Радио "Стори FM"
Клоунесса

Клоунесса

Автор: Мария Сперанская

Актриса Евдокия Германова – о тех отчаянных моментах,которые подстёгивают менять жизнь к лучшему

Спрашиваю: «Первые воспоминания – какие?» Отвечает: «Мне нет и года. Самолёт. Летим с мамой к папе в экспедицию. Взлёт. Всех придавливает к земле. И вдруг в этот момент на глазах у изумлённых пассажиров из люльки появляется голова и тельце девочки! Вопреки закону притяжения я впервые встала на ноги! С тех пор это ощущение сопровождало меня всю жизнь. Чем хуже, тем я сильнее». 


1959 год. Семейные легенды 

Однажды, когда меня привезли из роддома, соседский мальчик забежал в гости, наклонился над коляской и сказал: «Динь-динь». Мама рассмеялась и стала звать меня Диной: ей как раз очень нравилась актриса Дина Дурбин. Я даже в титрах первых своих фильмов Дина, хотя по метрике Евдокия – в честь бабушки по отцовской линии. Мой отец очень переживал, что все церковные книги с записями нашей родословной сгорели в революцию в храме на Сенной в Петрограде. Но осталась красивая семейная легенда. В петровские времена в России началось активное заселение немцев. Одним из первых был барон фон Герман. Ему пожаловали поместье, крепостных. А тогда ещё существовало право первой ночи, и вот однажды в спальне барона оказалась крестьянка Коровина, которая потом от него и родила. Отсюда и пошла наша ветвь, то есть мы Германовы дети… Я в эту легенду верю, потому что она объясняет многие мои немецкие черты: обязательность, аккуратность, настойчивость. 

Мои родители познакомились в НИИ, где оба служили. Мама – химик, а папа был профессором геологии. Он на дух не переносил интриг, которые в то время захлестнули Академию наук. Как-то в 1955 году за смелую гипотезу его объявили сумасшедшим. Лишь спустя тридцать лет отцу принесли извинения – идеи-то его подтвердились. От травли он спасался в экспедициях. В горы ходил на протезе и костылях – потерял ногу в войну. Дома у нас во всех углах стояли его протезы разных годов – грубые, жёсткие, советского производства. Из всех протезов он сам собрал себе один – удобный. 

А мама моя была как эльф – порхала где-то в своём мире, вне социума, вне быта. За капроновые чулочки в мороз, за смешливость и непосредственность, за то, что младше на 21 год, папа называл её Финтифлюшкой. Мы с сестрой Любой родились у них друг за другом. И вдруг, когда мне было три года, родители развелись. Это было первое детское потрясение.


Конец 60-х. Первое фиаско 

У меня было две няни, одна не справлялась. Да и мама быстро заметила, что со мной лучше не спорить: я была очень самостоятельной, жила своим умом, всегда чётко знала, чего хочу. Однажды увидела выступление Галины Улановой – решила стать балериной. Мне было восемь лет. Потребовала отвести меня в хореографическое училище. На конкурсе за гибкость, растяжку, подъём мне наставили пятёрок и одну двойку – за предрасположенность к полноте. Но фиаско меня только подстегнуло. Я сама записалась в балетный кружок при районном ДК. В одиннадцать лет по телевизору увидела выступление Ансамбля песни и пляски имени Локтева. Рванула к ним. В танцевальную группу опять не приняли, тогда я записалась в хор. Во время долгих репетиций я выучила все хореографические номера и с наслаждением исполняла их перед хористками. И вот однажды перед очередным концертом за кулисами, когда я кружилась и вертелась в танце, меня окликнули: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» – «Конечно!» – тут же выпалила я. При этом никакого священного трепета перед миром кино у меня и в помине не было! 

Меня пригласили сниматься в фильме «В ожидании чуда». Как же меня тогда возмущало на съёмках, что надо часами ждать – то погоды, то чьего-то вдохновения! Думала: «Ну что мы всё сидим? Сто раз уже можно было сыграть!» Поэтому в актрисы я идти не собиралась. Моё воображение  будоражили раскопки, сокровища, гробницы, Тутанхамон!

