Автор: Диляра Тасбулатова
Даше Екамасовой, актрисе нового поколения, удалось не только не затеряться среди молодых российских исполнителей, но и стать одной из лучших – несмотря на кризис производства и идей, талантливых актеров в нынешней России хоть отбавляй.
Чиччолина-Чича
Начинала Даша (пусть не сочтут за фамильярность, но ее так и хочется назвать уменьшительным именем) у Андрея Прошкина – еще совсем юной, восемнадцатилетней, сыграв детдомовскую девочку по прозвищу Чиччолина в фильме «Спартак и Калашников». Для обоих, актрисы и режиссера, это был дебют – причем дебют заметный, яркий, запоминающийся. Такой постсоветский «Оливер Твист», повесть о брошенных детях, живущих в подвалах и детдомах, трогательная история о мальчике и собаке – чуть сглаженная, слегка сентиментальная, как и роман Диккенса. Реальность, конечно, страшнее. Была и есть…
«Спартак и Калашников»
Надо сказать, Чиччолина из нее получилась похлеще той самой, настоящей (на мой взгляд, пародийно сексуальной) – ибо Екамасова играет пробуждающуюся женственность, которую, видимо, вот-вот пустят в оборот, девочка ведь совершенно беззащитна, то ли сирота, то ли брошена родителями. И хотя роль у нее здесь совсем небольшая – ее дружок, пацан по фамилии Калашников, сбежит из детдома, пустившись вместе со своим любимым псом Спартаком в странствия, а Даша вновь появится ближе к финалу, - видно, что именно у этой совсем еще юной актрисы большое будущее.
Впрочем, талантливых артисток, сыгравших чуть ли не в одном фильме (в соцсетях, кстати, часто их поминают), а потом прочно забытых, - и сейчас пруд пруди. Первый успех, проба пера еще ничего не значат. Даше, конечно, сильно повезло с Прошкиным, который пригласил ее и во вторую свою картину, «Игры мотыльков», в свое время поразившую меня огромным мастерством, трагизмом, реалистичностью в изображении безысходной российской глубинки. «Области», как говорится, и областных обстоятельств – вечно пьяных подростков, ментовского беспредела, беспощадного мздоимства, произвола власть имущих и тотальной нищеты. Даша играет некую Чичу, самую, можно сказать, убогую девчонку из компании фанатов молодого рокера, от которого они не отлипают: девочки не прочь переспать с ним, мальчики – бухнуть и потусить. После того как их пьяная компашка, усевшись в автомобиль, задавит человека и смоется, мент, которому нужны показания, зверски изобьет Чичу, приговаривая – ведь ты никто, за тебя никто не вступится. Эта одна из самых ужасающих сцен фильма: врежет он девочке в лучших традициях отечественных пытателей, неожиданно, без перехода, еще не начав угрожать словесно. Внезапное нападение, шоковый прием, которому обучают сами знаете где, чтобы огорошить и запугать.
Роли, казалось бы, схожие, Чичоллины и Чичи (может, это сокращение намеренное?) – обе они, одна детдомовская, другая «из простых», из низов, беззащитны в мире тотального зла и поневоле вульгарны, ибо развязность – лишь броня, защита от опасностей нашей российской действительности. Человек человеку волк – и провинциальные подростки знают об этом сызмальства. Впрочем, судя по сводкам РОВД, не только провинциальные. Эти два персонажа Екамасовой хоть и похожи, да не совсем, ибо Даша находит свои краски для каждой: Чиччолина – только-только созревшая Лолита, осознающая свои чары и власть над противоположным полом, Чича – человек до добра и зла, на все способный. Хотя в сцене избиения видно, что это всего лишь ребенок, за которого некому заступиться, и Екамасова играет этот переход, от нахального подростка до беззащитной жертвы, так достоверно, что мороз по коже.
Она умудряется и внешне, безо всяких приспособлений, меняться до неузнаваемости: в роли Чиччолины – красавица, источающая жар соблазна, в роли Чичи – неуклюжая толстая дурнушка в мешковатых джинсах. Меняет Даша и интонацию, в обеих случаях документально точную – этот правдоподобный до микрона провинциальный говор, хотя Даша москвичка, понижающие интонации с вопросительным знаком в конце, будто человек настолько в себе не уверен, что неизменно заканчивает фразу многоточием. Не знаю, насколько это чувствует так называемый «простой зритель» - но, видимо, все же чувствует, коль скоро Екамасова запоминается, коль скоро она звезда, а не примелькавшаяся благодаря бесконечным сериалам смазливая старлетка.
