Автор: Диляра Тасбулатова
Кинорежиссер Борис Хлебников принадлежит к поколению «новых тихих», то есть к тем, кто и в быту ведет себя скромно, и говорит вполголоса - без нашего фирменного надрыва и разорванной на груди тельняшки. Что никак не умаляет его гражданской позиции и стремления говорить правду.
Несостоявшийся биолог
…Хлебников, несмотря на внешнюю сдержанность, человек принципиальный, позиция у него ясная - с линией партии, как это принято в наших широтах, не колеблется. Хотя, как уже говорилось, на пламенного трибуна совсем не похож. Скорее - на интеллигента из научной среды, аспиранта или, бери выше, завлаба, выбившегося «в люди» благодаря способностям, а не блату. Впечатление, между прочим, оказалось верным: после школы Хлебников поступил на биофак в МГУ, в перерывах между учебой предаваясь своей киноманской страсти - смотрел всё подряд и постепенно, как наркоман, «подсел» на это дело. В результате решил идти во ВГИК, но на режиссерский то ли не осмелился, то ли понял, что без связей не получится, и поступил на киноведческий, самый необременительный, говорю как очевидец. Был, видимо, недобор, зачислили его легко, то есть будущий режиссер взял, можно так выразиться, первый бастион, а заодно и свою старинную страсть удовлетворил. Но, как выяснилось, не до конца.
Ибо в кино, как известно, режиссер – главный, начало всех начал, творец и демиург, у него, а не у какого-то там кинокритика, право дерзать от первого лица; кинокритик же, как известно, профессия вторичная. Другой вопрос, что и режиссеры бывают разные - как писал один знаменитый киновед, что и он бы смог навалять средний фильмец и отсутствие таланта – не препятствие.
Дебют
…У Хлебникова же опасный переход из критика в режиссера, имеющего дело с конкретными задачами, куда входит и забота о сметной стоимости, получился как-то сразу. При том что в этой профессии задействовано процентов 10 таланта, остальные 90 приходятся на организаторские способности. Как говорил Трюффо, что, мол, по ту сторону камеры стоять легко, встань по эту, и задача усложнится тысячекратно (он ведь тоже легко и играючи перешел от теории к практике, и те, кто когда-то опасались его злословия и требовательности, потирали руки).
И тут Хлебникову опять повезло, как тогда с ВГИКом: если мне не изменяет память, его дебютную картину «Коктебель», снятую в 2003-м совместно с Алексеем Попогребским, критики, все как один, не то что не ругали, наоборот - отзывались восторженно.
Кадр из фильма «Коктебель»
Небольшая частная история, роуд-муви о странствиях неприкаянной пары, отца и сына, «бомжей», путешествующих по Крымскому побережью, - что называется, «хватала за душу». Фильм получил целую охапку призов, и даже скептики, вечно всем недовольные, признали за дебютантами не только несомненный талант, высокую кинематографическую культуру, но и социальную хватку.
Но не только. Здесь и поверх сюжета определенно есть что-то, что не укладывается в привычные рамки кино «морального беспокойства». С виду вроде ничего особенного: обычное роуд-муви, в меру лирическое, очень сдержанное, без пережимов, патетики, взвинченности и обличительного пафоса. Кто они, эти двое, мальчик и его отец? Почему стали неприкаянными, отверженными, почему потеряли дом? Об этом мы узнаём как-то вскользь, да здесь это и не столь важно. Отец вроде попивает, и мальчик из-за этого сильно расстраивается; жена, видимо, ушла к другому, более благополучному, вот они и отправились автостопом в Крым, вдогонку за своей мечтой, Коктебелем...
Негромкая драма «маленького человека», пусть безвольного, не умеющего устроиться, будто растворена в чуде самой жизни: несмотря ни на что, герои абсолютно свободны и могут передвигаться в любом направлении, без руля и ветрил. Само понятие времени здесь приобретает иной характер, оно здесь не «историческое» и не «социальное», а скорее - физическое, время как таковое, которое под силу поглотить только пространству. Андрей Битов как-то обмолвился, что, мол, в России время превращается в пространство. Так и здесь – время, которым располагают герои, не имеет ни границ, ни условностей «режима дня» и «рабочего распорядка», это уже другой временной континуум, по сути - мифологический.
