Мания Робинзона

Автор: Ольга Филатова

Был такой римский император Диоклетиан, который плюнул на социум и удалился на огород сажать корнеплоды. Вот он-то и был основателем дауншифтинга. Сегодня многие следуют его примеру. Как у них получается?

Можно сказать, что первым русским известным нам дауншифтером был Лев Толстой, стянувший с себя ботинки и гулявший босым. Дело, конечно, не в обуви, но ботинки – символ. И борода тоже. Отпустил такую, знаете, нестриженую бороду, вместо того чтобы аккуратно её окучить, как все вокруг, а ещё граф. Покинул систему, не дожидаясь, когда система покинет его. И правильно сделал. Бывают люди, которые не вписываются в социум, хоть он в лепёшку расшибись. Из современных дауншифтеров на слуху широко известный некогда и теперь столь же широко забытый Герман Стерлигов – матёрый человечище, прославившийся своим небрежным отношением к деньгам. Сперва он загребал их лопатой. А потом как-то перестал, всё бросил и удалился в глушь строить там свой собственный социум, состоящий из жены и детей. И прекрасно справился. Детей он нарожал массово, научил их всех ходить в сапогах. И остался совершенно доволен. Справедливости ради стоит сказать, что Стерлигов начал строить свой коммунизм не с голой совестью – имел всё-таки за душой пару миллионов из остатков прежней роскоши. Использовал их как подъёмные. Большинство настоящих дауншифтеров оказываются в гораздо менее устойчивом финансовом положении, вылетая из социума как раз с обнажённым тылом. Куда? Зачем? – плачут им вслед семья и школа…

Потому что дауншифтинг – это выход вон. Дауншифтер – тот, кто вышел из самолёта, не дожидаясь приземления. Дауншифтерами становятся отказавшись подчиняться власти социума, диктующего свои нормы жизни, заставляющего жить «как положено». А вот нет, остановите самолёт, я слезу!

«Брошу всё, уеду на дачу!» – тупая, но хорошая мысль, которая рано или поздно приходит в голову любому наёмному работнику. Рабский труд в условиях мегаполиса рано или поздно приводит к бунту. Конечно, если начальство вовремя не сообразит упаковать этот «разум возмущённый» в отпуск. «Подавитесь своими деньгами, своими офисами, своими галстуками и рубашками, своим маникюром, туфлями на шпильках, сумочками «шанель» и вашим парикмахером вместе с массажистом и инструктором по фитнесу, пусть застрелится. А я вот сейчас как лягу на травку... И буду лежать, пока не опухну. А вы вообще пойдите все повесьтесь…» Конечно, таких мыслей никогда не озвучат люди, хорошо заряженные на карьеру, те, кто правда верит в счастье – своим трудом, своим горбом добиться неважно чего именно. Может, это вилла на Лазурном Берегу, яхта, твёрдое место под солнцем или в трудовой иерархии. Предел мечтаний? Ну, пусть он возглавит большой коллектив пресмыкающихся, заработает право сидеть в блестящем кожаном кресле в дизайнерском офисе с видом на огромную, такую сладкую Москву с тридцать второго этажа. А чем плохо? Да ничем! Если не щемит, не-трёт-не-жмёт своя шкура − так и ничем. На свете очень много людей, на которых атмосферный столб совершенно не давит. Бессмысленность карьерных потуг, объективная для дауншифтера, ими не ощущается. Этим людям до дауншифтинга как до Китая. И если вы – это они, так дальше и не читайте, не читайте. Зато дауншифтер…

Дауншифтером надо родиться. Члены социума, которым изначально, ещё в детском садике, трут колготки, кто не ложится спать вместе с группой, от кого плачут воспитатели, кто в самом неудачном месте обязательно спросит: «А зачем?» − вот именно они у нас в группе риска. Дауншифтером станет тот, кому поперёк горла общепринятые правила игры в людей. Люди ведь функционируют не как сами хотят, а как им велели, сперва мама и папа, потом воспитатели, учителя, милиция… Врождённый дауншифтер этого не может перенести. Поэтому для начала он научается уходить в себя, отползать огородами, пытается делать вид, что полюбил школьные правила, потом правила хождения на работу к девяти утра, хотя внутри себя он плачет и страдает. И не понимает, почему на работу нельзя прийти в полпервого, в кроксах и почему по факту сделанной работы надо оставаться в офисе. Что я тут делаю? – вопрос, который он себе всё время задаёт. В какой-то момент бессмысленность собственных действий, помноженная на глупость начальства, понимающего только подчинение и лесть, взрывает ему мозг. Он делает открытие, что платят-то ему даже не за труд, как он ошибочно считал, учась в университете, а именно за имитацию деятельности, за удачно сыгранную роль офисного файла.

