Мой дед и большой друг Михаил Иосифович Котельников дожил до девяноста шести лет. До последней минуты сохранил здравость рассудка и самоиронию. И жажду жизни, ещё какую! Дед очень любил рисовать. С юности. Но рано женился, пошли дети, нужно было поднимать семью, растить детей, кроме того, он был начальником, востребованным инженером – где тут найдёшь время на рисование? Ровно в шестьдесят лет он вышел на пенсию. Бабушка поставила ему ультиматум. А надо сказать, что история бабушки и деда – это образец классической любви между мужчиной и женщиной, наполненной великодушия, сочувствия и жалости, не в том смысле, что жалеть убогого, а не нагружать лишней работой, не говорить злых слов, то есть всячески облегчать жизнь другого. И вот бабушка попросила деда оставить работу и выйти на пенсию, потому что ей нужна была подмога, – и он не послал её ко всем чертям (мой муж послал бы точно, если бы я ему такое сказала), он послушно согласился. Так он понимал, что есть любовь и чувство долга. Выйдя на пенсию, дед снова начал рисовать. Урывками. Бабушка была очень деятельная, вечно всем помогала, времени на рисование тоже особо не оставалось. А потом бабушка умерла – после тяжёлой болезни. Дед любил её до последнего вздоха. И вот ему семьдесят пять лет. И дальше? А дальше вот что. Он пошёл во Дворец культуры, записался в изостудию, к художнику, который школьникам преподавал рисование, начал с азов, набрался опыта. И понеслась душа в рай. Писал постоянно и всюду: куда бы ни поехал – брал с собой этюдник. Очень любил нашу среднюю полосу, Крым – виды моря, отвесных скал, сухие крымские цветы… Эти картины не годятся для Третьяковской галереи, как мои стихи для поэтического сборника. Но для меня они превосходны. У него было миропонимание, что жить надо по любви, то есть руководствуясь любовью к всему, что делаешь и чем наполнена твоя жизнь. И это отчётливо видно на полотнах деда.
