Радио "Стори FM"
Андрей Кончаловский: Неюбилейное

Андрей Кончаловский: Неюбилейное

Автор: Диляра Тасбулатова

Андрею Кончаловскому исполняется 85: возраст патриарха, как бы обидно это ни звучало для полного сил и активно работающего человека. Тем более в такой сложной области, как кинопроизводство: как известно, кинорежиссура стоит на втором месте по уровню стресса после профессии летчика-истребителя.   


Родом из детства

Подробности родословной Кончаловского слишком хорошо известны, чтобы в них углубляться: на самом деле по отцу он Михалков (хотя эта фамилия давно и прочно ассоциируется исключительно с его младшим братом, даже не с Сергеем Михалковым, автором незабвенного дяди Степы и сразу двух гимнов, СССР и российского). Кончаловская – фамилия его матери, переводчицы и статусной дамы; род у них известный, дворянский, к тому же среди предков – знаменитые художники, Суриков в том числе; быт и привычки – вполне барские, несмотря на обстоятельства «непреодолимой силы» в лице страны триумфально победившей нищеты.

Сергей Михалков избежал репрессий, хотя, как всем известно, политический климат в стране был таким, что и фанатичная преданность партии не спасла бы, чему примеров несть числа. В так называемом «совке» у семьи были определенные привилегии, отдельная хорошая квартира плюс роскошное имение на Николиной горе, а женитьба Андрея на француженке (женился с целью уехать, чего, в общем, не скрывал) не повлекла за собой не то что репрессий, но даже и нареканий, если я не ошибаюсь. Отъезд и работу в Голливуде тоже как-то простили, «отщепенцем» и предателем не называли… Ну и так далее.


По совету Орсона Уэллса

Многие ставят ему это в упрек, противопоставляя его судьбу трагической судьбе Тарковского, некогда его друга. Хотя в свое время оба они претерпели от власти, их фильмы запрещали - «Ася-хромоножка» провалялась на полке долгие годы, а «Андрей Рублев», где Кончаловский был соавтором сценария, подвергся гонениям и остракизму. Что, как мне кажется, отразилось на Кончаловском и в дальнейшем: каким бы он ни был, плоть от плоти своей семьи, бессознательно, да и сознательно, видимо тоже, именно тогда он понял, что с властью шутки плохи. И дело порой не в цензуре как таковой, а в страшной косности, эстетической в том числе, страны победившего социализма. Вы будете смеяться, но в пролетарских соцсетях до сих пор, через 60 лет (!) «Асю», давным-давно признанную шедевром, классикой, эталоном и пр., поливают как фильм «клеветнический», где показаны какие-то «уроды», хромые, горбатые и беспалые, не то что в отшлифованных до опереточного блеска «Кубанских казаках» (не далее как вчера почитывала про всё про это и хохотала в голос).

1.jpg
Кадр из фильма "История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж"

…Как сказал Иоселиани, человек, в общем, вредный и придирчивый, что, дескать, пойди Кончаловский по пути «Аси» с ее наваждением подлинности, чудом жизни, так и пенящейся через край и самодостаточной как сама природа, мастерски освоенной взглядом художника, где нет ни единого прокола, - быть ему величайшим среди величайших. Но со своего пути, считает Иоселиани, он свернул (хотя, между нами говоря, и Иоселиани – тоже, правда, не в такой степени). В те времена, свидетельствует сам Андрей Сергеевич, они с Тарковским учились у великих, «Семь самураев» и «Трон в крови» посмотрели, наверно, раз сто, зная наизусть покадрово, до мельчайшего монтажного перехода. Как тут не поверить Орсону Уэллсу, который любил повторять, что знакомство с сотней шедевров мирового кино автоматически сделает вас режиссером. И хотя практика почти всегда говорит обратное – смотри не смотри, толку-то, ну, будешь эпигоном без своего почерка, не более того, - в случае с Кончаловским совет сработал.


