Автор: Андрей Аболенкин
Черты лица проявляются, будто на плёнке: чёткий контур губ, два росчерка глаз, мягкие тени бровей. Всё, что мы знаем наверняка о Ренате Литвиновой, нарисовано и существует несколько часов. Замечательная точность выбора и приверженность выбранной картинке делают публичный образ актрисы важнее любой правды, наделяют его самостоятельной жизнью. Фантазия побеждает реальность несколькими взмахами кисти; важно только повторять их несколько десятилетий подряд
Давняя голливудская традиция демонстрировать миру обособленный от повседневности идеал с трудом живёт на отечественной почве. Сказывается отсутствие разработанной системы звёзд, которая только и занята полировкой витрины, отделяющей икону от поклонников. Оттого сказке не хватает убедительности, бытовые детали и несрежиссированные части личности случайно показывают уши то в интервью, то в съёмках. Сама жизнь в неизменной публичной маске кажется теперь отживающей практикой, требующей жертв, концентрации и полной самоотдачи. Куда легче превратить звёздную карьеру в подобие телешоу, имитировать доступность и превращать несовершенства в особенности.
Рената Литвинова
Никаких современных послаблений в звёздной работе у Ренаты Литвиновой мы не увидим. Она превратила изобретённый для себя образ в лучшую роль. Роль слишком пряная даже для экрана, потому что создавалась для особого жанра, публичных появлений звезды в образе. В интервью Литвинова нередко ссылается на Гарбо и Дитрих, двух королев голливудской системы звёзд. Во время их взлёта и появилась идея «публичной маски», вид игры с образом, в котором одежда видится художественным материалом, а её владелица – арт-объектом. До совершенства эту позицию довела в 80-х годах Рей Кавакубо, но уже во времена Эльзы Скьяпарелли между человеком и костюмом возникают парадоксальные отношения. Люди начали привыкать к идее о том, что себя можно не только одевать, но и придумывать, подобно передвижному спектаклю.
Первые эксперименты с образами-масками проводили художники круга сюрреалистов. Их любимые темы «женщины-цветка» и «женщины-бабочки» появлялись не только на картинах, но и в жизни: на открытии Всемирной выставки сюрреалистов в Лондоне в 1936 году Шейла Легге устроила перформанс на Трафальгарской площади. В платье-букете по эскизу Дали с усевшимися ей на руки голубями она воплощала женственный идеал этой группы художников. Чуть позже к аксессуарам этого наряда добавилась баранья нога, ради абсурдности сочетания. Сам Дали несколькими днями позже читал лекцию о «параноидальных фантомах» в костюме для глубоководных погружений. Актрисы того времени работали, как ни странно, в том же авангардном направлении; достаточно вспомнить популярность гепардов и прочих экзотических кошек в роли аксессуара.
Сейчас тема «женщины-цветка» кажется вопиюще несовременной, за ней, не задумываясь, видят намерение превратить бедняжку в сексуальный объект. В диоровском духе одежда видится и вазой, и наполнением этого букета, предназначенного любованию. Как раз та позиция, в которой феминистки любой волны усматривают патриархальное подавление. Однако именно на таком приёме построена вся классическая система звёзд, уроками которой успешно пользуется Рената Литвинова. Ей в интервью нравится говорить о «бабочке, поднявшейся от быта к красоте», большая часть её одежды подчёркнуто вынесена из современности и практицизма, для платьев своей марки она придумывает рисунок с девочками-кошками. Роль объекта, похоже, её нисколько не пугает, тем более что именно в работе с ней она строит успешную карьеру.
Изабелла Блоу
Отношение к появлению на людях как к роду публичных выступлений связано не только с эффективным способом впечатлять зрителей. Это тяжёлый труд и настоящий новый жанр искусства, ценность которого чуть снижена количеством вовлечённых в него непрофессионалов. В мире лёгкого доступа к публичности каждый вспоминает уорхоловское обещание славы и пытается обеспечить себе те самые 15 минут. Ежедневно. У Ренаты Литвиновой обещание сбылось ещё в 90-х. Сценарист по образованию, она считала себя нефотогеничной, поэтому Кире Муратовой пришлось уговаривать её на съёмки. Роли странной медсестры и архивистки Офы были замечены, но до широкой известности было пока далеко. Однако уже тогда все говорили об образе актрисы, её маске – ей она обязана востребованностью у пародистов, эстетов и журнальных редакторов.
Присутствие маски вовсе не означает неподвижность. Неизменными остаются только фарфоровая кожа и светлые волосы волной. На их фоне мы видели и нейтральные губы, и рок-н-ролл, и эксперименты с минимализмом и авангардистами. Последние вынесли её на привычные обложки и в список 500 людей, определяющих мировую моду в 2016-м по версии издания Business of Fashion. В это время актриса плотно общалась с Лоттой Волковой, с Демной Гвасалия из Vetements (всем памятны его худи с надписью «Земфира»). Для Гоши Рубчинского она сняла очень важный в его карьере фильм, к дебюту его коллекции на Pitti Uomo, а он одел одну из её картин. Примечательно, что эти опыты никак не сказались на общественном восприятии образа; представлению о Литвиновой как о ретродиве публика верит охотнее, чем свидетельству своих глаз.
