Радио "Стори FM"
«Иван Васильевич меняет профессию»: Величие смеха

«Иван Васильевич меняет профессию»: Величие смеха

Автор: Диляра Тасбулатова

«Ивану Васильевичу», который «меняет профессию», уже исполнилось, как ни странно, полвека. Срок вообще-то фатальный: только не для Гайдая, абсолютного гения, как бы ни ухмылялись на такое «смелое» утверждение приверженцы интеллектуального кино.

Как ни смешно, но гениальность этого режиссера, которая с годами стала общепризнанной, некогда подвергалась сомнению, считаясь неочевидной. Причем не только для окружающих, но и для него самого: когда тебе долгие годы внушают, что ты работаешь для нетребовательных полу-идиотов (ну да, почти так и говорили) или ладно, черт с ним, третьеклассников, по-детски наивных, в это невольно поверишь.

Может, еще и поэтому Гайдай бы человеком мрачным, редко смеялся и почти ни с кем не разговаривал, актерскую задачу перед исполнителями ставил вполголоса, а в гостях разочаровывал – по крайней мере, новых знакомых, мечтающих повеселиться в компании записного «балагура». Однако вместо развязного остряка приходилось лицезреть сдержанного, суховатого, неулыбчивого человека, умеющего держать дистанцию и не терпящего фамильярности. До такой степени, что его даже побаивались.

По долгу службы я как-то попала на съемочную площадку его последнего фильма и тоже удивилась такой манере работы - он подзывал актера к своему режиссерскому стулу и говорил ему что-то вполголоса: ни истерической беготни по павильону, ни окриков, ни тем паче хамства и повелительного тона я не заметила, Гайдай работал неторопливо, серьезно, суховато. Догадаться, что это будет комедия, было затруднительно, хотя на пару минут, когда актер выдавал реплику, все же можно. Впрочем, профессионалы так и работают: что называется, «вполголоса».

2.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

…Юрий Яковлев вспоминал, как группа в первый раз смотрела материал к «Ивану Васильевичу»: вы будете смеяться, происходило это в довольно тягостной атмосфере, в молчании, изредка прерываемом натужным смехом – черновая сборка будущей блистательной комедии казалась затянутой, гэги повисали, ритм казался чересчур медленным и пр. Совершенно не смешно, хоть убейте. Отчего возникало (в это невозможно поверить) чувство неловкости, смех, хоть и кое-где раздавался, казался ненатуральным - автор-то сидел рядом, полагалось смеяться. И вот в этой ужасающей для комика обстановке поражало совершеннейшее спокойствие Гайдая, человека вообще-то скрыто нервного, привыкшего оттачивать каждую реплику и эпизод, тщательного в подборе актеров, реплик, света, операторской работы и пр. Дело в том, что фильм, и об этом говорил и он сам, и многие другие режиссеры, рождается за монтажным столом, хотя опытный глаз порой видит, что материал настолько разваливается, что его уже не соберешь.

3.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

Ясное дело, не его случай, уж он-то, находясь на пике формы, собрал бы картину в любом случае: и все равно удивительно, как из этих отдельных эпизодов родился такой шедевр, как «Иван Васильевич». Увидев окончательный вариант, Яковлев просто рот открыл: там ускорено, здесь, наоборот, чуть затянуто, кое-где убран крупный план, а кое-где, наоборот, повторен, такая вот изощренная редакторская работа, когда из нагромождения гэгов вдруг рождается чудо. Зал (в первый раз смотрят на Мосфильме, не помню, с начальством или со своими, со съемочной группой) просто заходился от смеха. Вот что такое владение формой, подумал многоопытный Яковлев, чего только на своем актерском веку ни повидавший.

Результат не замедлил сказаться: несмотря на некоторые купюры (как ни странно, незначительные, хотя Булгаков, по пьесе которого поставлен фильм, был еще не в чести – помог «Бег», вышедший на три года раньше) картину посмотрели в первый же год проката 60 миллионов, успех был ошеломительный, сногсшибательный, какой-то феерически небывалый. Дети, которые, может, не всё понимали (впрочем, иногда побольше своих родителей), бегали в кинотеатр по четыре раза, да и взрослые не отставали. Даже номенклатурные идиоты из Госкино открыли рты - это ж надо! А мы не верили (когда они хоть во что-то великое верили, скажите на милость?).