Киргизский Куросава

И если японцы - например, на «Асю» - повлияли косвенно, то на «Первого учителя» - впрямую. Такое ощущение, что смотришь Куросаву, а не «экранизацию» Чингиза Айтматова. Хотя, скажем, лично мне, как человеку примерно из этих мест, фильм не кажется органичным. О его ложном посыле - установлении Советской власти в киргизских степях и «благотворности» революции, сиречь преступной коллективизации и отъема имущества до последнего барана, - смешно даже говорить. Тем не менее сделано это, что называется, на разрыв аорты, с невиданной доселе страстью, мощно и захватывающе: есть даже намеки на фанатизм учителя Дюйшена, поверившего в мировую революцию и новый жизненный уклад, который необходимо насаждать силой (о трагичности этих чудовищных экспериментов, понятно, не сказано ни слова, но об этом могли, как ни странно, и не знать, архивы были закрыты, почти всё замалчивалось). Более мягкий вариант, то бишь повесть, написанную когда-то молодым Айтматовым, усилили и обострили с помощью гениального Горенштейна, прозаика мирового уровня, запрещенного и не издававшегося, который писал сценарий вместе с Кончаловским.

2.jpg
Кадр из фильма "Первый учитель"
Айтматов, как ни странно, новый вариант и иные акценты одобрил - Кончаловский-то думал, что он его в клочья порвет, отдав ему сценарий и заранее холодея от страха. Ан нет, главный киргизский прозаик, в те времена, говорят, добрейший человек (потом вроде тоже забронзовел) внезапно сказал – надо, товарищи, снимать, хорошее будет кино. И не ошибся: фильм и правда замечательный, хотя, повторюсь, совершенно не органичный: киргизы так не орут, и не потому что добрые (все эти мифы о милейших народах, хоть о каких – чушь собачья), а потому, что манера иная: тоже на многое способны, как и всякие другие, но скорее исподтишка, без этих воплей. Более того – возможно, что и Куросава показал миру эдаких «концентрированных» японцев, а не настоящих (в чем, между, прочим, на родине его как раз и обвиняли) – с другой стороны, и Достоевский описывал концентрированных русских, иностранцы же во всю эту «ширь», шум и ярость наивно верили. Кто тут у нас, как Митя Карамазов, плюется прямо об пол? Если он дворянин или хотя бы интеллигент, пусть и в первом поколении, а не гопник, к тому же трезвый? Да никто. Тем не менее Сомерсет Моэм, будучи сдержанным англичанином, восхищался (и в то же время ужасался, как интеллигент, попавший в дурную компанию): эх, хорош - кричит, плюется, русская душа нараспашку!

…Вопрос, однако, как вспоминает Кончаловский, был не только в яростном стиле, в форме, позаимствованной у Куросавы, в чем автор сам признаётся («воровал», говорит, кусками, сценами, что, между прочим, в искусстве режиссуры не возбраняется, вот и Альмодовар разрешает), а в эмоции. Было страшно, что она исчезнет, поглощенная формой. Однако не исчезла. Форма не поглотила.

Картина произвела оглушительное впечатление, была награждена в Венеции, а Наталья Аринбасарова, девятнадцатилетняя балерина, очаровательная, тоненькая как подросток, наивная, полуребенок-полуженщина, неопытная дебютантка, раньше никогда не снимавшаяся в кино, легко обошла не кого-нибудь, а потомственную звезду Джейн Фонду, получив кубок Вольпи за лучшую женскую роль.


Низкие истины

…Кончаловский, будучи старше ее почти на десять лет, чуть ли не выкрал Наташу из дома, срочно женившись (чтобы вскоре развестись, несмотря на маленького сына), а много позже еще и разрушил ее брак с художником Николаем Двигубским (гласят таблоиды). Кто-то вообще иронически заметил, что Кончаловскому удалось из собственной жизни устроить эдакий «караван историй», бесконечную Санта-Барбару, где его любовные похождения со сладострастием соглядатаев обсасываются публикой. Сейчас еще и в Фейсбуке, где кто-то ведет его страницу, и под каждым постом неизменно следуют скандалы между фанатами и, мягко выразимся, НЕ фанатами.

4.jpg
Кадр из фильма "Первый учитель"

Но это так, в скобках – хотя наш журнал вроде как и о личной жизни звезд в том числе, все же мы не Вуман.ру и не желтый сборник сплетен - если речь о художнике, есть вещи и поважнее. Хотя в нашем, особенном, хм, случае это тоже существенно – то бишь идентификация героя этой статьи через отражение в женщинах: да и сам он, ничтоже сумняшеся, поведал в своих «Низких истинах», малоприятной и намеренно шокирующей «обывателя» исповеди, о разнообразии сексуального поведения своих визави (для чего, не совсем понятно).