Божественная вольность, романтика эскапизма, инобытие, дарующее внутреннюю свободу, когда человек один на один остается с природой и, стало быть, с самим собой - «Коктебель» разительно отличался от других конкурсантов «Кинотавра-2003», продемонстрировавших остросоциальные картины. Потому-то дебют Хлебникова-Попогребского прозвучал так свежо и неожиданно.
Поэма конца
Вторая картина, «Свободное плавание», была снята уже без участия Попогребского, а в главной роли здесь снялся будущий талисман молодого режиссера, Саша Яценко, один из лучших, если не лучший, в созвездии нового актерского поколения (тогда ему и тридцати не было).
Сам же Хлебников, пустившись в одиночное, «свободное», плавание, оказался навигатором хоть куда: доплыл и до Венеции, и до Варшавы, где получил один из главных призов, а на «Кинотавре» был объявлен «лучшим режиссером». Суровые российские критики, судьи решительные и строгие, внезапно подобрели, расхваливая картину на все лады. Один из них, человек уже в возрасте и весьма опытный, назвал «Свободное плавание» лучшим фильмом киносезона. Молодая критическая поросль (эти, между прочим, еще вреднее) сравнивала манеру Хлебникова не с кем иным, как с поздним Джармушем и ранним Иоселиани…
В чем же дело? О чем, собственно, эта картина, снискавшая такой шквал восторгов? Вы будете смеяться, но о ...безработице. О русской провинции – нищей, голодной, брошенной на произвол судьбы, косноязычной и пребывающей в каком-то анабиозе, бесчувственном полусне. Где никто, как и в «Эйфории» Ивана Вырыпаева (обе были показаны на «Кинотавре» в 2006-м), не может даже выразить себя, связать пару слов. Ну разве что плакатными истинами, общими местами, пародийными речевыми штампами и невнятным мычанием или, на худой конец, матом. Прорывающимся даже в минуты нежности: главный герой картины, паренек Леня, никак не может объясниться со своей возлюбленной без ласково-умильного, беззлобного матерка.
Кадр из фильма «Свободное плавание»
Хлебников же смотрит на эту безрадостную картину распада без издевки и морализаторства, так когда-то смотрел ранний Форман - с едва скрываемой нежностью и в то же время чуть саркастически. Здесь, может, «превозмогая обожанье, я наблюдал, боготворя» и выглядит притянутым (Пастернак тогда слишком увлекся, впал в патетику), но, как хотите, Хлебников здесь оказался тоньше великого поэта. Ибо его «обожанье» тщательно скрыто за сухостью социолога.
В отличие от фильмов Кена Лоуча, певца рабочего класса, человека серьезного, благородного и несколько прямолинейного, «Свободное плаванье», помимо всего прочего, - комедия абсурда. Абсурд же вырастает не из лабораторного, придуманного на бумаге сюжета, но как бы из естества нашей жизни, непонятной любому иностранцу. Недаром на просмотре в Венеции западные критики хохотнули лишь однажды, когда один пьяный никак не мог прицелиться чтобы прикурить от сигареты другого. Иные же трагикомические ситуации им были явно недоступны, ибо художественная правда этой картины корнями прорастает в нашу грустную действительность, в родную почву, которую никаким умом, тем более рациональным западным, не понять, не измерить. Тем более, когда дело касается речевой оркестровки: скажем, безумного, чуть ли не гоголевского монолога мошенника-бригадира (блистательный выход Евгения Сытого).
