Автор: Игорь Свинаренко
Был в жизни режиссёра Владимира Меньшова момент, что называется, на грани – когда, по собственным словам, он готов был взять в руки автомат Калашникова и расправиться таким вот негуманным методом с некоторыми товарищами по киношному цеху. Какие обстоятельства довели его до этого?
Меньшов сделал недавно ремонт в квартире. Мы сидим у него в кабинете, я осматриваюсь. Вижу – поменял много чего, включая мебель. Теперь вот итальянская. В центре комнаты – богатый письменный стол.
Вы уже написали за ним что-то великое?
– Да! Сценарий пишу. Он, правда, в той стадии, что я даже близким не рискую его показать, чтоб они кайф не сломали.
Это тот самый фильм, который…
– Да! Которым я хочу подытожить жизнь. Подвести итоги. Это самый опасный жанр…
Попытаюсь угадать: это эпопея, отхватывающая эпоху с 1917-го по наши дни.
– Нет, нет, нет! Это о современности. Хотя там есть флешбэки. Есть там прыжок в 50-летнюю давность. Один прыжок, в самом начале. Мне не очень интересно нырять в прошлое. Правда, в «Зависти богов» – там про 70-е–80е, но это такая незначительная временная дистанция, что фильм смотрелся как современный.
А помните, пять лет назад вы мне рассказывали про ваше новое кино? Часть его уже была снята, и нужны были деньги, чтоб закончить фильм.
– Верно, верно… Я использовал такой ход: снял кусок, чтобы его показывать и говорить: «Посмотрите, какой будет фильм! Какие шикарные костюмы уже сшиты! Музыка написана! Актёры подобраны!» Однако, к моему удивлению и даже изумлению, я не нашел спонсора… А по тем временам – мы так прикидывали – миллиона три долларов бы хватило. Я не нашел ни одного человека, который дал бы денег! Ходил я по серьёзным организациям, выводили меня на олигархов… В лучшем случае реакция была: «Ах, где вы были вчера!» В худшем случае говорили: «Нет, мне это не кажется интересным». Хотя репутация у меня кассового зрительского режиссера.
Оскароносного!
– Да. Но не прошёл этот номер. Хотя некоторые режиссёры ворочают сумасшедшими деньгами. 30, 50-миллионные бюджеты ведь есть у кого-то, и мы это знаем! Где люди их достают? Не знаю. Но догадываюсь, конечно… Люди выходят на прямой контакт… с Самим. Мне намекают, что это не из бюджета даётся, а вот раздаётся звонок кому-то, и частные лица дают.
И что же теперь с тем фильмом?
– Он похоронен.
Что, плёнка смыта?
– Нет… Не так. Я снял полчаса… Трейлер, не трейлер – эпизод фильма. Там решения все заложены! Есть оцифрованная версия, на диске существует этот кусочек.
Значит, ничего не потеряно?
– Нет, потеряно. Ничего уже не получится. Уже и актёры состарились… Должна была жена Вера играть. И дочь Юля. Этой истории уже лет 10, если считать с самого начала.
Ну так у вас появляется новый слой! Мать, дочь, а внучка же ещё подрастает.
– Ну да… Можно и так рвануть!
Скажите, а рассчитываете вы на бонус от высших сил? На то, что вам дадут ещё пожить, снять великий фильм?
– Что я выйду на улицу, а навстречу Владимир Владимирович идёт. «Ну, что хочешь, Вова?»
Это вы его спрашиваете? Или он вас?