Вообще статьи о Кончаловском – как, кстати, ни о ком другом - делятся на неравные части: серьезные критики разбирают его фильмы, таблоиды – его любовниц и жён, поиск в Интернете даст вам обширное представление, что почем, кто кого бросил, кто от него родил и так далее. Женат был пять раз, детей – семь, от разных женщин, пять девочек и два мальчика. Один мальчик еще совсем юный, другой приближается уже к шестидесяти: длинная жизнь, полная событий, романов, смены жизненных обстоятельств, даже стран, круга друзей и пр.

И главное, что бывает крайне редко, - смены авторского стиля, фильмы Кончаловского не похожи друга на друга, он всякий раз бросается на новые и новые амбразуры, мечтая одолеть тот или иной барьер.

…Вообще автор статьи, прямо или косвенно, не обязан давать моральные оценки (хотя способы, конечно, есть, и ирония здесь – одно из разящих орудий). Критик, если надо, выспится на своем предмете иной раз так беспощадно, что только держись, в противовес тошнотворным юбилейным славословиям. Но, как учат монстры нашей профессии, задача у критика все же иная: разобрать тот или иной феномен объективно, хотя, признаться, порой так и подмывает подпустить что-нибудь язвительное.


Гуд бай, Америка

Короче говоря, повествуя о разнообразии манер Кончаловского, можно припечатать его за всеядность и отсутствие собственного стиля, заодно попеняв ему за стремление «угодить» американским продюсерам в период его пребывания в Голливуде; распатронить за «Глянец», действительно пошлый, хотя и в своем роде забавный; за «русофобскую» «Курочку Рябу», формальное продолжение «Аси», которая выглядит как намеренная издевка над оригиналом, и пр. Даже в приподнято-романтическом «Романсе о влюбленных», сделанном отменно стильно, непривычно и в своем роде завораживающе, слегка даже истерично, есть толика патриотического официоза и некоторая натужность, как будто автор хотел вопреки начинающимся заморозкам и крепнущему застою воспеть райскую любовь советских Адама и Евы. И воспеть во что бы то ни стало - для поколения времен Афгана, случившегося чуть позже, этот фильм был культовым, причем любили его будущие призывники, простые парни. Вдохновленный «Шербурскими зонтиками», среди интеллигенции фильм снискал убийственное название «Шербурские танки».

Дальше – больше: не всякий его эксперимент удается вполне, эстетически целостно: мешает эклектика, уступки драматургическим условностям и, в общем, неправде; смена парадигм – не всегда на пользу и пр. Может, потому попытка эпоса - блокбастер с патетичным названием «Сибириада» - не пришелся ко двору ни условному народу, ни тем более интеллигенции….

6.jpg
Кадр из фильма "Сибириада"
И вдруг – сильная, качественная картина вроде «Белых ночей почтальона Тряпицына», где, так сказать, физическое тело России, страны остановившегося времени, которое и есть пространство, равнодушно-космическое, пустое, будто населенное призраками прошлого, вечное, не меняющееся, - ощущается благодаря режиссерскому мастерству автора. Последний кадр – символически-семантический: с аэродрома Плесецк взмывает космическая ракета, а мужички так и сидят, спиной к ней, на берегу речки, безразличные к происходящему: два мира, два Шапиро, пусть они здесь и сейчас в опасно волнующей близости.

По поводу же его вояжа за пределы СССР, путешествия, «трипа» за океан, где именно ему (другие освоили эти пространства гораздо позже, с разной степенью успеха) удалось что-то сделать, а не просто прозябать на подаяние – ну, в широком смысле, в переходах он все же не бренчал на гитаре, - можно лишь восхищаться. Америка – это вам не рай земной (недаром Кончаловский сейчас костерит тамошних продюсеров и систему кинопроизводства), а страна жесткого выживания, разнообразных умений, адского терпения, ежедневного изматывающего труда, везения, умения настоять на своем, больших денег и, конечно, продюсерского произвола, сходного с нашим чиновничьим тупоумием. Одолеть эти препятствия почти никому не под силу – тем более человеку советскому, привыкшему бороться в более привычных условиях (хотя у нас загубленных судеб тоже несть числа). Что лучше и что хуже – разговор совершенно бессмысленный: их результаты, разумеется, гораздо нагляднее, свободный рынок - это вам не партийный догляд. Хотя, скажем, Ян Шванкмайер, великий чешский мультипликатор, как-то сказал, что, дескать, при социализме всегда есть такая расщелина, куда художник может проскользнуть почти незамеченным и хитро протолкнуть свои идеи. Правда, при их социализме, с так называемом «человеческим лицом», более мягком варианте партруководства, не при нашем. Но и при нашем тоже случались шедевры, которые цензура благополучно проморгала. То, что их исчезающе мало – тоже аргумент не в нашу пользу, это важно сейчас помнить: помнить вообще важно, чтобы не впадать в ложное чувство ностальгии.