Моя милиция меня бережет
Третий полнометражный фильм Хлебникова, «Сумасшедшая помощь», где действуют весьма своеобразные герои - полоумный старик-интеллигент, его дочь и прибившийся к дому белорусский гастарбайтер - вновь о «маленьких людях», беззащитных перед жизнью, а уж перед ментовским беспределом тем более. Чуть позже Хлебников сожалел, что показал здесь мента-зверя, начисто лишенного человеческих качеств – человек все же сложнее, говорил он. Гм… Как сказать. Во всяком случае, сводки криминальной хроники, где действующие лица сиречь исполнители, представители власти в форме, могут ужаснуть и закаленного читателя, не говоря уже о том, что въяве наблюдать за всем этим безобразием еще страшнее. Интересное совпадение: на том давнем «Кинотавре» было много фильмов именно о милиции, как о каком-то инфернальном зле извне с его «инопланетной» логикой.
Кроме всего прочего, Хлебников в этой картине опробовал новый стиль съемки, когда камера приближена к героям почти вплотную: в двух первых фильмах он снимал преимущественно общими планами. Поясняю для несведущих – это не техническая уловка, не рабочая подробность и даже не совсем стиль: приближаясь к персонажу и находясь с ним в тесном контакте, ты ставишь и другие художественные задачи. Глядя, как антрополог, герою в глаза, ты уже не можешь равнодушно вписать его в окружающий пейзаж и отвлечься хотя бы на секунду. В этом смысле «Сумасшедшая помощь» - фильм, несомненно, новаторский, и формально в том числе. По крайней мере для самого Хлебникова, не испугавшегося сменить метод, взгляд на художественную реальность и стилистику.
Кадр из фильма «Сумасшедшая помощь»
Здесь еще важны актеры: если бы не Анна Михалкова, Сергей Дрейден и опять-таки Евгений Сытый - выдающееся трио, снайперски точное - из картины могли бы исчезнуть важные оттенки. Евгений Сытый (интересный псевдоним, уже давно прижившийся, по паспорту он Костюков), в отличие от звезд, Михалковой и Дрейдена, - относительно новая фигура в кино. Блестящий театральный актер, новоявленный Евгений Леонов с каким-то фантастическим, необозримым диапазоном. Сытый, репетируя, может предложить хоть 50 интерпретаций и интонаций, как когда-то это делал Леонов. Поразительный актер, недаром несколько лет назад его приняли во МХАТ, некогда главный театр страны.
Странно, что «Сумасшедшая помощь» одним показалась вторичной, другим, наоборот, стилистически новаторской (вашему покорному слуге в том числе), хотя Хлебников как раз ценен тем, что все время пытается менять регистры, «углы атаки», манеру съемки и круг очерчиваемых проблем.
Пир хищников
…Восемь лет назад Хлебников выпустил сатирическую комедию «Пока ночь не разлучит» – вновь эксперимент, порой на грани фола: действие происходит в одном и том же ресторане, дорогом и напыщенном, где собирается новорусская «элита». Камера бродит по столам – от двух дурочек, восторженных провинциалок («зато мы в Москве!»), до компании бандитов, далее – семейство, мамаша с дочкой в ожидании мужа дочери, который, наконец явившись, пошлет их куда подальше; через стол - две девицы с дикого похмелья и пр. Не поймешь, кто тут страшнее - сатира для Хлебникова, мастера полутонов, - непривычно едкая. По логике здесь должны быть и так называемые «положительные» персонажи – ну, скажем, угнетенный класс, «лакеи», то бишь официанты, появляющиеся в лице Сытого и Яценко. Но и они смехотворны: бегают по очереди в подсобку чтобы поболтать по телефону со своими девушками. Сытый то орет на нее, то тут же, почти без перехода, пресмыкается, Яценко же постоянно говорит о сексе, уморительно шепча в трубку. Очень смешно, животики надорвешь – но и актеры какие, сами понимаете. Подсобка здесь – подполье, место для народа, зал – для вершителей судеб, то есть, если по критической привычке домыслить, сознание и подсознание. И кто из них хуже, непонятно, все без исключения – какой-то провал, пустота, при том что свято место пусто не бывает, в том смысле, что всегда заполнится условным «дьяволом», то бишь злом. Ресторан, место, где потребляют пищу материальную, а не «духовную», пережевывая и, пардон, перерабатывая, выбран тоже не просто так, это пир хищников, чавкающих и причмокивающих как гиены над падалью. Немудрено, что все закончится массовой дракой, которую начали официанты, давно раздражавшие друг друга.
