Автор: Евгения Замятина
Артист Михаил Жигалов – про опасную Колумбию, чувственную Аргентину, рериховские Соловки и Антарктиду, белую и безмолвную
– Россию я объездил вдоль и поперёк. Чукотка, Дальний Восток, Урал, Сибирь, Байкал, я уж молчу про Среднюю полосу и Юг России. А одним из первых моих путешествий стали Соловки. Я попал туда в переломный момент жизни, когда понял, что не могу больше работать инженером и надо что-то менять в жизни...
Мы с другом взяли рюкзаки, палатку, сели в поезд на третью полку и помчали на Север. Вышли на причал, увидели кремль и решили туда не ходить. Мы же нормальные герои, которым подавай нехоженые тропы. В результате переломали ноги-руки, сделали огромный крюк и вышли на то же самое место! Меня поразило варварство в монастыре. Его не просто загадили – над ним надругались. К примеру, трапезная, которая славилась своими росписями, была превращена в столовку для моряков. Для военных что главное? Устав. А по уставу не положено вкушать пищу в комнате с фресками, и всю красоту скололи, а сверху решили положить кафель. Только где его взять, кафель? Наши люди не дураки. Покрасили стены ядовитой синей краской, а сверху пришпандорили куски битого стекла. Взглянешь на их творение, и сердце заходится!
А ведь такого безобразия даже во времена СЛОНа не было! Тогда зимние сады цвели и арбузы выращивали… На Соловках мы провели месяц – где только не были: проехались по всем озёрам, соединённым между собой практически венецианскими каналами, полюбовались потрясающими пейзажами. С одной стороны – левитановское Подмосковье с кувшинками, озёрами и берёзами. А отойдёшь километров на пять – чистый Рокуэлл Кент с замшелыми валунами и карликовыми деревьями…
На Соловках я познакомился с мужиком, который был первым гражданским, которому позволили жить на островах. Его дочь была замужем за капитаном второго ранга, вот он и приехал якобы для воссоединения с семьёй. Если ты не военный, то заняться на Соловках решительно нечем, но этот человек проблему решил. Он собирал оставшиеся от сплава брёвна и продавал в посёлок на строительство, ремонт и дрова.
Но главным его увлечением была рыбалка. Однажды он угостил нас редким деликатесом – соловецкой селёдкой. Уже тогда её днём с огнём было не сыскать, про сегодняшний день даже думать не хочу! Её можно было есть сырой. Посолил, оставил минут на двадцать, и готово! Или на сковородке поджарил. И боже упаси добавить туда масло! Оно только портит уникальный вкус. Недаром два бочонка сельди особого засола отправили в дар папе римскому. Но самое главное, на Соловках я впервые испытал чувство, которое повторилось лишь спустя много лет на Байкале.
Мы сидели с другом у костра, молчали и смотрели на луну. Я люблю природу, лес, но всё равно разделяю: я и поле, я и камень… А тут возник иной ряд: деревце, валун, я, прибой… И такое это сладкое, ни с чем не сравнимое чувство – быть частью мира. Оно тебя не унижает, не делает менее значимым. Ты просто есть. Знаешь, для меня Мичурин хуже Ленина.
Его лозунг «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё – наша задача» аморален, потому что именно он оправдывает все гнусности на земле. Дерево мешает? Вырубим. Животное? Пристрелим. Человек? Что с ним церемониться – убрать, и делу конец. Эти слова создают опасную логическую цепочку, предлагающую решить любую проблему варварски.
В последние годы я влюбился в Алтай. Впервые оказался в Барнауле с гастролями, подружился с местными. Они отвезли меня в Дунькину Яму – деревню на старом Чуйском тракте. Дивное место – ни электричества, ни связи. Баня, пасека, горы и маралы. Смешно, но именно в этом забытом богом месте понимаешь, что на самом деле тебе не так уж много и надо. Машины, квартиры – всё, из-за чего мы бьёмся в кровь, лишь призраки. Уйдёшь, что от тебя останется? Квадратные метры?
