без малого восемь лет - к двухтысячному году сценарий, написанный мастеровитым драматургом Юрием Коротковым, был готов. Причем написанный с таким расчетом, что музыкальные номера можно было вставлять в любое место, чем незамедлительно воспользовался Тодоровский, кое-где заменив реплики и монологи пением и танцами. Здесь, как повелевал царь Иван Васильевич в известной комедии, танцуют все, включая бабушек из коммуналки, несущих на вытянутых руках дымящиеся нищенские кастрюльки, до милиционеров на улице, папаши-дипломата и прочих, а уж поют даже комсомольцы, осуждая главного героя, экс-дружинника, перекинувшегося во вражеский стан стиляг, за его «низкопоклонство» перед Западом.
Кадр из фильма "Стиляги"
Чтобы заразиться духом мюзикла, Тодоровский пересмотрел чуть ли не весь репертуар Бродвея, придя к выводу, что далеко не все здесь шедеврально (это точно, с одного я даже ушла – в Нью-Йорке на улицах порой интереснее).
В конце концов решил равняться на Боба Фосса, вершину жанра, мастера вне конкуренции, хотя понимал, что мюзикл – не в нашей традиции и нужно все начинать заново. Актеров гоняли по 20 дублей: для экрана танцы ставить тяжело, даже если балетмейстер, работающий на сцене, - звезда, у кино свои правила и другой тип зрелищности. Не зная, что делать с музыкой, заменили на хиты 70-х - 80-х, хотя действие происходит в середине 50-х. До начала съёмок репетировали полгода, почти каждый день - всё это время актёры учились танцевать в специальном зале с зеркалами.
В России никак не могли найти танцоров и певцов, профессионально умеющих работать в жанре мюзикла, и потому началась бесконечная текучка кадров – тот, кто хорошо работал на сцене, не мог работать в кадре, репетиции шли медленно и мучительно трудно. Через полгода труппу покинула половина танцоров, и пришлось набирать новых, а когда готовые хореографические номера поместили в декорации, оказалось, что чуть ли 70 процентов снятого никуда не годится. Приходилось снова вносить изменения – даже читая об этом, начинаешь буквально сходить с ума, как не сошел с ума Тодоровский, я просто диву даюсь.
Поиск музыкального решения длился три года (!), став самой тяжёлой задачей, казавшейся еще более невыполнимой, чем постановка танцев.
Результат, однако, превзошел все ожидания: Тодоровский удачно проскользнул между Сциллой условного жанра, больше свойственного подмосткам, чем кино с его документальной природой и естественностью, и Харибдой почти неизбежной фальши, заложенной в этом жанре. Почти как Боб Фосс в «Кабаре»: да и то, там номера вставные, Салли Боулз свои диалоги все же не выпевает, это же не опера. Я уже не говорю об «убийственных» костюмах, режущих глаз на фоне серого окружения одежды совслужащих образца 1955 года: шикарные кислотные «прикиды» стиляг фантастически контрастируют с безликой массой – как будто в Москву пятидесятых пожаловал какой-нибудь там Дэвид Боуи (который как-то предпринял поездку по Сибири в своих широченных клешах, повергая наших людей в ступор, будто они увидели инопланетянина).
Тодоровский использовал и клиповый монтаж, и другие новейшие достижения нашей эпохи, при этом не утомляя зрителя, умело сочетая драму с комедией, лиризм с чуть ли не трагизмом (ну уж с драматизмом точно), крупные планы с общими, подвижную камеру со статичной, условную игру актеров – с театрально выразительной… Ну и прочее. Безупречный вкус, проявляющийся еще и в нежной иронии: будто он смотрит на поколение своих родителей сквозь магический кристалл исторического времени, поверяя его легкой, не обидной насмешкой…
О вреде табака
Та же дистанция, любовно-ностальгическая, присутствует и в сериале «Оттепель», к которому как только ни придирались: Жириновский то ли в шутку, то ли всерьез, у этого профи-клоуна разве поймешь, даже советовал запретить картину, потому что там много …курят. Присоединившись к некой ассоциации «Здоровые регионы», подавшей жалобы в Останкинскую межрайонную прокуратуру города Москвы и Роскомнадзор «по фактам нарушения федеральных законов Первым каналом российского телевидения». В заявлении говорится, что никаким художественным замыслом объяснить столь частую демонстрацию курения в фильме «Оттепель» невозможно, и тем самым нарушается требования федерального закона «Об охране здоровья граждан от воздействия окружающего табачного дыма и последствий потребления табака» (далее, цитирую: автор жалобы намерен привлечь к ответственности Тодоровского за каждую показанную в кадре затяжку). Как пишут в соцсетях – «ржунимогу».
Ну ладно «Здоровые регионы» с их явно нездоровой психикой: к фильму цеплялись и так называемые интеллигенты, свидетели и современники той эпохи – мол, все было не так и не эдак, будто они посмотрели документалку о своей тревожной юности. Как сказал Юрий Богомолов, блестящий критик:
«Даже очень взрослые люди с гуманитарным образованием не всегда могут смириться с условностью художественного изображения. У одних не получается психологически преодолеть рампу, другие ни в какую не соглашаются с её иллюзорностью».
Прямо как жители отсталого села, путающие актера с персонажем, пообещав набить ему морду за то, что он безобразничал на экране, затеял драку с положительным героем и украл у него, скажем, часы «Слава», велосипед или, хуже того, обрюхатил его девицу.
Кадр из фильма "Оттепель"
Между тем «Оттепель», вроде как прелестное «ностальжи» - это вам не бесконфликтный сериальный гламур, каковых несть числа в последнее время. И не только признание в любви к шестидесятым, но и портрет сложной эпохи, не до конца опознавшей свое же историческое время, не избавившейся от призраков прошлого в преддверии грядущих заморозков.
Редко, да метко
…Тодоровский, в общем, снимает относительно редко, да метко: не всегда равноценно, порой не безошибочно, но порой, как это было со «Стилягами» или «Оттепелью» - такие громоподобные хиты, какие и не снились человеку с меньшим зарядом энергии. Настоящий режиссер, демиург, из тех, кто жизнь положит, чтобы добиться результата – даже в такой частной истории, всего на три актера, за копейки, как это было в его дебюте, «Катафалке». Будучи начинающим, он выбирает и актеров под стать: и Розанова, и Ильин даже в этой небольшой картине играют так точно и правдоподобно, будто имеют дело не с дебютантом, а с большим мастером, требовательным и неумолимым, умеющим поставить перед ними четкую задачу. Мучения со «Стилягами» я описала выше, а уж кастинг «Франкенштейна» - Елена Яковлева (одна из лучших ее ролей в кино), Ярмольник в роли блудливого папаши чеченского ветерана, Даниила Спиваковского, - выше всяких похвал.
Что же касается так называемого «коммерческого» и «авторского» кино, то, такая вот закавыка, одно порой перетекает в другое: зрительский потенциал «Стиляг», которые нравятся и тинейджерам, и их бабушкам, - тому доказательство. Как и сборы фильма, почти 17 млн. долларов: публика, поверьте мне, далеко не всегда дура. Не говоря уже об «Оттепели», так сказать, «всенародном» сериале, собравшем у экранов телевизоров чуть ли не всю страну. Недаром на него пролился целый дождь наград – лучший из лучших, буквально во всех номинациях.
Валерий Петрович продолжает работать, несмотря на недавно постигшее его горе, уход молодой красавицы-жены. Сильный характер – как раньше, не опасаясь обвинений в сексизме, говорили – мужской.
фото: FOTODOM; kinopoisk.ru