Недолгая несчастливая жизнь
В своей следующей картине, бескомпромиссной социальной драме «Долгая счастливая жизнь», Хлебников вновь смело меняет оптику. Повествование о молодом фермере, который поначалу решает отдать скупщикам свои земли (взятые было под освоение), но впоследствии, под нажимом нанятых им рабочих, меняет свое решение - нечто новое в биографии Хлебникова. Это уже настоящая социальная драма, постепенно перерастающая в трагедию. В конце концов, как это и бывает в трагедии, герой, преданный теми, за кого ратовал, остается в одиночестве, наедине с бандитами. Столкнувшись с беспределом (Хлебников прямо обозначает, что это представители партии власти), он идет ва-банк, защищая и земли, и шире - чувство собственного достоинства. Ну, а если еще шире – изначальное коллективное тело русского крестьянства, метафизическую связь русского человека с землей - настолько, что можно и жизнь положить за свой надел. В прямом, а не в переносном смысле: фильм кончается перестрелкой, в которой гибнут все до одного - и сам герой, и его противники…
Кадр из фильма «Долгая счастливая жизнь»
Между тем, эта картина до сих пор замалчивается: мало того, что в России у нее был ограниченный прокат, ее не поняли и европейцы - на Берлинале фильм не получил ни одного приза, как, собственно, и на «Нике», где не удостоился даже второстепенной награды. Что, в общем, весьма симптоматично: «Долгая счастливая жизнь» - одно из самых сильных высказываний за последнее десятилетие, раздражающее бескомпромиссное. И если другие режиссеры из новой поросли во главу угла ставят, как правило, более частные проблемы, то Хлебников снял настоящую трагедию на манер античной, притом на животрепещущем социальном материале. Где герой ставит себя на карту, стоит перед выбором между долгом и жизнью…
По нынешним временам - повсеместного мелкотемья и натужного оптимизма - жанр редкий. К тому же далеко не всё, что обозначает себя как трагедию, ею является.
За МКАД кончается Москва
…Между «Аритмией», последней и, видимо, лучшей картиной Хлебникова и «Долгой счастливой жизнью» пройдет еще четыре года (в перерыве он, правда, снимет сериал), премьера состоится в 2017-м. Опять – социальная драма, на сей раз о буднях, как писали в советских газетах, врачей Скорой - где-то в провинциальном, но крупном городе. Как говорится, миллионнике, хотя иностранцам сложно поверить, что такое в принципе возможно хоть где - в городе, крупном или мелком, в селе или на полустанке.
…Хлебников сначала хотел снимать в Москве, но потом передумал: ему важно было продемонстрировать, в каких условиях работают врачи неотложки далеко от МКАД, в какой нищете живут сами и как по ним лично, не говоря уже о пациентах, ударила реформа здравоохранения, так называемая «оптимизация». Как писал один поэт – «За МКАД кончается Москва и начинается Россия».
Главный герой, играет которого Александр Яценко, - врач от Бога, талантливый диагност, умеющий принимать мгновенные решения ради спасения человека, совсем не похож на врачей из советских фильмов, почти бесполых и всегда в униформе, белом халате. Как писал Довлатов, всегда точный в своих определениях, что, мол, в обаянии нравившейся ему стюардессы был служебный оттенок. Прямо как у наших советских врачей – если обаяние, то служебное.
Ну, во-первых, у Скорой нынче другая амуниция, синяя, как вы помните, и с нашивками, а во-вторых, Наташа Мещанинова и Борис Хлебников писали сценарий не о героических буднях врачей и романтике профессии – это ведь не американский сериал «911», где, помимо всего прочего, поражает уровень медтехники, который нам и не снился. Олегу-Яценко не до героизма, хорошо бы настоять на своем и обойти, себе на погибель, новый указ – находиться с пациентом не более 20 минут, а дальше, как цинично говорит новый начальник, «пусть себе спокойно умирают», чтобы статистика не пострадала.
