Беседовала Юлия Васильева
Инженер-строитель по первому образованию, который исправил свой возраст в паспорте, чтобы поступить в ГИТИС на курс Андрея Гончарова и Марка Захарова. Окончив главный театральный вуз России, работал в Театре имени Маяковского. Более тридцати лет играет на сцене театра «Гешер» (Тель-Авив), является одним из ведущих актеров своей страны.
Исполнил все главные роли из возможных: князь Мышкин, Тартюф, Дон Жуан, Дон Кихот, Сальери, барон Мюнхгаузен и десятки других. Обладатель израильского «Оскара», лауреат премии имени Клячкина как лучший актер Израиля. По мнению ряда критиков, один из лучших театральных актеров мира. В Англии был признан лучшим иностранным актером года за роль князя Мышкина в спектакле «Идиот». Блестяще сыграл Ивана Грозного в одноименном сериале Андрея Эшпая. Очевидно, роли русских царей – это планида израильского актера, и на очередном крутом вираже судьбы, в «такой день», в его жизнь вошел «Борис» Дмитрия Крымова. Точнее, не вошел, а ворвался, как врывается ветер в распахнутую дверь.
24 февраля, день, когда вы впервые вышли на сцену в спектакле «Борис», стал особенным днем для России… И со сцены из уст главного героя рефреном звучала фраза «Такой день»…
- Безусловно, это был «такой день»... И в масштабе государства, потому что события, которые произошли, это исторические события, и лично для меня это был особенный день.
Не отпускало ощущение нереальности происходящего, но на сцене я жил тем действием, которое происходило внутри спектакля, ведь если оно правильное, оно будет жить в любых обстоятельствах. Тем более мои партнеры по сцене и вся команда спектакля - это потрясающие профессионалы.
…Череда неких знаков началась в январе. Я вылетаю в Москву, где не играл в театре 30 (!) лет, на первые пробные репетиции "Бориса" – и ровно в этот день, 19 января, в Нью-Йорке умирает Евгений Михайлович Арье. Это режиссер театра «Гешер», в котором я получал главные роли в принципиально важных спектаклях, сыграв князя Мышкина, Тартюфа, Дон Жуана, Дон Кихота… Наши спектакли мы показывали в Канаде, Австралии, Китае, практически во всей Европе. И в этот день я получаю предложение сыграть роль русского царя в спектакле Дмитрия Крымова...
А накануне первого спектакля с моим участием, 23 февраля, исполнилось тридцать дней со дня его смерти - ровно столько в Израиле длится траур. Мы провели памятный вечер, и я улетел играть Бориса в спектакле Дмитрия Крымова.
Каково ваше отношение к подобным знаковым моментам?
- В жизни нет ничего случайного. Просто некоторые знаки мы не улавливаем и, соответственно, трактуем происходящее как случайное, как и все то, что находится вне закономерностей и вибраций, в которых пребываем мы. Мы воспринимаем мир на уровне людей и взаимоотношений между ними, а вы знаете, что подобно тому, как атом состоит из ядра и электронов, солнечная система - из солнца и вращающихся вокруг него планет, так и внутри нас - миры, люди, микролюди. И все наши болезни - это войны между этими микролюдьми. Назовем это притчей, я так вижу наш мир (улыбается – Авт). Все зависит от нас: если мы на этом уровне, который является доминантным, начинаем взаимодействовать таким образом, что между нами возникает гармоничное поле, то мы избавляемся от войн, болезней. И это автоматически распространяется на все микро- и макромиры, - и возникает то, о чем написано в псалмах Давида: «Когда все мои кости скажут о тебе» (иными словами, "... вся моя суть заговорит о тебе" (о творце): на иврите слово «этсем» имеет два значения – «кость» и «суть».
Сцена из спектакля "Борис"
- Это новая жизнь, притом, как будто на другой планете под названием «Крымов». Я убежден: режиссерами рождаются! Да, безусловно, это профессия, но режиссером нужно быть по природе своей! И такой человек - Дмитрий Крымов.
Вспомните свои первые эмоции от предложения сыграть Бориса?
- Когда мне позвонил продюсер спектакля Леонид Роберман и попросил прислать пару сцен моих актерских работ, в которых я могу быть «и интеллигентным парнем, а если надо – пырнуть ножом», - я даже не знал, о какой роли пойдет речь. Потом спросил: «Кого играть нужно?» - «Бориса». И только спустя время понял, что речь идет о Годунове.
Посмотрев видео спектакля, я понял, что это режиссерская работа высочайшего качества. Люди, мысли, чувства, которые в нем проносятся, - это и есть некая вечность, которая начинает звучать в каждом причастном – в зрителях и актерах. Борис Годунов для меня – это, прежде всего человек, поставленный в определенные обстоятельства, предполагающие несовпадение его характера и природы с тем местом, которое ему предопределено, в эпоху грандиозного исторического разлома.