В один из приездов мы с другом решили пойти на гору Белуху. Добраться туда можно либо пешком, а это долго, нудно и тяжело, либо на лошадях. Выбрали последнее. Ехали больше суток. И ладно бы красиво гарцевали! Главное было удержаться в седле. Лошади оступаются, поскальзываются, норовят пройти под низко висящими ветками…
Но главный ужас поджидал нас в скалах. С одной стороны обрыв, с другой – камень, и между ними узенькая тропинка, резко сворачивающая влево. Особенно запомнился момент, когда голова лошади уже за поворотом, а ноги ещё тут. Мне-то с лошадью повезло, она куст у обрыва оторвала и дальше пошла. Но когда я обернулся назад, то не узнал своего товарища: кожа цвета свежей сметаны, а вместо глаз бездонные чёрные дыры. Это было выражение ужаса в чистом виде. Я уж молчу про порванные в клочья задницы!
Правда, когда открылась ослепительная Белуха, мы признали, что, даже если б у нас было по две попы, обе отдали бы на растерзание ради такой красоты. Ребята-спасатели, живущие у подножия горы в металлических «бочках» при полном отсутствии связи, удивились: «Гора десять дней была закрыта облаками. Люди отчаивались и уходили, так ничего и не увидев. А вы везунчики!» Алтай вообще загадочное место: одни шаманы чего стоят!
Мистики много?
– Да какая мистика! Мне было сорок, когда я понял, что загибаюсь. У меня был классический актёрский набор: две язвы плюс бронхит курильщика. Каждый раз перед репетицией я заворачивал к врачу и получал дозу лекарств. Но это не самое страшное.
Помнишь сцену допроса в фильме «Петровка, 38», где у меня дёргается лицо? Это не игра, это диагноз и потеря профессии. На съёмках я думал только об одном – как удержать лицо. Всё начиналось с небольшого тика, а заканчивалось перекашиванием правой стороны лица. Оператор Игорь Клебанов решил: «Поставим камеру и будем ждать. Начнётся тик, снимаем». Чего я только не делал – обследовался в клинике нервных болезней, лечился порошками у тибетского знахаря… Наступило улучшение, но, когда знахарь умер и заведовать снадобьями стала его дочь, болезнь вернулась. Может, она что-то недокладывала?..
На съёмках фильма «Господин Великий Новгород» я познакомился с майором милиции. Здоровый такой мужик. Разговорились, я взял да и рассказал про свои хвори. «Хочешь, я тебя с бабой Настей познакомлю? Она знахарка, в её деревне даже не знают, что такое зубная боль». Честно признаться, я не поверил. А вошли в дом, всё понял. Разговаривал с ней, как с родным человеком – матерью или сестрой. На прощанье она сказала: «Останешься на месяц – вылечу!» Но где взять этот месяц?
Так не помирать же!
– Случайно (хотя я в случайности не верю) разговорился на проходной театра с новой вахтёршей. Коснулись Порфирия Иванова. «Если вам интересно, могу литературу принести», – предложила она. Я прочитал и понял, что здесь не нужно проникаться философией, тут даже можно не верить, главное – делать.
Ну и начал обливаться холодной водой, практиковать сухое голодание в течение сорока двух часов. Начал в конце апреля и не заметил, как бросил курить. А ведь до этого тысячу раз пробовал!
Перестал есть таблетки, и тик прошёл. Через несколько месяцев во дворе Боткинской больницы встретил ту самую вахтёршу. Она меня увидела и онемела. Так мы с ней минут пять и разыгрывали этюд на тему «Ну ничего ж себе!».
Кто ж вас плохому научил, я имею в виду курение?
– Дворовая жизнь всему виной. Я курил, как паровоз. В Москве было три идиота: я, Коля Караченцов и завлит «Современника» Галка Боголюбова, которые выкуривали в день по две пачки «Примы». Могли отличить моршанскую «Приму» от ростовской. Бросить курить у нас означало с двух пачек перейти на одну. Понятно, что заканчивалось всё воспалением лёгких.
Кстати, когда я бросил курить, в «Современнике» выпустили спектакль «Смиренное кладбище», где мой герой-могильщик вообще не прекращал дымить. За первый акт надо было выкурить порядка восьми папирос! В глубине сцены я только делал вид, но не мог же я халтурить прямо перед носом у зрителя! Если учесть, что спектакль шёл по субботам, а в пятницу я начинал свою сухую голодовку, то выкуренные папиросы буквально сшибали меня с ног. Но привычка не вернулась: я просто договорился с собой, что это не я затягиваюсь, а мой персонаж.