Тело как улика
Ее и смазливой-то не назовешь – она может быть и красавицей, и незаметной, простоватой, бедноватой, намеренно невыразительной. Одеяло на себя не тянет, приму из себя не корчит, вписываясь в фильм естественно, как дыхание – мне порой кажется, что у нее нет особого амплуа, как, скажем, у Нины Руслановой (они чем-то похожи) или Нонны Мордюковой с их «народной», грубоватой красотой.
Если у Мордюковой и Руслановой «телесность», женская мощь, скажем прямо – сексуальность, были скрыты за сюжетными перипетиями и «покровами», то есть ординарной одеждой советской эпохи (в СССР, как известно, секса не было), то Екамасова, если надо, своей сексуальности не скрывает, появившись как-то даже полностью обнаженной (что было невозможно в прежнее время, а жаль).
«Свободное плавание»
Ее телесность, торжествующая женственность, сексуальность проявились и в фильме Хлебникова «Свободное плавание» - в роли Хрюши, тихой деревенской девочки, которая, собственно, вроде бы ничего и не делает – то неторопливо бредет по проселочной дороге, то сидит, помалкивая, на завалинке с дружком, то бегает туда-сюда, из дома в сарай и обратно. Никаких тебе крупных планов с полуоткрытым ртом, зазывных декольте, сексуальной агрессии, ничего. А вот поди ж ты: мне уже пятый, если не десятый по счету мужчина в полном, так сказать, расцвете сил, признается, что если кто и притягателен, так это Екамасова. И это при том, что Даша совершенно не смазливая, ничем не напоминающая красавицу с конфетной коробки с кудряшками, губками бантиком и точеным носиком. Я уж молчу про новый стандарт «красоты» от недобросовестных пластических хирургов. Да и от добросовестных – тоже.
При всей своей «типажности» петров-водкинской пролетарской Мадонны, Екамасова этот типаж виртуозно преодолевает, работая гибко и разнообразно, хотя никаких вроде особых приспособлений, кривляния, ужимок и прыжков за ней не водится.
Полина-Революция
"Ангелы революции"
Задачу она понимает как никто – то есть абсолютно точно, играя достоверно и в фильмах реалистичных, и в стилизациях – как, скажем, у Алексея Федорченко в «Ангелах революции», сложносочиненном и сложнопостановочном лубке, где каждый кадр – произведение советского авангардного искусства двадцатых. Екамасова играет собирательный образ «ангела революции», то бишь самой Смерти, Ларисы Рейснер или прославленной садистки Землячки, женщины-комиссара, ушибленной рев. романтикой (может, еще и с тайным намеком на Мордюкову в «Комиссаре»). Роль наисложнейшая, ибо больше символическая, нежели реалистическая, почти без слов, исключительно на пластике. Крупные планы Екамасовой – Полины-Революции, особенно в сцене, когда она разыгрывает древнюю Богиню хантов, приехав на Север устанавливать Советскую власть, - не что иное, как живописный шедевр. В колпаке-цилиндре, эдакая ханты-мансийская Нефертити, во всем величии своей «этнической» красоты.
Жила-была одна Даша
Но это все же Федорченко, большой режиссер, разрабатывающий редкую жилу этники в кино - у Екамасовой, конечно, есть персонажи и попроще. Скажем, сериал «Яма» по Куприну - далеко не шедевр, но и здесь, в роли, как можно догадаться, проститутки, она слегка иронична, в противовес другим, рвущим себя в клочки (не будем уточнять, о ком именно речь).
«Жила-была одна баба»
Конечно, вершина ее творчества (Екамасова еще очень молода, посмотрим, что будет дальше) – Варвара, главная героиня фильма Андрея Смирнова «Жила-была одна баба».
Я уже писала, что эта эпопея об ужасах продразверстки, зверском подавлении тамбовского восстания, о бессудных казнях, заложниках и прочих кошмарах держится во многом на личном вкладе, таланте и, скажем так, мужестве Даши Екамасовой. Съемки, и это заметно, были сложнейшими: как говорит сама Даша, быть актрисой – это когда тебя топят, валяют в грязи, бьют и пр.