…Тем не менее в Америке Кончаловского ждали относительные неудачи, хотя опыт скрещивания ежа и ужа, то бишь условной славянской «загадочности» с условным же западным прагматизмом в своем роде удался. Это сложно, повторюсь – и если он мечтал повторить подвиг Милоша Формана, чудом прижившегося в США (первый его фильм на новом месте успеха, правда, не имел, ибо был слишком европейским по духу, причем восточно-европейским), но зато получившего за «Кукушку» все мыслимые и немыслимые награды, – то этот номер у Андрея Сергеевича, конечно, не прошел.

7.jpg
Кадр из фильма "Любовники Марии"

«Любовники Марии» с фантастической Настей Кински в главной роли, чья пробуждающаяся сексуальность кружила головы и героям фильма, и зрителям, - неудача относительная. В целом же это очень странный фильм, похожий скорее на дебют (если бы опять-таки не Кински) добротного американского режиссера средней руки. Слишком ровный для Кончаловского, среднекультурный, без всплесков, мощи, эстетических открытий, режиссерской изощренности и пр. В чем-то даже плоский – ни за что не догадаешься, что снял его автор «Аси» и «Первого учителя», да даже и «Дворянского гнезда». Не без толики славянского безумия, но аккуратно упакованного в жанр мелодрамы об …импотенции: от Платонова, по рассказу которого поставлена картина, здесь нет практически ничего, кроме сюжета о мужской немощи, в оригинале обусловленной кошмаром существования России первых лет Советской власти, голода и холода, разрушения основ бытия, вселенской катастрофы. Платоновские Никита и Люба остаются одни во всем мире, он вернулся с Гражданской войны, застав в родном селе запустение и смерть. Их родные и друзья умерли от тифа, сами они голодают и тяжко трудятся, оба в разное время пытаются покончить с собой, утопившись в реке, не выдерживая кошмара жизни, и мужская немощь Никиты как бы отражает немощь окружающего мира вокруг, конца мироздания. У Кончаловского сюжет перенесен в послевоенную Америку, где, как вы догадываетесь, нет ни холода, ни голода, хотя жизнь скромная – ну, по сравнению с нынешней американской. Несмотря на то, что и здесь, как пишут критики, присутствуют запущенность и обреченность задворок великой страны, к Платонову с его концом мира это не имеет ни малейшего отношения.

8.jpg
Кадр из фильма "Ближний круг"
«Ближний круг», о судьбе киномеханика Сталина, американцам показался слишком европейским, европейцам, и русским в том числе – слишком американским. Критики писали, что это мертвое кино, муляж, а не жизнь, симулякр, как говорят умные люди, музей мадам Тюссо. Не совсем так или совсем не так: зловещая атмосфера повсеместного ужаса, ада на земле, механического существования под тенью ежесекундного страха здесь переданы почти физически ощутимо – не пересматривая на сей раз, я отчетливо помню впечатление от этой картины, будто пропитанной ожиданием смерти. Сделать это, как говаривал тов. Ленин, архисложно – иные ведь пугают, а нам не страшно.


Недорогие товарищи

Кончаловский, отдадим ему должное, мастерски владеет искусством саспенса - правда, когда не отклоняется от заданной траектории, как это было в недавних «Дорогих товарищах», фильме о Новочеркасском расстреле митинга безоружных, позорной странице отечественной истории. Почти весь фильм, вплоть до сериального финала, автор держит руку, что называется, на пульсе: и историческое время, что непросто (дело даже не только в правдоподобных деталях и типажах) воспроизведено аутентично, и типажи что надо, и драматургия – всё на месте. Смотришь с замиранием сердца, пока не наступает сбой с благородным гебешником, внезапно прозревшим, и умиротворяющим финалом.