А потом опять вмешался случай. Подружка из хора показала мне газетное объявление. Кто мог знать, что в этом мятом клочке – моя судьба? Речь шла о просмотре старшеклассников на «Мосфильме». Я завелась и поехала. У проходной была толпища – сотни подростков! Я оказалась в последних рядах. Чтобы заметили, стала подпрыгивать, и ассистентка позвала меня: «Ну-ка, вот ты, иди сюда». Вскоре меня утвердили в «Розыгрыш», режиссёром был Владимир Меньшов. Мы все – школьники – его обожали. Он работал с нами как с профессионалами, объяснял, как достраивать роль, как продираться к сути. Именно тогда и на всю жизнь я ощутила гипнотическое пространство «Мосфильма». В то время там снималось столько кумиров! Заглядываешь в буфет, а за столиком запросто сидит Вячеслав Тихонов или Леонид Куравлёв с пирожком. Правда в ступор от этого я не впадала. Локтевский хор часто выступал в сборных концертах, так что я и до этого сталкивалась с известными артистами: Аллой Ларионовой, Николаем Рыбниковым, Татьяной Самойловой… И надо признаться, чувствовалось, что их время уже уходит, что им трудно. Может, ещё и поэтому я не очень-то и стремилась в этот мир, уже тогда отдавая себе отчёт, какой он зыбкий… 

Помню, съёмки подходили к концу, и мы – Дима Харатьян, Андрей Гусев, Наташа Вавилова – обсуждали, куда идти учиться после школы. Кто-то сказал: «Я, наверное, в театральный». И вдруг все подхватили: «А точно, давайте!» И меня как током ударило: конечно, только туда, куда же ещё?!


1976 год. Испытание медными трубами

Евдокия Германова

«Розыгрыш» вышел на экраны и стал культовым. И началось!.. Ко  мне без конца подходили на улице: «Ой, а это вы снимались в фильме?..» Школа раскололась: часть завидовала, часть боготворила. Даже не помню, как я экзамены сдавала на аттестат, по-моему, мне их автоматом зачли. В общем, голову мне вскружило прилично. Понятно, почему меня не взяли учиться в тот год. Я во все театральные приходила с внутренним посылом: «Я звезда!» Да ещё и первая любовь меня накрыла – тоже на «Розыгрыше». Человек был намного старше меня, несвободный… Мы встречались редко, но на большее я и не претендовала. Просто была бесконечно счастлива и одновременно бесконечно несчастна. В какой-то момент чувство стало настолько безбрежным, что заняло всё моё жизненное пространство. Остальное отошло на второй план. 

В результате в театральный я поступала… шесть лет подряд. Дабы не привлекли за тунеядство, мыла полы в НИИ. Прибегала в шесть утра, чтобы никто меня с тряпкой не видел. Потом устроилась секретарём-машинисткой в газету завода «Калибр». А вечерами занималась в студии, которую при журнале «Театр» открыл критик Александр Демидов. И – чудо! В его спектакле «Смерть Тентажиля» по Метерлинку меня заметила Татьяна Доронина. Подошла ко мне. Узнав о моих мытарствах, предложила: «Ну, это несправедливо. Давайте я позанимаюсь». В то время она блистала в театре Маяковского. Помню, как вошла в гримёрную звезды и... со мной впервые случился паралич воли. Начала читать, она прервала: «Ну что же вы, девочка, такая беспомощная…» Это прозвучало как приговор. Больше я к ней не приходила. 

А потом в спектакле «Ромео и Джульетта» в малюсенькой роли мальчика меня приметил Юрий Любимов и пригласил к себе на Таганку. Артистку самодеятельности! Год я просто в зале просидела – смотрела его репетиции, училась. И снова – господин случай. Заболела актриса, и за двадцать минут до начала спектакля «Час пик» меня ввели на роль дочки персонажа Вениамина Смехова. С тех пор так и зову его – папа Веня. Безмерно благодарна Юрию Петровичу за тот опыт. Но главное – за то, что успела пересечься с Высоцким. Я увидела человека такой воли, такой собранности, такого счёта к жизни и к себе, и такой отдачи! Концентрация энергии в нём была мощнейшая. Казалось, будто у него есть свой вертикальный коридор общения с небом. Высоцкий в Театре на Таганке был сам по себе, почти ни с кем не общался. Приезжал на спектакль, отыгрывал и сразу уезжал. Мне стало ясно, что вокруг его фигуры гораздо больше лжи, наветов, чем правды. Потом – смерть Высоцкого, развал «Таганки». Всем было уже не до меня.