– Он меня. Но это не моя судьба, это не моё. Вот я сказал про итоги, про итоговый фильм. А на самом деле главный итог жизни я уже подвёл. И этот итог – любовь зрительская, которая по нарастающей идёт. Я сейчас про фильм «Любовь и голуби», он был, очевидно, на втором месте после «Москва слезам не верит». И вот последние 10–15 лет он как на дрожжах прёт вверх! Просто национальным достоянием стал этот фильм. Это все признают – и критики-интеллектуалы, и простой народ. Люди помнят наизусть целые сцены! Это, конечно, великое счастье – оказаться в таком положении, добиться такого признания. При жизни! Я таких примеров что-то не могу припомнить. Даже ныне общепризнанный Гайдай…
Которого вы обогнали по статистике просмотров…
– Кажется, обогнал. Гайдай расплевался с кинематографической средой совершенно… Он на них не обращал внимания. Думаю, это было не так легко! Он снимал себе и снимал, не обращая внимания ни на кого, зная, что, когда картина выйдет, про неё будут писать, что это безвкусно, что это ниже пояса. Но он свой путь выбрал и с него не сворачивал. Правда, у него было признание – всё-таки народный артист Советского Союза, это тоже немало! Его любило начальство большое, и народ его любил. А кинематографическая среда просто терпеть не могла. Там брезгливо спрашивали друг друга: «Бриллиантовая рука» – неужели вам нравится?» Я имел смелость утверждать, что это талантливая работа, а мне говорили: «Ну, перестаньте, что вы говорите!» И в таком положении он умер. Он не был признан этими людьми…
А вы общались с ним?
– Я как-то к нему в ресторане Дома кино подсел… Признавался ему в любви. Но он не любил комплиментов, уходил от них. Не вёл разговоров о фильмах, о творчестве. «Ты не гений – я гений» – разговоры, которые велись в Доме кино и в ресторане ВТО – это всё было не для него.
Вы с ним понимали друг друга?
– Нет. Он был крайне закрытый человек. Сказать, что у него друзья были близкие, кажется, нельзя.
Гм… А откуда он знал, что надо было именно то снимать, что он снимал, а не что-то другое?
– Для кинематографических начальников это был праздник, когда выходил фильм Гайдая. Их главные судьи – члены Политбюро, к которым хорошие картины отправляли на дачи. У каждого же был свой кинозал… Там решались судьбы фильмов! Главное было Брежневу показать, вот кто был любитель кино! А Андропов потом уже не так реагировал… У меня был такой случай. Я снял «Любовь и голуби», это 84-й год, Черненко, кажется, тогда был. Показываю материал в «Госкино». И вот Павлючёнок, это был важный человек, второй после Ермаша, посмотрел и сказал: «Мы эту картину категорически не примем. Никогда!» «Как же так? – спрашиваю. – Простите, в чём дело? Снимал я картину по сценарию, который был утверждён. Вот сценарий, тут же ваша подпись. Да я в суд подам на вас!» – «Не знаю ничего! А этого фильма не будет! Гарантирую». Я стал выяснять, в чём же дело.
Оказалось, что незадолго до того вышел фильм, и там по ходу действия грузин вышел на станции, встретил девушку (актёры Кикабидзе и Остроумова), влюбился и угощает её шампанским. Картину показали Соломенцеву, который был предсовмина СССР, если я не ошибаюсь. Тот увидел эпизод с шампанским и возмутился: «Ну что ты будешь делать! Мы не успеваем строить детские дома для даунов, рождённых от алкоголиков, а тут без конца пьют на экране!» И вот этого раздражения было достаточно для того, чтоб запретили вообще пить в кадре. А лет за 10 до этого был другой запрет: чтоб церквей в кадре не было. Красивый кадр, люди идут по улице, вдали колокольня – нет, не надо, переснимите. Почему? Объяснений не давали никаких. Просто Ермашу был звонок от какого-то члена Политбюро: «Что вы религиозную пропаганду развели?!» Теперь вот с водкой в кадре, ещё до Горбачёва… Мне это стоило сумасшествия почти что! Если ты помнишь, там есть персонаж, дядя Митя, который постоянно ищет, где бы чего выпить. Играет его Юрский.
Да. Он соседям сказал, что у него жена умерла, так пусть они нальют, они наливают, а она жива, жива! Кто ж не помнит.
– «Эта сцена написана в сценарии! – спорил я. – Вы же его читали и одобрили!» «Не надо, всё зависит от трактовки режиссёра!» – отвечали мне. Дошло до того, я был отстранён от фильма – это я, с «Оскаром»-то! На фильм был назначен другой режиссёр – с задачей его перемонтировать.