Знаю, вы добрались даже до Антарктиды. Как туда занесло?
– Поехали на гастроли: Чили, Уругвай, Аргентина. Мы с другом Феклистовым подумали: а почему бы не махнуть в Антарктиду? До неё же рукой подать! Сашина жена Лена построила маршрут, выбрала гостиницы… И тут оказалось, что Аргентина отпала. Образовался перерыв. Что делать? «Саня, мы же мечтали об острове Пасхи! Рванём?» И рванули.
Поехали туда с огромным количеством вопросов. Вернулись без единого ответа. Там загадочно всё, начиная с огромных статуй до клеймёных лошадей. Мы долго гадали, зачем местным такие табуны? На колбасу? Нет. Возить туристов? Нет. Передвигаться? Нет. Лена выдвинула единственную убедительную версию – понты! Знаешь, как у якутов: «У меня тысяча оленей!» – «Фигня! У меня полторы!» Самое интересное, что мы на острове пробыли неделю, но нам всё равно не хватило одного дня – чтобы просто без спешки посидеть и подумать. Возвращаясь в Москву после нашего вояжа на остров Пасхи и в Антарктиду, решили проголосовать. И единогласно выбрали Антарктиду. А ведь там ничего нет, кроме пингвинов!
А что же есть?
– Ощущение величия, мощи и тишины. С утра выходишь на палубу и слышишь хруст – рядом с тобой отламывается ледяная глыба и плывёт прочь. Красота и мощь. В Антарктиду мы попали на одном из кораблей, которые северяне называли «серией театральных бл...»: «Алла Тарасова», «Ангелина Степанова». Но это была настоящая экспедиция, не бирюльки. Ранний подъём, две высадки, обед и снова высадка. Мы даже искупались.
В гидрокостюмах, надеюсь?
– Голые! Попали на украинскую зимовочную станцию. Никаких женщин, одни мужики и пингвины. Вообще-то это бывшая английская станция. Англичане её построили, пару лет поработали и продали за один фунт. Монету на память приклеили на стойке бара. Украинцы соорудили баню. Вот мы после парилки и спускались в океан под косые взгляды пингвинов. Занырнул – и мгновенно вытащили. Было лето, но температура воды безрадостная: плюс один-два градуса.
Обошлось без экстрима?
– Суровый край, но страх и ужас там не живут. За экстримом надо ехать в другие места. Например, в Афганистан. Посольские удивлялись: «Говорят, вы в город ходите? А как?» Они же там сидят в своём доме, как пленники. На улицу ни-ни… Правда, по возвращении оттуда по телевизору увидел новость – в ливанский ресторан, который находился на той же улице, ворвались моджахеды и положили всех дипломатов. Так что мы отчаянно рисковали.
Последний раз я был там в прошлом году. В своё время Владимир Бортко снял фильм «Афганский излом», где я играл начальника десантного полка. По признанию ветеранов, это единственный фильм, который можно было смотреть. «Всё остальное – г... Но мы и его смотреть не хотим. Мы хотим забыть», – говорили «афганцы».
Ребята, которым теперь за полтинник, спустя годы, заглянули в школьный учебник истории и обнаружили там две строчки о войне в Афганистане. Две строчки! А ведь через него прошло 600 тысяч военнослужащих, там воевала почти вся страна. Ветераны хабаровской «Альфы» собрали деньги на документальный фильм и попросили меня быть ведущим.
В Афганистане мы поставили условие: «Хотим побывать в Бамиане, где находились гигантские статуи Будды». Но как это сделать? В холле отеля подняли шум – мол, ребята, завтра в восемь утра отъезжаем, укладывайте шмотки! А друг другу на ухо: «Подъём в четыре, в пять стартуем!» Рано утром выехали. Минут через сорок оказались на опасной дороге с обрывом. И тут бац! Фура поперёк дороги. Я такой тишины никогда в жизни не слышал. А ведь нас в машине было четверо! У всех в голове одна мысль: «Засада!» И вдруг в тишине раздаётся чей-то дрожащий голос: «Колесо». Пригляделись, действительно правое переднее в арыке. Значит, занесло.