1981 год. Работа над ошибками

Я снова провалила вступительные экзамены… И пришла к неутешительному выводу: мне 21 год, таких «старух» в театральный уже не берут, в другой вуз идти нереально – забыта вся школьная программа. В последний момент узнала, что Табаков набирает заочный курс. Страшно было! Думала: «К нему? Куда уж мне. Планка слишком высока». И всё-таки пошла. Погибать, так с музыкой! И пока шла от ГИТИСа до какой-то школы на Бронной, где были прослушивания, каких-то 20 минут – у меня произошла полная переоценка ценностей. Будто осенило, что моя безумная шестилетняя любовь – это умопомрачение, безысходность, тупик. Что, растворяясь в ней, я «не видна в пространстве». Это был момент истины. И такая вдруг окрыляющая уверенность во мне появилась! Вот такая, перерождённая, пришла я показываться Табакову. И поступила. 

Евдокия Германова

Мы, ученики, стали ходить к Табакову в его театральный подвал на спектакли, подружились со студийцами. На голом энтузиазме мыли полы, проверяли билеты, шили и стирали костюмы. Меня назначили ответственной за туалеты. Я не сопротивлялась и следила, чтобы зрители не умыкнули дефицитную туалетную бумагу, которую по блату доставал сам худрук. Относился к нам Олег Павлович по-отечески: подкармливал, воспитывал, привозил подарочки из-за границы, учил жизни, то есть был абсолютным гуру. Конечно, работать после диплома все мечтали только у него. Помню, как тряслись в коридоре – возьмёт или нет? И вот меня вызвали в зал, где сидела вся труппа. «Дуся, я не могу тебе дать место – его просто нет», – сказал Табаков. Моё нутро опустилось, а он продолжил: «Но я оставляю в репертуаре твой дипломный спектакль, придумай, на что жить». Какое же это было счастье! Целый год я и ещё несколько человек играли бесплатно в ожидании ставок. А зарабатывали ночными санитарами в больнице. 


1991 год. Подмена 

Я невольно предала театр. Пропустила спектакль. И меня уволили... В Лондоне готовилась постановка с  Джоном Малковичем. Роль журналистки из соцлагеря на волне интереса к России решили доверить русской. На кастинг пригласили четырёх актрис, я была в их числе. Мы хорошо подготовились: с трапа самолёта из голодной, нищей тогда России сошла делегация в роскошных мехах, взятых на прокат у подруг. Выбрали в итоге Ингеборгу Дапкунайте, которая потом вышла замуж за режиссёра проекта.

Моё отсутствие совпало с «Ревизором» в «Табакерке». Я всех подвела, и в назидание меня уволили. Какое-то время ещё доигрывала свой репертуар, но в театре чувствовала себя уже посторонней. Это была рана. Но я не сдалась. Благодаря чему? Я в жизни много раз отчаивалась, опускала руки, а потом вдруг появлялись силы – и всё само собой выстраивалось. 

В то время многие актёры «вертелись» – пекли пирожки на продажу, возили из-за границы партии сигарет, открывали видеотеки. А я подумала: салон красоты – вот что перспективно. С подругой-косметологом мы объединили усилия. Я была «паровозом» – выдвигала идеи, налаживала связи, вела переговоры, просчитала систему скидок, составила бизнес-план, нашла спонсора и с этим пошла к… Табакову, как к ректору Школы-студии МХАТ. Предложила открыть салон на первом этаже школы – на Тверской, чтобы у актрис было больше возможностей заниматься собой. Олег Павлович меня поддержал, но решения – отдадут ли нам помещение в аренду – долго не было. И вдруг на меня посыпались роли в кино. Роль хозяйки салона красоты мне не далась. Зато вскоре меня вернули в театр, да ещё дали звание заслуженной артистки. 


Середина 90-х годов. Потери

Я решила обзавестись дачей. Отец был уже очень пожилым, в Москве ему тяжело дышалось. Друзья подсказали, что рядом с их участком под Рузой продаётся дом – простой, но основательный. Там мы и поселились. Помню, на своей первой машинке – стареньком «Жигулёнке» по прозвищу Семён Семёныч – я перевозила из города вещи, кое-что из мебели. Как-то июльской ночью я неожиданно проснулась от треска и света. Я спала на втором этаже, отец – на первом. Понеслась вниз и увидела стену огня. Спасла меня подушка, которой я инстинктивно прикрылась… Почему случился пожар – до сих пор осталось загадкой. Пробиться к отцу, спасти его я так и не смогла. У нас у всех в той или иной степени есть чувство вины перед родителями. У меня оно чудовищное. 


1999 год. Нашла спасательный круг

В Москву приехал Полунин со своим «сНежным шоу». Мне было уже сорок, а семьи нет, в кино и в театре затишье, перспектив никаких, куда двигаться, не знаю. Попасть на шоу было нереально, но я дошла до директора, и меня посадили в третьем ряду. Покорена была с первых секунд. Восторг! Во мне сразу всё отозвалось, я поняла: вот моё спасение! Пошла прямо к Полунину: «Слава, я хочу быть с вами». Повисла пауза. И тут он говорит: «Разве такие глаза могут врать? Давай, приходи. Но есть просьба – забудь всё, что умеешь». 

