Автор: Диляра Тасбулатова
Каннский фестиваль, как известно, в этом году так и не состоялся, и это супер-событие, второе по значению после Всемирной Олимпиады, теперь отложено на неопределенное время. В эти дни он должен был завершиться….
Вторая мировая и карантин
…Страдают, конечно, все: бизнес, амбициозные режиссеры, киноманы и кинокритики, администрация фестиваля (вплоть до охраны - наверно, лучшей в мире), страдает сам город, профит которого во время этого мега-события доходил до миллиарда евро. Да что там бизнес: страдает история кино, которая здесь и формируется.
У Каннского фестиваля уже были проблемы: из-за Второй мировой, когда он так и не открылся, а через тридцать лет, в 1968-м, когда он был прерван из-за студенческих волнений. Но уже более полувека (ну если считать с 68-го) он проходит ежегодно. Проходил – к сожалению…
В этом году, повторюсь, опять облом: вроде и войны нет, и студенты не бастуют (успокоились, превратились в сонных буржуа, а нынешние так вообще - буржуа с рождения), и террористы не так опасны, как казались года два назад и какими порой хотят казаться (тьфу три раза).
А вот поди ж ты. Еще в марте казалось, что эпидемия вот-вот сойдет на нет, и многие из нас паковали чемоданы (кроме меня, я известный пессимист), однако уже в апреле Каннское руководство сказало свое твердое нет. Хотя поначалу думали, что фестиваль все же состоится, с условием соблюдения… дистанции.
Хе-хе, это как соблюсти таковую на похоронах, извините, Сталина или во время Ходынского столпотворения: если и без ковида стоишь в очереди полтора часа, тесно прижавшись друг к другу, то с дистанцией как? Стоять полдня? Слуга покорный.
В общем, господа, не буду распространяться, как Грета, что мир меняется, что мы безответственны, что это кара божья - даже для тех, кто мусор держал раздельно; всякий из нас начитался этих общих мест до тошноты.
Тем более тема этой заметки – не всеобщее падение нравов, а ностальгия по Лазурному берегу, Кот Д’Азур, как говорят французы; по тому особенному настроению, каким наполняется городок Канны на берегу французской Ривьеры во время самого ослепительного, стилеобразующего, интеллектуального кинофестиваля в мире.
Я не стану повторять того, что сотни раз описали другие: слава Каннского фестиваля гремит уже более полувека, и многие, а среди них и выдающиеся перья, подробно и не стесняясь охать и ахать, описали свои впечатления. Всем известно, как хорошеют Канны во время фестиваля (цветы, витрины, музыка из фильмов, постеры и плакаты, ночные клубы и нарядная толпа), это уже неоднократно описано, у меня же, повторюсь, свои собственные «тонкие чувства».
Belle France
…Езжу я туда довольно давно, уже лет 17 как, но по-настоящему прониклась, как ни странно, лишь в последнее время. До этого момента (когда я таки прониклась) неумеренные восторги казались мне несколько преувеличенными: понятно, что место красивое, хотя Канны не самая главная жемчужина Лазурного побережья. Есть города гораздо изысканнее – Ментон, например. Или знаменитый Монте-Карло, архитектурное чудо, город миллиардеров.
Прониклась же я вот как: в первый же день приезда, сидя буквально на своем чемодане и ожидая подругу, Катю Слипченко, я обернулась и увидела за стеклом кафе парня и девушку, которые уже прощались, встав из-за столика. Парень просто застегивал пуговицу на своем пиджаке (песочном, вельветовом, как сейчас помню) и … И ничего. Правда, застегивал он эту пуговицу невероятно элегантным жестом – не могу объяснить, почему этот жест был таким прелестным. Боже ж ты мой, я что, никогда не видела, как французы застегивают пуговицы? Что в этом особенного? Как писал Пруст о Сен Лу, гармонии всех движений его аристократического тела.
И меня накрыло – вихрь ассоциаций, надо мной пронеслись какие-то потаенные «эйдосы», такой секундный не то чтобы укол счастья (это бывает разве что в раннем детстве), а какое-то мгновенное, всеобъемлющее, независимо от знаний, ощущение Франции. Belle France, в общем.