Но он не успел?
– Ну, он сидел, что-то пытался сделать, но было понятно, что сделать ничего нельзя. А я думал: где бы мне найти автомат Калашникова, зайти с ним в «Госкино» и всех положить там.
Вы выпивали тогда с горя по поводу этой ситуации?
– Причём в немалой степени! А через три месяца пена схлынула, раздражение их прошло. Но это были для меня ужасные месяцы. Я пил, я за день выкуривал две пачки, у меня руки тряслись. Как будто у моего ребёнка органы извлекают – сидит и кто-то всё перемонтирует! А я ничего не убрал из фильма. Кроме одного крохотного эпизодика.
Какого?
– Я Ермашу тогда сказал: «Ничего не буду переделывать». «Что, мы не договоримся?» «Нет». «Ты все-таки подумай… Ну, дай им маленькую подачку. Покажи, что ты вроде на компромисс пошёл». И я один крохотный 30-секундный кусок убрал, о чём жалею. Правда, он ни на чём не отражается…
С водкой был эпизод?
– Нет. Репризка с пивом. Убрал я её.
И так всегда. Водка осталась, а пострадало ни в чём не виноватое пиво. А вот скажите такую вещь... Раньше кинопроцессом руководил один человек – Ермаш.
– Два, ещё же этот Павлючёнок.
Ну, не один, а два человека. А сейчас иначе: всё деньги решают. Какая ситуация хуже? Сейчас бы вы пришли к Ермашу и пообещали б выкинуть сцену с водкой, и все дела…
– Лучше не стало! Самое страшное из того, что случилось, – мы решительно потеряли зрителя. Вот точка отсчёта, по которой можно всё определить. Под занавес советской власти была такая норма окупаемости фильма: 17 млн зрителей. А моя «Москва…» только за первый год собрала 90 млн зрителей. Фильмы Гайдая, кстати, за год собирали 60–70 млн. А сейчас? Снимают фильм, а его если за год посмотрят 6 млн человек, то это уже хорошо…
Людей меньше, зато сейчас билеты дорогие, а тогда – 10 копеек.
– Средняя цена билета на советский фильм была 23 копейки. Я говорю о том, что сейчас мы зрителя потеряли напрочь. Тут целый блок причинно-следственных связей. Всем трудно, да, но Америка-то держит уровень. Они там отбивают 100-миллионные бюджеты! Даже по итогам внутреннего проката. Там люди ходят в кино, несмотря на Интернет и ТВ. А у нас идёт беспардонное скачивание из Интернета без всяких ограничений, без попыток схватить за руку! Кино становится бездонной бочкой, закачивай деньги, не закачивай – всё проваливается в пропасть. Входишь в Интернет, а там надпись: «Скачать бесплатно». Большинство не в кино идёт, а качает, пусть и в плохом качестве! Вот придумали 3D, чтобы люди ходили в кинотеатры.
А как вы относитесь к практике, когда в VIP-залах кинотеатров выпивают, официант заказы разносит во время сеанса?
– Я один раз попал на такое мероприятие. Да ради бога! Хоть горшком назови. Главное, что люди выкладывают за билет по 3000 рублей! И смотрят фильм, каким-то образом приобщаются.
В Америке, да, люди ходят в кино, но и пираты там тоже есть, и там воруют!
– Да, и там воруют, фильмы попадают в Инет. На студиях уже даже воруют! Кого-то подкупают там. И киноакадемии там передают пиратам диски с фильмами, которые номинированы на «Оскар», и рассылаются членам жюри.
Академики это из любви к искусству делают, чтоб дать каждому приобщиться к искусству, или за бабки? Как думаете?
– Скорей всего, за бабки. А позиции американского кино очень сильны в мире. У французов проблемы, про итальянцев и говорить нечего: они в таком же состоянии, что и мы. А ведь было же когда-то великое итальянское кино!
Что же случилось?
– Американцы, взяв одну позицию, идут дальше вперёд. Наступают!
Они как, чисто на бизнес-продвижении выезжают, не искусством бьют?