Смотрим, из фуры выходят двое мужичков. Покрутили, повертели колёса, а тут сзади обнаружилась вторая фура! Дёрнули и вытащили грузовик! Всех мгновенно отпустило, кинулись обсуждать, кто испугался, а кто держался молодцом. На самом деле все перетряслись.
В эти бесконечные минуты мысли были только об одном: сразу убьют или захватят и станут требовать выкуп, а потом всё равно прикончат? Так в моей жизни случилась настоящая рождественская сказка со счастливым концом.
В Бамиане мы два дня лазили по всем его нишам и закоулкам. Солнце, заснеженные горы – красота! Потом отправились на радоновые озёра. По разведданным, там лечили моджахедов. В первый приезд в эту страну мы наткнулись на одну церковь. Маленькая, неприметная…
На стене увидели доску с длинным списком имён – американцы, канадцы перечислили своих погибших ребят поимённо. Откуда-то вынырнул служка. Внимательно осмотрел нас, а потом с горечью произнёс: «Что же вы не чтите своих мертвецов? У вас денег нет или памяти?» Его слова не просто задели, они выедали душу и жгли сердце. Заказали плиту, освятили её в храме на Ильинке и в моём чемодане привезли в Афганистан. Служка за мзду выделил нам кусок стены, где мы повесили икону, поставили свечку и помолились за души наших людей.
Путешестввие в Колумбию – тоже ведь экстрим, хоть и другого рода. Пабло Эскобар хоть и умер, но дело-то его живёт.
– Меня миновала чаша сия, а вот мой коллега Андрей Мерзликин пострадал. Взял на гастроли молодую супругу. «Куда ты её везёшь? Ты головой-то думаешь?» – поинтересовался я на всякий случай. «Колумбия – такая экзотика. Эту поездку она надолго запомнит». Так и случилось. На улице их вежливо попросили вывернуть карманы. Фотоаппарата, денег, часов, кредиток молодожёны лишились в мгновение ока. Сообщили в полицию. Колумбийские стражи порядка терпеть не могут американцев, а к нам относятся с пониманием. Посадили Мерзликиных в машину и провезли по всем злачным местам столицы.
«Никого не узнал, но зато город посмотрели», – шутил Андрей.
Потом мне театральный художник, приехавший из Китая, рассказал, что в первый год его обокрали трижды: «Сейчас я всё понял. По некоторым улицам можно ходить строго до четырёх часов. А уж потом – извините!» Честно говоря, по Колумбии нам поездить не удалось. Зато нас с Дмитрием Дюжевым и Володей Панковым занесло на бывшие соляные копи, где обнаружился католический храм, воздвигнутый в память о погибших шахтёрах.
В огромной пещере находился алтарь, сверху хоры. Володька Панков предложил: «Давайте споём!» И мы начали петь «Буди имя Господне». Димка – бас, Володька – верх. Звук буквально поплыл, стал обволакивать. Потрясающе было!.. Вот ты говоришь, Колумбия – криминальная страна. А знаешь ли ты, что она славится своим театральным фестивалем? Туда едут все!
И что, никто не боится?
– В своё время безопасностью там заведовала рыжеволосая Фанни. Актриса родом из Прибалтики, умудрившаяся стать национальной героиней. Представляешь, она на время фестиваля войну останавливала! В Колумбию привозили невероятные спектакли. Помню, на один из них – по Дантову «Аду» – мы с Сашкой Феклистовым чудом пробрались, правда, через десять минут нас выгнали. Мест не было даже на люстре! Этот спектакль стоил бешеных денег, директор Чеховского фестиваля Валерий Шадрин слюной исходил, но не мог привезти его в Москву. А в Колумбию – не вопрос! Бразилия, Чили, Уругвай – интересные страны.
...Рассказал тебе всё это и вдруг понял – я побывал на разных континентах. А уж стран в моём послужном списке несть числа. Но ведь дома – лепота. Дом ни с чем не сравнится!
фото: Андрей Федечко; LEGION-MEDIA; Александр Кряжев/МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"