4.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

…Я уже двести раз писала, что, скажем, в Америке свои проблемы с цензурой, черт бы ее побрал: правда, и там может попасться - вместо нашей тетки с начесом, очередной комсомольской богини, - какой-нибудь полуграмотный, но влиятельный продюсер. Или, скажем, общественность начнет давить, то нельзя, это не нужно, не так поймут, на выходе их результаты выразительнее наших, а режиссерских имен в десятки раз больше.

…В общем, проскочили, минуя препоны и рогатки, слава тебе, господи, а могли ведь и нет, мало ли что случится. Вплоть до очередного поворота во внешней политике (и это не шутка, у нас всего боялись, и многое влияло на судьбы искусства). Поэтому Юрий Никулин и отказался от роли царя, будучи уверенным, что картину положат на полку. Кроме того, у него был плотный гастрольный график в цирке, и он разрывался, хотя сценарий ему понравился: Гайдай писал вместе с Владленом Бахновым, и Булгакова они осовременили, потому что реалии тридцатых были бы зрителю непонятны. Не знаю, сожалел ли Никулин об этом впоследствии: мне кажется, он был в своем роде фаталистом – ну, не состоялось, и ладно (может, потому он так редко снимался, чаще отказывался). Принялись пробовать других, кого только не, включая Лебедева, звезду БДТ, актера, в общем, мощного, кто бы спорил. Но ни он, ни другие звезды почему-то не могли сыграть домоуправа (или кто он там – стукач-общественник?), мгновенно перейдя от царского величия к мелочному гражданину и обывателю, обитателю хрущобы и стервозной толстухи-жены. Евстигнеев же, еще один безупречный претендент на роль Ивана Грозного, а заодно и гражданина Бунши, вроде как поссорился с Гайдаем, хотя его пробы были, по слухам, великолепными (еще бы).

6.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"
Яковлева утвердили сразу, с первой пробы – обладая невиданным артистизмом вкупе с высоким ростом и мужской красотой, в ипостаси Бунши он омерзителен, в царской – великолепен. Что, однако, наводит на некоторые размышления - о том, что кровавый самодержец и тиран всяко лучше мелкого мерзавца-доносчика, хотя, если домыслить за Гайдая и даже за Булгакова, они, возможно, неразделимы, как двуликий Янус, являясь продолжением друг друга: что такое самодержец без своры подхалимов, на всё способных.

Долго искали и Милославского, пока Гайдай указующим перстом не показал на Куравлева, чье лукавое обаяние и юмор пришлись здесь весьма кстати. Вообще этот изумительный квартет – Крачковская, Яковлев, Куравлев Этуш – отныне стали чуть ли не мифологическими фигурами (за эти годы фильм, думаю, посмотрели уже не 60, а все 300, если не больше, миллионов, от Москвы до самых до окраин). Да и недолгое пребывание на экране Пуговкина в роли режиссера Карпа Савельича Якина запомнилось больше, чем любая другая его роль. Не говоря уже о Крамарове, чья комическая маска не уступала в обаянии Фюнесу или Бурвилю. Гайдай подбирал актеров еще и как ансамбль: кто с кем сочетается, а кто нет, чисто интуитивно, есть ли между ними искра или таковой нет и не предвидится.

7.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

…Забавно, но дотошные исследователи заметили много исторических нестыковок, как будто Гайдай или даже Булгаков описывали реальные события времен Ивана Грозного, а не придумали фантасмагорию о путешествии во времени. Пеняли и на «легкомыслие» фильма (как будто комедия должна быть глубокомысленной), на то и на се, вместо того чтобы выразить восхищение виртуозным трансфером, с каковым Гайдай и Бахнов преодолели «трудности перевода». Реалии тридцатых были бы не понятны зрителю семидесятых – чтобы осовременить старый сюжет, нужно было найти единственно верный ключ, притом что природа комического очень сложна. «Авторский» фильм с длинными планами, чтением Библии вслух и элегантным героем, переживающим свой персональный экзистенциальный кризис, сделает любой грамотный режиссер, в подражание, скажем, тому же Тарковскому, а вот комедию, да еще и такого уровня, мало кто.    