… Смешно было читать обсуждение фильма в соцсетях, да кое-кто и из критиков отметился: дескать, этот Олег малый не промах, алкаш (он и правда попивает), безответственный, жену достал, мизогин, эгоцентрик, слабак, типичный русский, такой-сякой и пр. Видно, соскучились по картонным врачам советских фильмов – безупречных как Штирлиц, который и собственную жену-то видел всего разок и издалека, и ничего, терпел же. Нам пьющих, тем более врачей, не надобно, искусство должно нести разумное-доброе-вечное, а не развращать, поймите же. Уж если врач, пример для подражания, такой, то что взять с моего соседа дядь Васи?
Кадр из фильма "Аритмия"
И то правда – если врач, соответствуй. Подобным «критикам» и в голову не приходит, что Хлебников показал человека объемного, разнообразного, пусть и выпивающего, но при этом человека чести, рискующего собой ради пациентов. Он же не агент 007 (или хотя бы 0,35, ладно) и не слесарь Гоша, хотя тот тоже портвейном баловался и храпел, сам честно предупреждал, зато, как следует из давней советской сказки, мог «защитить». А вот Олег не может, что правда, то правда – жену, пациентов-то он бережет и спасает. И, наверно, работу любит больше, чем свою несчастную Катю (прекрасная роль Ирины Горбачевой). Конфликт извечный, «ты на меня внимания не обращаешь». Но, господа, «Аритмия» (какое, кстати, прекрасное, точное название) - не женский роман, напичканный услужливыми мускулистыми любовниками с напомаженным пробором, таких задач ни Наташа, ни Борис не ставили.
Это, как говорят недалекие критики по другому поводу, - фильм о работе. Можно, спрямляя, и так сказать. Олег, в общем, и жену свою любит, но, как говорится, по-своему, как может - пациенты для него, видимо, важнее. «Аритмия» еще и о чести, противостоянии целому миру, действуй, живя здесь и сейчас. Ведь и спасать нужно здесь и сейчас, какие бы указы ни выходили, а не в гипотетическом прекрасном далеко России будущего…
И здесь, как и в «Долгой и счастливой жизни», герой ставит себя на карту, рискуя потерять если не жизнь, то дело жизни. И хотя он далеко не пламенный революционер, об общественном устройстве страны не задумывается (может, только когда жареный петух самого клюнет, и уже вроде начал клевать) и живет не идеями, а делом, здесь нет противоречия. Как говорится, философствовать можно, лишь проживая свою собственную жизнь, испытывая принципы на своей шкуре и не поступаясь ими. Можно не читать, скажем, Кьеркегора (а это его мысль), но при этом быть его последователем, беря на себя ответственность и руководствуясь далеко не кабинетными соображениями. Философствовать означает жить. Точка.
Кроме того, здесь нет и того противопоставления, каковое всегда на губах у охранителей - а ты что сделал для страны, почему еще не умер? Даже если ты не врач, а просто честный человек, «пламенный», как иронизируют обыватели, «диванный» боец, ты тоже нужен - чтобы бороться с указами Минздрава или, к примеру сказать, Пенсфонда. Хотя Олег, конечно, берет другим.
Кино+ТВ
Борис Хлебников снял уже три сериала – и это не какое-то там мыло, скорее арт-продукция с элементами некоммерческого кино, хотя сюжет иногда закручен похлеще американского. Последний из них – «Шторм», социальный детектив.
Возможно, именно Хлебников со товарищи когда-нибудь перевернет с ног на голову порочную практику смехотворного российского мыла, заполонившего все каналы. И Россия выдвинется если не в лидеры, то хотя бы перестанет выдавать нечто, по уровню абсурда близкое мексиканским нелепицам. По крайней мере «Шторм» имел высокий рейтинг – и среди интеллигенции в том числе. В США сериалы иногда лучше, чем фильмы, даже и оскароносные – у телевидения, как говорилось в старом добром фильме «Москва слезам не верит», огромное будущее.
фото: Архив фотобанка/FOTODOM; filmpro.ru; kinopoisk.ru