Это был гениальный код обновления! Я начала заново учиться воспринимать мир, открылись какие-то неведомые мне резервы. Как объясняет сам Слава, клоун – маленькое государство в несвободном мире. Клоун – ребёнок, засланный в мир взрослых, шалун, провокатор, который говорит: можно жить в согласии с собой. А ведь это и моё жизненное кредо.

Спустя полгода я получила приглашение в полунинский проект «Корабль дураков». Слава набрал учеников, и мы целый месяц, плавая по Волге, существовали в режиме творческой лаборатории. Слава объявлял: завтра у нас «жёлтый день». И каждый должен был придумать и показать этюд (по-клоунс- ки – бяку) на жёлтую тему. Как мы хулиганили! Я сочинила «Гимн глупости» и спела его на мотив знаменитой песни Эдит Пиаф, выйдя как Пиаф-клоун. 

Евдокия Германова

А потом Полунин пригласил меня в числе других актёров во Францию отпраздновать День дурака 1 апреля. И мы в буквальном смысле слова валяли дурака в центре Парижа, правда, под присмотром предупреждённой полиции. Я побывала в доме Славы под Парижем – это бывшая мельница, отреставрированная, четыре гектара земли. Большой дом, который одновременно – репетиционная база с гиперсовременным игровым залом. В доме принципиально нет ни одной пластиковой вещи, зато несметное количество книг, роскошная фильмотека. Ни одной одинаковой комнаты! Все оформлены в разных стилях. Есть индийская, есть комната невесты – вся белая, в оборках, или комната Щелкунчика, где всё гигантское – входишь и оказываешься под столом, на нём чашка размером с кастрюлю, постель устроена в корзине для вязания... Я жила в шатре Шахерезады – полумрак, шёлковые подушки, изысканные ковры, обувь с загнутыми носами. Мельница во дворе огорожена забором из деревянных дощечек. Верхушка каждой – это силуэт кошки: такая, разэтакая. И в саду столько фенечек – под любым кустом! Всё это доводила до ума Славина жена Лена. Нашему сотрудничеству уже много лет, и оно продолжается. Мой любимый образ – наивный клоун с сачком в «Блю-блю-блю канари». Впереди его проект «Бабы-дуры».


2000 год. Усыновление

Коля… (В тот год Евдокия взяла из детдома мальчика Колю. Спустя 7 лет Коля вернулся в детдом. – Прим. ред.) С этим  мальчиком связаны фантастическая любовь, глубочайшая боль и сфабрикованная клевета. Мне, клоунессе, остаётся пусть горько, но улыбнуться, сожалея о клевещущих людях с изуродованной душой. 


2000-е годы. Смена амплуа

Как-то прислали сценарий, в сопроводительном письме было написано: «Дорогая Евдокия Алексеевна! Мы предлагаем вам на выбор две роли…» Я обрадовалась – на выбор! Читаю: «бабушка с укропом» или «бабушка с мобильным», обеим под 70 лет. Ответила: мои актёрские возможности переоценили, боюсь не справиться... И смех, и слёзы. 

А сейчас снова вдруг повалила работа, причём разноплановые роли! И Лиля Брик, и Любовь Орлова. Мечта! Почему вдруг привалило? А я давно заметила, что проходила всё через вдруг и однажды, настойчиво продиралась к своему, всякий раз убеждаясь: случайность – частный случай закономерности. 

Осенью мне исполнится 55, а Вере Комиссаржевской, с которой мы родились в один день, – 150. Свои юбилеи  мы  отметим вместе: я буду играть Комиссаржевскую на сцене.  

фото: личный архив Е. Германовой

Похожие публикации

  • Неугодный клоун
    Неугодный клоун
    Чарли Чаплин всю жизнь мечтал о доме-крепости. Как у пороcёнка Наф-Нафа – крепком и прочном, из камней, чтобы Серый Волк не смог пробраться. У него получилось, но со второй попытки...
  • Магия. Доступно
    Магия. Доступно
    Полиглот Дмитрий Петров говорит на тридцати языках, читает на пятидесяти. Если обобщать, в его корзине около ста языков, и он продолжает их изучать. Но удивителен он не только этим. Он готов и других обучить иностранным языкам… за неделю. В чём же фокус?