– И искусством тоже. Как только появляется какая заметная фигура, не только в англоязычном мире, а где угодно – они её тут же переманивают к себе в Голливуд.
Мы начинаем западников бить их же оружием! Вот у нас уже Депардье в Чечне снимается.
– Ну, это несерьёзно. А вот Даня Козловский снимается в Голливуде в блокбастере, причем в главной роли! Чисто американский фильм. Даня молод, он выучил английский достаточно хорошо. Бекмамбетов там снимает кино, его после «Ночного дозора» пересадили туда.
Да, я его, кстати, встречал в Лос-Анджелесе. Машков тоже там…
– Машков – другое дело. Он настырный, пытается там пробиться… Он молодой, с Юлей учился, ему, значит, около 50… Снимается на две страны. Но успехом я бы это не назвал.
Вот американцы перекупают лучших режиссёров и артистов. А у нас разве мало дурных денег? Они тратятся на футбольные клубы. А не лучше было бы перекупить первых киношников? Всяко лучше, чем чёрных футболистов покупать.
– Идея, кстати, неплохая… Можно было б у нас кино с Томом Крузом снять. Если говорить о роли кино, то я и сам уже не понимаю, каково место кинематографа в общественной жизни. Я про новое кино! А не про то, на котором мы воспитывались и которое сами делали. Это вот новое кино мне в меньшей степени понятно. Я не чувствую его решающего воздействия на умы и сердца молодых людей. Хотя вот же «Легенда № 17» про хоккейное противостояние СССР с Канадой прозвучала. Фильм собрал миллиард рублей. Они заработали на картине, это лихо! Редчайшая история.
В чем причина?
– Вот – попадание! Угадали историю, которая показалась интересной молодым. Те матчи – за их исходом следила вся страна. Канадцы – это было что-то недостижимое! И вот мы выиграли первый матч со счетом 7:3. Та история была про хоккей, а сейчас про футбол хотят снять подобную картину. Про Яшина.
Что вы думаете про дебаты – надо давать старым мастерам снимать кино или нет? Вот Леша Балабанов считал, что после 50 лет нельзя снять хороший фильм, и сам обещал после полтинника завязать с этим делом. Однако сам он снимал и после 50. И в отличие от меня не все этим довольны. А может, все-таки надо старикам давать работу? Пусть выскажутся напоследок!
– Скажу так. Для кого-то съёмки – образ жизни, а не отдельное событие. Есть режиссёры, которые дико тоскуют, когда не снимают. Они хотят всё время снимать, снимать! А я…я не тороплюсь. Можно снять два фильма и оправдать свою жизнь. А другие попадают то в «молоко», то в десятку, потому и не дорожат фильмами. У человека бывает наготове пять историй. Он снимает один фильм, а уже знает, про что будет следующий. А я, когда, бывало, сниму фильм, то чувствую себя просто опустошённым. У меня никаких заначек нет. Другой образ жизни…
Сейчас пошли фильмы про особистов. Вот Эдуард Володарский этих ребят не любил: может, потому что его отчим служил в органах и бил пасынка. А у вас отец как раз тоже там служил, и потому у вас к теме другое отношение…
– Сколько же стереотипов либерального сознания… И что якобы пропущено через лагеря 100 000 человек, и якобы смерш наказывал невиновных… Якобы советский период – это чёрная дыра, и мы вроде вышли из мировой цивилизации в 1917-м и вернулись туда в 1991-м. Но для людей, которые прожили жизнь, ясно: в тех стереотипах много глупости и лжи, эпоху надо изучать и понимать, а не превращать её в месиво. Интеллигенция патриотическая за последние годы обрела огромное количество аргументов. Стало понятней, что такое была советская эпоха. Вот сколько людей прошло через лагеря? 5–7 млн за десятилетия, а не 100 миллионов. А расстреляно было всего 600 000 за десятилетия – с 1923-го по 1953-й, кажется. А СМЕРШ занимался разоблачением немецкой агентуры… От этой организации была огромная польза! А НКВД? Партизанское движение было им организовано. Работа очень нелегкая! Подпольные обкомы и прочее…
К 1941 году была создана система, которая подготовила нас к войне. Когда они сделали эту систему, которая так мощно сработала? Сколько было предприятий перевезено за Урал! Заводы через два месяца уже давали продукцию. Мы должны осознать этот опыт и делиться им! Это основание для гордости, какую люди испытывают, когда стоят перед пирамидами и перед американскими небоскрёбами! Меня охватывает священный трепет. А некоторые говорят, что это позорище наше. Это неверно…
Вот Азия, Африка, Латинская Америка. Полмира было под властью Москвы. Почему это всё отдали без выстрела? Даром? Можно было по крайней мере попытаться что-то выторговать.