А всему виной был этот молодой человек, этот новоявленный двадцатилетний Сен Лу, всего-то застегнувший свой пиджак и ни о чем таком не подозревающий.
…В Каннах, конечно, много диковинного, типа висящего на дереве вниз головой и одновременно играющего на гитаре старика, или старика в женском платье, выходящего покрасоваться и «пофоткаться» с молодежью по вечерам; есть там и другие чудаки, вроде двух киноманок, мамы и дочки, в леопардовом обтягивающем мини.
Что ты прицепилась к этому пиджаку, говорят мне подружки – посмотри, как прекрасно, оглянись. Вот не знаю, что я прицепилась, так бывает наверно, с каждым: за мгновением безотчетного счастья, случившегося ни от чего, за этим мгновением бескорыстного, я бы так сказала, чувства, может крыться чей-то бытовой жест или, скажем, запах цветов. Или еще что-то такое, что к делу не пришьешь, вроде той собаки с завязанными ушами.
Понятное дело, что накрыть может где угодно – хоть в дальней русской деревне (и такое бывало), но мы же говорим о Каннах, как средоточии особого духа в дни фестиваля.
Киноманский дух
А дух этот (бог с ним, с пиджаком) в этом месте и в это время – киноманский. Одно время в фестивальном Дворце - над эскалатором, идущим на верхние этажи, висели портреты великих, от Люмьера до Чаплина. Ты едешь и медленно приближаешься к их лицам – причем портреты были сделаны на стекле и видны с обеих сторон. Зеркально – Чаплин слева, Чаплин справа.
…Так что не верьте тем, кто утверждает, что это праздник гламура, буржуазности, назойливая демонстрация платьев от кутюр и драгоценностей: так-то оно так, конечно, не без того, но - не только. Удивительно, но Каннский фестиваль – именно то место, где роскошь соседствует с интеллектуализмом, чего, думаю, больше нет нигде, в целом мире. На вечерних просмотрах в главном зале Люмьер, куда можно попасть лишь по спец приглашению и соблюдается строжайший дресс-код, смокинговая публика вынуждена смотреть радикальные фильмы о жизни бедных, ужасы тоталитаризма, помойки, жизнь маргиналов и пр. Многие девицы, сопровождающие богатых мужчин (в Каннах модно отмечаться, особенно новые русские стараются, хотя на рабочие просмотры не ходят, да это и невозможно без аккредитации), чуть не в обморок падают при виде кошмаров Триера, Мендосы или румынской школы. Слава богу, билетик на премьеру можно достать всего-то разок – ну чтобы пройтись по Красной дорожке и поглазеть на звезд вблизи.
Фотографироваться на дорожке вроде запретили (каждый год вводят новые правила, всё строже и строже), хотя раньше вверху стоял фотограф с полароидом и у него можно было купить свое фото: вот, мол, побывал на Красной дорожке, а сзади, видишь, плетется бедная Ума Турман, надоела до смерти. Ну, как в старом анекдоте о Софи Лорен и советском инженере.
У Франсуазы
Сидеть с моими друзьями сразу после просмотра в кафе «У Франсуазы» - отдельное удовольствие: хотя Игорь все время заказывает, уже много лет, лазанью, а Катя мягко советует сменить пластинку (она еще и выдающийся кулинар), Игоря не так-то легко сбить. Во всех вопросах, не только касательно лазаньи: у меня много смешных рассказов по этому поводу.
Обойтись без необходимого
Как сказать… Как говаривал Жан Ренуар (кстати, мы с Катей и Игорем побывали в его доме, в получасе езды от Канн) – «Я могу обойтись без необходимого, но без лишнего – не могу». В юности эта фраза, весьма глубокая, поразила меня: согласна год не есть сыр, чтобы попасть в Париж, думала я. Да хоть что не есть, хоть хлеб.
Канны – это, конечно, «лишнее», из разряда мелкого жемчуга, который всегда противопоставляют жидкому супу. Но…
Обойтись без этого лишнего – как обойтись без книг, концертов, спектаклей, цветов, фарфора… Можно, конечно, но что-то существенное, несомненно, уйдет из вашей жизни.
фото: Катерина Слипченко