Возможно, поэтому картина всё не стареет и не стареет, и хотя в ней, конечно, видны приемы шестидесятых, это только прибавляет ей ностальгического очарования. Кроме всего прочего, она полна намеков: умный поймет, условный «дурак» просто посмеется, не уловив, может, второго плана. В чем, кстати, в нашем случае нет никакой необходимости. Универсализм Гайдая на то и универсализм, что именно он, как Чаплин, обладал редким даром смешить: будучи, как уже говорилось, человеком сокровенным, серьезным, эдаким сумрачным клоуном. Сам он никогда не смеялся ни на съемочной площадке, ни на просмотре своих собственных фильмов. Высший пилотаж, между прочим: Чаплин, кстати, тоже был мрачным типом, несговорчивым, тяжелым человеком.

5.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

Комики, которых я знавала в жизни, тоже не баловали потоком искрометных реплик: а если и подпускали шутку-другую, то редко. Зато метко: остроумие и означает тот самый острый ум, в котором, как ни парадоксально это звучит, много печали. Ибо ты видишь человека во всем его смехотворном ничтожестве. Гайдай, однако, гасит свою мизантропию во славу почти детского, клоунского, искрящегося юмора, изящного и доброго (хотя и не без яду), и, что главное, понятного всем и каждому.

…Я уже как-то писала, что видела во время авиарейса, как реагируют на его «Кавказскую пленницу» молодые японцы, читая титры по-английски и просто помирая со смеху. А ведь между ними и Гайдаем лежат непреодолимые, казалось бы, препятствия: время, ментальность, язык (даже два языка - и английский ведь им неродной), тип юмора и много чего еще. Вплоть до местоположения телевизора – высоко над ними и особой атмосферы во время полета.

8.jpg
Кадр из фильма "Иван Васильевич меняет профессию"

Наблюдая за этими японцами, я в который раз окончательно и бесповоротно поняла, как велик Гайдай – единственный гэгмен, эксцентрик в нашем кино, прошедший свой ад (без малого сто поправок к «Бриллиантовой руке») и афронт интеллигенции, слишком серьезной, как принято в наших широтах. На его примере видно, что мы еще и смеяться-то не умеем, полагая, что смех – что-то низкопробное, «пролетарское» и недостойное интеллигентного человека. Сам Гайдай сильно переживал непонимание и тем не менее упорно гнул свою линию, зная что-то такое, что недоступно обывательской ограниченности, мещанской надутости и в конечном счете лицемерию.

Его величие, кстати, до сих пор – ну, в представлении иных – не столь уже очевидно. Зато именно его фильмы – тот самый случай, когда, по дурацкому выражению, зритель «голосует ногами», когда тебя обожают миллионы, притом что ты никогда не потрафлял низким вкусам.   

фото: kinopoisk.ru                   

Похожие публикации

  • «Оскар»: Рубен Эстлунд - малый не промах
    «Оскар»: Рубен Эстлунд - малый не промах
    «Треугольник печали» шведа Рубена Эстлунда, каннского фаворита, пополнившего список режиссеров, дважды осененных Золотой пальмовой ветвью (он стал девятым по счету за всю историю кино), выдвинут еще и на Оскар, результаты которого вот-вот объявят.
  • «Умница Уилл Хантинг»: Выбор цели
    «Умница Уилл Хантинг»: Выбор цели
    Культовому, как сейчас принято выражаться, фильму «Умница Уилл Хантинг» исполнилось четверть века: повесть о вундеркинде, придуманная Мэттом Дэймоном и Беном Аффлеком, тогда совсем юными, сделала их звездами первой величины. Удачный старт, редкость в мире кино – история о том, как проснуться знаменитым
  • «Матрица» Вачовски: удалась ли новая перезагрузка?
    «Матрица» Вачовски: удалась ли новая перезагрузка?
    29 декабря сценаристу и режиссёру Лилли (Эндрю) Вачовски исполняется 54 года. И, наверное, это самый лучший повод поговорить о главном наследии сестёр Вачовски