– Ну зачем ты сейчас про это? Да, мы проиграли в третьей мировой войне. И капитулировали. Вот что произошло. Мы настолько не понимали этих новых правил игры…Реформы были необходимы. Но мы додумались до того, что проводили их под руководством американцев! По их советам! Аргентина тоже пошла на это и много лет не может прийти в себя.
Я слежу за Чубайсом и другими либералами, мне это по-прежнему интересно. Идея их была – разрушить до основания старую систему. И мы получили вот то, что мы имеем. Падение нашего продукта в разы! Мы не провели реформы по уму! Взяли и разрушили старую систему! А она была рабочая, она действовала! Сейчас же у нас только затыкание дыр, но не строительство серьёзное. Происходят страшные вещи: мы потеряли рабочий класс. Можно в Москве придумывать строительство подводных лодок и самолётов, а кто их будет делать? У нас системный обвал. Невозможно найти токаря или фрезеровщика. Зато мы подняли престиж клерков и проституток, он у них выше, чем у фрезеровщиков. Станкостроения нет, судостроения нет. Заводы не работают, в цехах кино снимают. Спросишь: а раньше тут что было? Делали для подлодок радиооборудование…
Вот понаехали таджики, окончат ПТУ и будут делать подлодки…
– А ещё у нас проблема ЖКХ сумасшедшая!
Да, вы много говорите про то, что трубы невозможно поменять во всей стране.
– Мы просто можем утонуть в дерьме. Я не говорю в горячей воде. Мы в самом деле просто утонем в г…!
Вернёмся, однако, к кино. Почему у нас с ним такой провал? Ничто же не предвещало! Кино – это идеи, это сценарии, то есть литература, это чувство и это хорошие актёры. Да у нас всю жизнь этого было навалом! Лев Толстой, Чеховы Антон с Михаилом, Станиславский и прочее. Мы, мы должны были всех умыть!
– Так у нас же было великое кино! Мы создали его! Оно не уступало западному! Правда, плёнка у нас была плохая. Шосткинского химкомбината. Заметно она от «Кодака» отличалась по качеству. Хотя хорошую плёнку у нас делали, просто она была чрезвычайно дорогая и использовалась только для космоса. А всё потому, что мы жили в автономном мире. Вот с автомашинами что было? Плохие были машины. Потому что был план. А там, ладно, каждый в гараже доведёт сам. Гаражная жизнь, все мужики под днищами лежат. Я успел три или четыре «Волги» поменять. И помню, что это такое: месяц ездишь, потом полмесяца она в ремонте. Потом опять – бац! – что-то летит в машине.
А вы по «Волге» своей понимали, что скоро все развалится? Всё, а не только ваша машина?
– Разумеется. Где-то надо было остановиться и сказать: мы будем производить меньше, но у наших машин будет репутация. Но на это народ бы не пошёл: все так ждали этих машин, думали, хрен с ним, давайте их нам в любом состоянии, сами доведём!
Фактически это был таёжный тупик.
– Нет, это неверная аналогия. Если бы всё двигалось точно так же, как раньше, если бы та же система осталась, она же работала – на какой высоте бы мы сегодня оказались!
Ладно, плёнка и машины, понятно. Но всё-таки почему наша страна отстала по кино? Почему не наше кино всех сделало?