Анна Пьяджи, редактор итальянского "Вога"
Синтетический подход к созданию образов появился и расцвёл в начале 80-х. Всё больше звёзд той эпохи конструировали себя из сэмплов, как входившие тогда в моду хип-хиповские композиции. Стилизация, собрание нескольких ссылок в новом контексте, стала главным приёмом создания нового, появились настоящие звёзды-конструкторы, от Грейс Джонс до Ли Боуэри. Для моды самым важным примером стала в те годы редактор итальянского «Вога» Анна Пьяджи, которая работу по придумыванию мечты из готовых форм довела до совершенства. Она собирала на себе сложнейшие коллажные образы, вне которых её будто не существовало, и продолжала этот приём на журнальных страницах. Всю актуальную визуальную культуру того времени она представила в виде мозаики, в которой сама заняла центральное место.
Такой «уход от себя», отказ говорить с внешним миром от собственного лица перешёл из рекламного арсенала звёзд к широкой публике. Теперь мода позволяет без лишних хлопот синтезировать маску заново, новую, каждый день. Можно сказать, что она стала у современников видом паранджи, способом укрыться от чужого любопытства. Иногда это глухая ткань, когда лицо сводится к «набору функциональных отверстий» (так Литвинова охарактеризовала свой образ без бровей), а одежда становится родом забора. В других случаях изобильная стилизация так же помогает отвести от себя глаза. Естественная защитная реакция в переполненном мире, где такому количеству людей уже душно друг от друга. В случае с актрисой рецепт тем более верный, она постоянно на виду. Поэтому её утрированный женственный образ отнюдь не притягивает, для большинства он становится почти непреодолимой преградой.
Защитная сила нечеловеческой красы снова поднимает публичных людей выше той точки, куда теперь принято водить групповые экскурсии туристов, восстанавливает любимую Голливудом «хрустальную стену». Посетители учатся, обсуждают, записывают приёмы, но далеко не у каждого хватит терпения и сил вести с собой такую каждодневную работу в одиночку, без команды. Тут нужны исключительные амбиции, дисциплина и самоотверженность, которые в визуальную эпоху становятся главными качествами звёзд. Куда легче манить доступным и позволять себе человеческие слабости, но это отнюдь не путь, выбранный нашей героиней. При всей схожести ретрообразов сравнить её с Дитой фон Тиз, к примеру, вряд ли кому придёт в голову.
Зато с Тильдой Суинтон сравнение даётся легко. Сухая шотландская фигура, с короткими волосами, без обозначенных губ и бровей, в металлизированных тканях или мужских костюмах, кажется, на километры отстоит от изгибов образа Литвиновой. Будь то классического, сложно-антикварного или современного, гвасалиевского. Однако при втором взгляде общего оказывается куда больше: идеальная бледная кожа, неизменный каблук и общая замысловатость подачи, при которой вместо человека видишь арт-объект. Как в ювелирной витрине, его хорошо представлять на чёрном фоне – не дотянуться. Обе актрисы сумели подняться над сексуальностью, что и даёт им право называться «иконами»: к таким образам прикладываются – не целуют.
Это ставит их рядом и особняком от большинства современных звёзд, к которым слово «загадка» применимо с трудом. За такое спокойствие обе актрисы были награждены элегантным вхождением в возраст. Они отнюдь не бегут от него в ужасе, а грациозно исполняют танец со Смертью, иногда превращаясь в её роскошное, надмирное воплощение. Эта роль, например, стала самой впечатляющей у Литвиновой в «Рите», да и сам классический сюжет «Девушка и смерть» очень идёт их отстранённой манере говорить о себе и отрицать временное и животное. Поневоле вспомнишь о тех, кого защитная маска и аксессуары-амулеты не смогли спасти от жерновов. Лучшим примером тут может быть Изабелла Блоу, чья последняя съёмка, в день самоубийства, прошла в подобии рыцарских доспехов.
Привет из разреженной атмосферы призрачного мира кажется многим компаниям идеальным способом рассказать об элитарности и интеллектуальной начинке своих товаров. Ренату Литвинову мы видели международным лицом косметики, часов, украшений и Домов моды. Для них же она снимала мини-фильмы, вовлекая мир коммерции в странную логику своего замедленного времени. Актриса и режиссёр отрицает рекламный характер этих картин, это скорее путеводители без карты.
Самое примечательное в них – видимое отстранение современной «большой моды» от повседневности. Художественные идеи и одежда расходятся всё дальше, и к большей части индустрии слово «мода» применяется только по инерции. К этим забытым ценностям современные потребители приходят полюбоваться, будто к античным руинам, и очень удачно, что при входе они могут видеть Литвинову-икону. Как тут удержаться и не приложиться к образу?
фото: ZUMA PRESS/ТАСС; VOSTOCK PHOTO; Сергей Куликов/ТАСС