Идея режиссера воспроизвести ужасы века-волкодав, разоренную Россию, кошмар продразверстки и вечное унижение, попрание человека, глазами женщины – вполне себе «феминистская»: будто сама эпоха проходит сквозь нее, непомерным грузом ложится на ее плечи, рискуя раздавить напрочь. Для этой роли и Даша, и другие актеры специально учились тамбовскому говору, отличающемуся от уральского, московского или архангельского. Так вот, если в иных фильмах специальный говор выглядит театрально-натужным, фальшиво-народным, то здесь – органичным, естественным, будто актеры от века так говорили.
Здесь великолепны и костюмы, воспроизведенные с изумительным тщанием: я, каюсь, и названий деталей не воспроизведу, не этнограф, одно могу сказать, сделано и с художественным размахом, и, что называется, аутентично. Как и говор, собственно, каким Даша овладела виртуозно: эти недоговоренные фразы с уходящей вниз, понижающей интонацией, архаичные названия вещей, непривычные уху интеллигента, привязанного к литературному языку, - всё это резонирует, сливаясь в симфонию, так называемую архитектонику фильма.
Даша здесь совершает актерский подвиг – и дело не только в технических приспособлениях, умении носить тяжелую старинную одежду и естественно воспроизводить особый говор: мне сейчас пришло в голову неприличное словосочетание – изнасилованная и измученная Родина-мать. Как говорят квасные патриоты, на таких, мол, матерях и выстояла страна, гордясь этим - Смирнов же показывает, что наоборот, не выстояла. И мать поругана, и родины больше нет – впереди ссылка в Сибирь, на одной телеге с нехитрым скарбом, с детьми: сослали Варвару только за то, что хотела спасти от расстрела своего любовника. Муж венчанный давно сгинул в огне Первой мировой…
Как вопрошает ее подросшая дочка: мама, почему Бог нас не любит?
Как когда-то Меньшиков в первых «Утомленных», в одном кадре, без монтажа, перерезав себе вены, смертельно бледнеет прямо на наших изумленных глазах, - так и Екамасова, видя, как упал ее любимый, убитый ни за что ни про что, буквально чернеет – и тоже одним кадром. Это уже выше обычного мастерства и вживания в роль по Станиславскому – ЧТО нужно, какие силы души, чтобы сыграть так, не могу себе представить.
Выше я писала, что Екамасова «телесна» - и обнаженная, как в фильме Смирнова, и упакованная в тяжелую крестьянскую одежду, в любом случае. От нее почти всегда, за небольшими исключениями, исходят эротические токи, что, в общем, согласитесь, у нас редкость. И дело здесь не в европейской «раскрепощенности» и внутренней свободе - в этом, персональном случае Екамасовой все еще сложнее. Это, так сказать, народный Эрос, земной, исконный – таким обладала и Мордюкова, хотя развернуться ей не дали (отняли, например, роль Аксиньи в «Тихом Доне», о которой она мечтала всю жизнь).
Екамасовой, в общем, дали: роль Варвары, тамбовской крестьянки, огромная для нее удача. Как, повторюсь, была бы удачей Аксинья Мордюковой. Той, правда, повезло с «Комиссаром» (тоже относительно, фильм долгие годы томился на полке) – хотя Мордюкова играет уже не только Эрос, но и Танатос: от таких романтиков в пыльных шлемах и пострадает тамбовское крестьянство. И не только тамбовское, подавлено было 400 (!) крестьянских восстаний по всей России, о которых и сейчас мало кто говорит, вот разве что режиссер Смирнов: принято думать, что Россия сдалась без боя, покорно сложила голову на плаху.
Как писали в провинциальных советских газетах – мол, пожелаем удачи талантливой молодой актрисе на «поприще» и пр. (как иронизировал Бунин – все эти газетные «зиждется» и «чреватый»). Но, собственно, почему бы и нет? Пожелаем на «поприще», тем более ее дарование «зиждется» не только на школе и технике, но и на чем-то большем, чувстве и интуиции; что, конечно, «чревато» будущими триумфами.
Лишь бы российское кино ей соответствовало – не хотелось бы, чтобы Даша превратилась в сериальную актрису. Есть, конечно, еще и театр. Недаром Екамасова мечтает сыграть… Гамлета. В кино, наверно, из-за его документальной природы, это не совсем возможно.
фото: Архив фотобанка/FOTODOM; "Кинокомпания 29 февраля"; kinopoisk.ru