– Ну что ж ты говоришь! У нас был лучший фильм всех времен и народов – «Броненосец «Потёмкин». За него проголосовали критики всего мира (это 1957 год), он был первый в списке 12 лучших фильмов мира! А ещё туда вошли «Мать» Пудовкина и «Земля» Довженко. 3 из 12 лучших фильмов мира – не кот начихал! Но давай разберёмся, что значит системный кризис? Когда-то мы могли, мы – это советская делегация, подняться на Каннском фестивале и сказать, что если фильм «Охотник на оленей» будет допущен к конкурсу, то мы уезжаем с фестиваля. Американцы сказали – будет! Тогда мы поднялись и ушли. Потеря для фестиваля была огромная! А мы в то время всегда получали призы, если не за лучший фильм, то за режиссуру! Наше участие в фестивале не обсуждалось – да как же без нас?! Сейчас эту позицию заняли американцы. Теперь они ставят условия. Они не настаивают непременно на «Золотой ветви», но требуют приз хоть за лучшую роль.
Они что, заняли там нашу нишу?
– Ну, не нашу, у них и своя была хороша, но заняли и нашу тоже. У них кино, конечно, хорошее, но не настолько, чтоб брать такое количество призов! Ведь как обычно получается? Вышла их картина, мы посмотрели, вроде неплохая, но больше про неё не вспоминаем… А вот проката международного мы не могли добиться, западники стояли стеной у нас на пути. Зрителя мы не добывали…
Но киноманы всего мира знали и Тарковского, и Чухрая, и Ромма, и Хуциева. Они всё равно доходили до них, эти картины, и немало мозгов им перевернули! Они существовали и в клубном прокате, и в студенческом. А потом… вместо коммунизма состоялись Олимпийские игры. Но если серьёзно, то наши фильмы того времени были не хуже западных. Да, там делали кино с большими деньгами! Но наша «Война и мир» никем не была перекрыта, по размаху и по мощности! И западные продюсеры думали, какие же сцены сражения сняты в «Войне…»! Только великая страна могла такое снять, думали они.
А у нас сейчас самое страшное – прокат! Если мы не завладеем прокатом, то наши усилия будут бесплодными. Когда-то прокатом занималось государство. Я так скажу: советская кинематографическая система была построена правильно. Хочешь снять картину? Пожалуйста, подай заявку на трёх страницах, её рассмотрит редактура. Приняли – дают 25 процентов аванса. Сейчас надо бесплатно писать сценарий – ну, кто же за такое возьмется?
Вы-то бесплатно пишете же?
– Да. Пишу… А теперь давай спросим себя: а какой сейчас контроль? Его в наше время осуществляет продюсер. Часто это безграмотный человек. Он получает, к примеру, миллион долларов и полмиллиона сразу кладёт себе в карман. А профессия режиссёра в наши дни сведена к профессии снимальщика! Это самая униженная профессия в кино. Операторы и осветители имеют профсоюзы, защищают свои права, а режиссёр напрямую работает с продюсером. Режиссёр зарабатывает раз в пять меньше актёра – да это просто с ума сойти!
Да, актёры уже берут по 3000 долларов в день.
– Причём таких немало. Что касаемо режиссёров, то некоторые получают по 3000 долларов за серию, за 52 минуты; ну, 5000.
А долго серия-то снимается?
– За неделю. Но это ж не всегда так… Нельзя сказать, что это штука в день.
Вот известно, что вы – за восстановление государственной системы кинопроизводства. А продюсер Сергей Сельянов выступил резко против!
– Да. Он против. Но он снимает качественное, однако же, не зрительское кино. Он один держит под контролем с десяток картин. Я бы ему оставил эту нишу! Потому что он следит за тем, что происходит, и находит имена. Вот Балабанова нашёл.
И потерял.
– Да, это трагедия… Но в целом, повторю, контроль нужен! Вот я слышал, что кто-то опять запускается с «Анной Карениной». И с «Мастером и Маргаритой» – тоже кто-то. Почему нет?
Значит, они бабки нашли. А тут на одно кино не найти денег! На одно-единственное! Оскароносцу! Куда катится этот мир?..
фото: Советский экран/FOTODOM