9.jpg
Кадр из фильма "Дорогие товарищи"

Набравшись смелости, скажу малоприятную вещь (одно утешение - адресаты меня не читают, да и критику не приемлют, это известно) – хотя считается, что Кончаловский, женившись на Высоцкой, тогда юной, получил новый импульс в творчестве, как раз именно она – вечный диссонанс в его фильмах. Очень слабая техника, это даже в пошловатом «Глянце» заметно, карикатурно играет, с пережимом. В «Дорогих товарищах» она, пожалуй, единственная, кто не тянет, остальные там точны на уровне почти германовской типажной достоверности, а это очень сложно, когда снимаешь ретро. Герман месяцами искал нужные лица, повадку, пластику и пр. Не знаю, сколько времени на поиск актеров потратил Кончаловский, но и у него из каждого кадра так и брызжет правда, пока не начинаются натяжки и выход на авансцену Юли.

В мертворожденном «Рае», где почти все – манекены (не по своей вине, актер – профессия зависимая) Высоцкая еще туда-сюда, хотя тоже изрядно раздражает. Здесь, впрочем, раздражает всё, и особенно сцены в концлагере, вот уж точно - после Освенцима не то что «поэзия», слишком многое невозможно. Ну, не поддается этот запредельный кошмар описанию, хоть ты тресни – так и кажется постановкой провинциального театра. Нет у ада достоверного отражения средствами кино, я по крайней мере не видела.

10.jpg
Кадр из фильма "Рай"

…А ведь в свое время Кончаловский страшно переживал, что из-за нехватки средств, озвучка «Первого учителя» была сделана на русском - и таким образом исчезла достоверность , запах и плоть картины, сделанной мастерски, экспериментально, где ярость, кровь и пот физически ощущаются зрителем. Об «Асе» я уже и не говорю – одна Ия Саввина, с ее говорком, невинной улыбкой, с одним ее присутствием, ее актерским погружением в стихию, так сказать, народной жизни, чуть ли не эпоса, чего стоит… Я иногда сцены с ней пересматриваю специально, прокрутив колесико мыши, а потом, увлекшись, уже смотрю фильм до конца.

Хотя «Дорогих товарищей» иные критики восприняли кисло (есть разные мнения, впрочем) – именно здесь, в отличие от картонного «Рая», к Кончаловскому вернулась энергия его ранних картин: по режиссуре это великолепно, и об этом в принципе мало пишут, анализируя идеологические аспекты. Забывая, что искусство движущегося изображения – еще и форма, а порой только форма, «Ася» потому и шедевр, что здесь именно она главенствует. Очень тонкие люди это замечают – причем отнюдь не в пользу картины и   ее автора: чувствуют тайный холод, в принципе свойственный Кончаловскому.

Что, в общем, правда: в нем как в личности есть какая-то непроницаемость, что-то леденящее (общалась раза три, брала интервью в разные годы) – говорит он как заведенный, хотя, надо отдать ему справедливость, не всегда. Иногда, и такое было, маска властителя дум, познавшего всё и вся, спадает, да что там говорить - в иные моменты все беззащитны. Внутренний холод, впрочем, тоже делает художника, как это ни странно прозвучит, беззащитным, как и неуверенность в себе. Такой вот парадокс: если ты нечувствителен или скажем, циничен, это мгновенно отражается на качестве твоих фильмов. Да и в поэзии, скажем, начинается штукарство (как и в прозе, впрочем, да хоть где – в музыке, думаю, тоже). Если пойти дальше, то, может, и в прикладном искусстве, когда исчезает то, что называют «душой».


В зеркале истории

…Сам Кончаловский, вспоминая свои взаимоотношения с Тарковским, с которым они постепенно разошлись, говорит, что у того не было чувств, а был, так сказать, «дух». Что, мол, его трансценденция (я своими словами пересказываю), надмирное парение не делают его фильмы чувственными.

Гм… Как сказать. В «Зеркале», где нарратив намеренно сломан, и фильм складывается как мозаика, из порой разнонаправленных усилий, кадров-образов, так называемая «чувственность», наоборот, превалирует. Скорее, это чувство, извините, родины – не империи, а именно что родины, и самой многое претерпевшей, и жестоковыйной как никакая другая. Это и есть столь желаемая «чувственность», каковую можно толковать шире, чем ее словарное значение…

Она была и у Кончаловского – в «Асе», в «Первом учителе», даже в иных эпизодах «Дорогих товарищей»: жизнь, однако, - длинное предприятие со многими остановками и далеко не всегда удается сохранить свой дар в неприкосновенности. Тем более, если и цели такой нет. Неловко даже писать об этом, опасаясь скатиться в дидактику и морализирование…

фото: FOTODOM; kinopoisk.ru

Похожие публикации