И вот однажды у него наступает точка невозврата. Он приезжает в отпуск куда-нибудь на Гоа. В запасе у него десять дней, одобренные бухгалтерией, чтобы он отдохнул, перезагрузился, промыл себе чакры. Но уже вечером второго дня он впадает в отчётливое ощущение, как будто ему подарили прекрасный торт, но по контракту с рекламным отделом он обязан съесть его за пятнадцать минут. Жри скорее! – невозможно, как невозможно выполнить «спи скорее». Какой в этом смысл? –cпрашивает себя несчастный, – неужто я смогу это сделать?.. Или, ещё хуже, приходит он в магазин, осматривает достижения промышленности и с ужасом понимает, что никакой новый гаджет не компенсирует ему тот напряг, который он терпит на работе. Потому что потенциальный дауншифтер по сути своей натуры не ценит материальных благ так, как их ценят нормальные люди.

Термин «дауншифтинг» был впервые использован в печати журналисткой Сарой Бен Бреатной в статье «Жизнь на пониженной передаче: дауншифтинг и новый взгляд на успех в 90-е», опубликованной в газете «Вашингтон пост» 31 декабря 1991 года. Слово downshifting означает переключение автомобиля на пониженную передачу. Применительно же к людям это означает понижение социального статуса. Дауншифтер – человек, сознательно пошедший на разрыв шаблона, отказавшись от карьеры и материальных ценностей, навязанных ему социумом. Он подумал головой, и он отказался. В топку летят карьера, накопительство, гонка за материальными ценностями, включая даже и культурные, комфорт, городские блага, достижения цивилизации, что ещё? Полная переоценка ценностей. И всё это в угоду комфорту душевному. На первый план у дауншифтера выходит собственное «я», преодолевать истинные потребности которого на определённом жизненном этапе он просто не в состоянии. То есть кто уже не может преодолеть – становится дауншифтером, а кто ещё может – остаётся сидеть ровно в своём тёплом офисе, где сортир непременно внутри здания, а не (прости господи) снаружи.

Известно, что дауншифтингом сильнее всего заражены Америка и Австралия. Европа не особо участвует, и понятно почему – в Европе всё как-то поближе к земле. Там даже продукты люди ещё не отвыкли покупать на городских рынках – хорошие, деревенские продукты. В Америке же гораздо хуже. Супермаркет завоевал американский мир полностью, всё упаковано, как будто даже ветчинная нарезка производится не из живого поросёнка. Связь между природой и человеком разорвана полностью. Например, запрещена продажа продуктов из непастеризованного молока. Люди там рождаются и умирают, так ни разу в жизни и не выпив стакана сырого молока от живой коровы. Вот почему дауншифтинг как возвращение домой, в своё природное начало, стал так популярен уже во второй половине ХХ века. В России же, у которой всё всегда навыворот, дела обстоят так: если смотреть на нас глазами Запада, виден и без того довольно низкий базовый уровень жизни. Им из-за границы кажется, что мы тут и так все дауншифтеры, от рождения. Но это, конечно, шутка, поскольку для дауншифтинга надо достичь хоть какого-то социального статуса. Чтобы было куда понижать передачу. Иметь зарплату, автомобиль там, хотя бы квартиру в городе не хуже областного центра. Тем же, кто родился в кустах, бежать просто некуда, дауншифтеров из них не получится. Вот почему в России источником дауншифтерской популяции остаются Москва и Санкт-Петербург.

Итак, дауншифтинг возникает на грани понимания человеком ценности своей собственной жизни. Как откровение. Далее. Дауншифтинг бывает двух типов. Первый и наиболее распространённый можно назвать ложным, как грибы. Движение при этом происходит как бы наружу – вон из офиса, вон из города, вон из страны! Уйду я от вас, нехорошие вы. Если бы оказалось можно, такой «ушелец» покинул бы и планету. Ложный дауншифтинг осуществляется гражданами, добившимися материальной безопасности, чаще всего обеспеченной недвижимостью в Москве, которую они успешно сдают, сами отправляясь в тёплые края. Тем, кто решается на дауншифтинг вне московской прописки, приходится готовить себя не к аристократичной праздности, а, наоборот, к упорному труду, потому что ещё никто не придумал способа жить, чтоб ничего не делать, а всё бы было. Зато на вырученные средства получается уехать в безвременное турне. Дауншифтинг этого типа практикуют хорошо оплачиваемые программисты, пиарщики, журналисты и всякие прочие райтеры. «На волю, в пампасы!» – говорят они и нервно смеются перед отъездом, потому что побаиваются. Нормальные же люди, не психи. Дауншифтер же не псих, может, он понормальнее любого другого. Но при перемене мест трусят все, хотя очень надеются на что-нибудь хорошее. И конечно, оно у них сбывается.

Очень, очень заманчивая жизнь начинается у тех, кто волевым решением сбрасывает с себя оковы офисного рабства, уходя в вечный фриланс. Чистый морской воздух и усиленное питание морепродуктами довольно быстро возвращают вчерашним галерникам цветущий внешний вид. А усиленный отдых – психологическое равновесие. Вид на океан и домик с бассейном – всё, что нужно на первом этапе начинающему отшельнику. Счастье длится примерно год-полтора. К концу периода выясняется, что деньги не резиновые, укладываться надо в строго отведённую сумму, да и ночные купания теряют остроту. Через год из ошалелого туриста дауншифтер неизбежно становится аборигеном. Причём аборигеном разочарованным. Синдром затянувшегося отпуска известен каждому, кому случалось надолго зависнуть на побережье. Долго терпеть жару и курортников – дар свыше, не каждому данный. Рано или поздно ложный дауншифтер впадает в депрессию уже другого рода, нежели его прежняя офисная хандра. Ему начинает устойчиво хотеться какого-нибудь рожна. Какого? Бежать-то некуда.

Интересно, что почти все они возвращаются, кроме тех, кто, приехав в чужую страну без семьи, в запальчивости вступил в брак с местным населением. Остальные тайские дауншифтеры с московской пропиской через пару лет будто случайно попадают на родину, например, чтобы пересдать квартиру. Одновременно им как бы случайно подворачивается предложение по работе – старые связи не ржавеют. И далее их судьба становится не интересна для наблюдения. Ложный дауншифтинг на деле оказывается попыткой побега от самого себя, от которого убежать невозможно. И на Гоа, и в Тай любой из нас непременно привозит с собой самого себя, внутренняя поляна которого поросла не пальмами, а ёлками и берёзами. Назад к ёлкам тянет почти неизбежно.

Второй тип дауншифтинга, как это делается на постсоветском пространстве, движение не наружу, а внутрь: выбор между деньгами и стрессами и душевным комфортом за меньшее вознаграждение. Выбор в пользу выезда из города в село. Вот как об этом пишут те, кто попробовал на себе: «Цель дауншифтера, как, впрочем, и любого человека, – улучшить качество своей жизни. Какими путями? Самый главный путь – это уменьшение зависимости от денег и как следствие уменьшение количества работы. Совсем бездельничать ни у кого не получится (людей, сидящих у кого-то на шее или на ренте, в расчёт не берём – их немного, да и ситуация эта на всю жизнь точно не сохранится, как бы им этого ни хотелось). Но работать меньше, чем раньше, – очень даже можно». Это пишет один продвинутый дядька, Виктор Сергиенко, именуемый друзьями Кошастый, который с успехом продемонстрировал социуму, как дауншифтинг делается по-нашему. Бывший киевлянин. Но он, конечно, был не первым.

Профессиональные дауншифтеры, а их к началу текущего века накопилось уже немало, отмечают важнейшее условие удачного «выхода вон», которым в полной мере обладал тот же Толстой. Это достижение личностной зрелости в вопросе: что о нас думают окружающие? Если потенциальному «ушельцу» есть хоть малейшее дело до пересудов – соседи, мама с папой, подруги детства, школьный учитель, − они обязательно что-нибудь скажут, уж не промолчат. Первым делом они скажут, что ты не оправдал их надежд. А тебе это мнение не безразлично. Всё, ты пропал. Оставь свою затею до лучших времён. Дауншифтинга не получится, а будут одни только слёзы, сопли и корвалол. Система, а именно о ней пишет умный дядька Кошастый, затянет тебя обратно вместе с тапочками. «Система – это всё то, что как раз и заставляет нормального человека гнаться за деньгами всю свою жизнь. Любой человек социален и не желает потерять своё окружение и место в нём. А в окружении своя иерархия и свои условия вхождения, и оно вытолкнет человека, который перестаёт в них входить. Наиболее яркий пример – дресс-код на «престижном» месте работы. Далее. У любого человека есть родственники – от ближайших, родителей, до толпы дальних. И все его оценивают! Очень не хочется отвечать маме на вопрос, почему у тебя упала зарплата. А тётушкам и объяснять не придётся – они сами всё обсудят, и ты через третьи руки узнаешь вердикт, кем они тебя теперь считают. Далее. Жена! Это вообще медвежий капкан».

Жена незыблема, как скала. Конечно, если это именно жена, а не какая-нибудь случайная попутчица, чьим мнением вы не дорожили и до периода помутнения мозгов на тему переезда в деревню. Надо отметить, что в большинстве случаев, когда люди осуществляли перемены без семьи, то есть без жены и детей, в одиночку, заканчивались если не плачевно, то… просто они заканчивались. Вот бедный писатель Дима Горчев – такой был талантливый, а уехал в деревню без жены и однажды умер там, прямо на пороге своего нового дома. Нехорошо человеку быть одному, вот что. Хороший дауншифтинг, как и жизнь вообще, в одиночку не делается. Жену надо или брать с собой, или заводить на месте. В России принято жену иметь свою, пусть и не новую, зато надёжную. От которой знаешь чего ожидать. Тогда любое начинание обретает корневую силу, укореняется, как репка. Например, тот же Виктор Сергиенко выехал в деревню из столицы Украины, где вообще-то жил припеваючи, и стал этот Сергиенко крестьянином. Почему он это сделал? А ему показалось, что скоро мы все умрём. Сергиенко ожидал со дня на день наступления ресурсно-экономического кризиса, бессрочного, переходящего в цивилизационный. Нет-нет, не сумасшедший! Это у него было что-то вроде игры в реконструкцию. Играют же люди в рыцарей – Сергиенко играл в апокалипсис накануне. Так он говорил в 2004 году. Думаете, он заблуждался? Хорошо бы! Но, вспомнив, например, годы Великой депрессии в США или тот же момент распада СССР и прочитав кое-какие социологические прогнозы, начинаешь нервничать, а так ли незыблем островок благополучия, на котором мы тут столпились? Десять лет назад безвестный программист Виктор Сергиенко заявил друзьям и родственникам, что, по его мнению, мир стоит на грани экономического кризиса небывалой мощи. Своим видением ситуации Сергиенко поделился в интернетах чисто из альтруизма. Он счёл своим долгом рассказать о том, как видит будущее, и о том, как справился с проблемами перехода к жизни новой. «В начале острой фазы кризиса будут практически полностью разрушены глобальная финансовая система и международная торговля, – пророчил он. – Прекратятся поставки множества товаров через границы, в их числе – энергоносителей: нефти и газа. Вскоре будут полностью и необратимо разрушены важнейшие инфраструктурные комплексы, обеспечивающие жизнедеятельность большей части населения. Это – агропромышленный комплекс, который не может выполнять свои задачи без бесперебойного снабжения нефтепродуктами; транспортная инфраструктура, по тем же причинам; жилищно-коммунальная и промышленная инфраструктура (генерация и транспорт электроэнергии, водопровод, канализация, теплоснабжение). Необратимость будет вызвана неизбежными хаотичными и вандальными действиями людей (например, в моменты нерегулярного включения электроэнергии в отсутствие теплоснабжения локальная разводка будет сожжена массовыми включениями обогревателей – уже получен опыт подобных происшествий в местах аварий) и отсутствием ремонта и запчастей.Что касается электрических сетей, то необратимость будет достигнута тогда, когда через несколько месяцев отсутствия электричества народ примется снимать провода со столбов. Таким образом, рассчитывать надо на то, что вышеперечисленная инфраструктура будет разрушена раз и навсегда. Чтобы выйти из-под этой угрозы, необходимо достичь автономности…» Увидев будущее таким, поневоле пойдёшь строить бункер отдельно взятой судьбы. И он построил.

Он воплотил в жизнь свою идею, заведя автономное хозяйство: огород, сад, козы, лошади, птица. Ведь обходились же наши предки одними дровами, вообще без электричества. По мере вхождения в новую жизнь он совершил множество личных открытий вроде того, что новорождённые дети не особенно нуждаются в шерстяных кофточках (у них с женой в деревне начали рождаться детишки). Или, например, что рубка дров на свежем воздухе эффективно заменяет фитнес-клуб, на который в прежние времена он тратил уйму времени и денег. Или что застарелые болезни могут за год покинуть тело, если есть и спать не по звонку, как собака Павлова, а по потребности.

Вообще-то дауншифтеры – народ не особо привлекающий к себе внимание. Кому безразлично чужое мнение о себе, не станет делиться частными переживаниями, даже и духоподъёмными. Вот, к примеру, за Уралом в тайге сейчас живёт одна дама пожилого возраста, купившая охотничью сторожку. Собаки у неё, кошки и коза, которая, как знают практикующие дзен, никогда не приходит одна. Одна коза в геометрической прогрессии влечёт за собой целое стадо! Но это знание приходит с опытом. Так вот, таёжная отшельница сама рубит дрова, сама заготавливает сено, сама солит грибы и всякое такое. И даже сама в лесу охотится на зайцев. А лет ей примерно шестьдесят, звать Ирина. И никого она не боится, потому что настолько сильна духом, что перспектива личной смерти давно ей безразлична. Она пишет дневники в одной из социальных сетей, монотонно описывая свою отшельническую жизнь, как ей кажется, мало кому интересную. Ну о чём, на самом деле, можно зажигательно написать, сидя в лесу? О козе? Несомненно, коза – восхитительное создание, поскольку ежедневно одаривает человека молоком, творогом, сыром и чудом бессловесного общения. Коза прекрасный собеседник, нужно только научиться её понимать. Коза никогда не сплетничает, не злословит, коза не обманет, не солжёт. Коза не завидует, не гордится, не бесчинствует, не раздражается. Коза не предаст. В сущности, коза намного лучше любого из бывших спутников жизни женщины. Много добрых слов можно сказать о меньших братьях, когда они заменяют человеку весь остальной мир. Автор пишет для себя и ради сетевого общения – иллюзии присутствия друзей. Ведь она реально отделена от социума. Причём по доброй воле.

Надо сказать, что мысли об автономности материальной, социальной, а заодно и моральной, отделении от государства, хотя бы условном, и есть причина попыток к бегству, предпринимаемых дауншифтерами. Даже если не сгущать краски и отвлечься от мыслей о финале цивилизации в стиле Кошастого. Дауншифтеров не устраивает то состояние общества, в котором им приходится проживать свою единственную жизнь. Всё какое-то плохое, загрязнённое, что атмосфера, что сознание, и даже хлеб совершенно невкусный. А зачем тогда деньги, если всё невкусное? Герман Стерлигов, кстати, в своём хозяйстве даже хлеб печёт сам, в печке, по старинке, без дрожжей. Научился же. Тот, кто хоть раз в жизни пробовал настоящий хлеб из русской печки, не сможет забыть его вкуса, пробирающего до дрожи, до третьего кольца в ДНК. И в этом как раз и можно почувствовать причину, почему у некоторых людей происходит этот «сбой программы», влекущий за собой исход из города обратно в деревню.

В 70-е годы прошлого века на экраны вышел фильм «Синьор Робинзон». В жанре «все валяются» рассказывалось про дядьку, выпавшего из самолёта прямиком на необитаемый остров. Поначалу несчастный проклинает судьбу, поскольку не умеет и банана открыть. Лиха беда начало. Научившись открывать бананы и кокосы, но целиком разложившись морально, новый Робинзон привыкает к острову, начинает любить свою новую вынужденную родину и в конце уже ни в какую не хочет возвращаться к роли преуспевающего бизнесмена, женатого на белокожей прокуренной скво. То есть дауншифтер затаился в душе каждого. И никогда не узнаешь, в какой момент он выпрыгнет наружу, победит волю к карьере и заставит тебя выкинуть мобильник и влезть в пластмассовые тапки отшельника. В российских реалиях это, правда, будут резиновые калоши, а потом и валенки – вот о чём следует помнить тем, кто обдумывает перспективу покинуть самолёт, не дожидаясь приземления.

фото: REX/FOTODOM; МИА "РОССИЯ СЕГОДНЯ"; DENNIS STOCK/MAGNUM PHOTO/EAST NEWS; ВАДИМ ГОРТИНСКИЙ