Фигура Годунова одна из самых неоднозначных и трагических в российской истории, каким вам видится этот образ в целом и в трактовке Дмитрия Крымова, в частности?
- Человек всегда себя оправдывает и ищет причину зла в другом. Бориса выбрал Земский собор - он был именно избран на царство, а не унаследовал трон подобно Рюрикам. Он не захватил власть в свои руки, не пользуется ею, принес много пользы государству, его социально-экономическому устройству.
Народ думает, что все благо или зло производится царем, президентом, одним словом, правителем. Такова человеческая природа: в проблемах - социальных, государственных - всегда виноват кто-то, но не я.
Совпали ли ожидания от роли с реальностью?
- В своей жизни я не сыграл, пожалуй, только Гамлета. Актеров часто спрашивают о несыгранной роли, - но я определял эту свою роль по-другому, одевал ее в другую пьесу, в другую историю. И то, что мне предложили в «Борисе», это, как ни странно, именно то, что я хотел.
Пока сыграно совсем мало спектаклей, и я еще далеко не все в них нашел и не все сказал. О том, каким будет мой Борис Годунов, будет уместно рассуждать чуть позже. Сама игра подскажет и выведет в нужном направлении. Игра умнее нас и формулирует вещи, которые мудрее слов.
Материал этого спектакля и этой роли - неисчерпаемый. Это так живо, сильно, больно, обаятельно и глубинно! Я сделал много разного, я люблю экспериментировать, но именно этот спектакль - то, что мне сейчас интересно. Люблю неожиданности, опасности на сцене, но я больше люблю создавать эти ситуации в известных мне спектаклях, а тут сам спектакль для меня - уже опасность, что приятно. Опасность нас развивает, мы становимся более широкими в восприятии мира. Страх - полезная вещь, иначе можно превратиться в болото. Хотя человека, конечно, тянет к предсказуемости, но природа, играющая с нами, не оставит нас в покое, и особенно тех, кому следует развиваться.
Борис Годунов - не первая сыгранная вами роль русского царя. Был еще кинематографический Иван Грозный. Уместно ли говорить об особой ответственности при работе над образами царственных особ?
- Когда мне поступило предложение от режиссера Андрея Эшпая сняться в сериале «Иван Грозный», я не предполагал, что он видит меня в роли царя. В то время я снимался в сериале, мне было совершенно некогда. И тут Эшпай говорит: «Будешь играть Грозного». Я прилетел на пробы, мне сделали грим (Эшпай руководил художниками-гримерами: «Все семитические черты убирайте, убирайте!»), я что-то прочитал, он был очень доволен и сказал: «Завтра поеду тебя утверждать на роль». А на следующий день позвонил: «Ну все, будешь сниматься». Так стремительно передо мной возникла эта история, в ходе которой мне было необходимо воплотить на экране образ монарха, начиная с его 20-летия и до глубокой зрелости, освоить верховую езду, получить новый уникальный опыт.
Оказаться в мире России XVI века, в мире русских людей, русской философии, русской души было для меня исключительно интересно.
Это был шанс для меня проникнуть в неизвестные участки реальности, и особенно интересно как для актера - взять и начать жить на уровне царя - не просто президента, руководителя государства, а человека, который определялся в те времена как наместник бога на Земле, и сам себя таковым считал. При этом с исключительной убежденностью и верой в этой реальности существовать и понимать: твои действия - это осуществление на Земле воли, которой наделил тебя бог, миссии сделать то или иное, реализовать мысли, чувства и порывы.
О чем он думал, когда решил провести Земский собор, объединить расколотое на тот момент православие, что для того времени было очень прогрессивно. Грозный чувствовал необходимость собирать, объединять, а не разрушать. Есть в нем и черты, которые свойственны любому великому человеку, всегда предполагающему широчайший диапазон существования, - от самых духовных возвышенных черт, от космического мышления до жестокого зверского состояния. Он убивал, он казнил, он был жесток, но нужно учитывать и то, что он царствовал в условиях, когда могли отравить, сместить, лишить жизни.
Вы тридцать лет не играли в театре на русском языке, наверняка это составило свои сложности?
- Да, только на иврите, и мне представлялось много разных сценариев того, как пройдет этот спектакль. Для меня Россия и ее зритель - это другой мир. Я впитал в себя ту землю, тот воздух, и живу, дышу этим. Меня не покидали вопросы: «Почувствует ли меня зритель? Как отреагирует на меня?» А вдруг вибрация моего существования не подходит к вибрации этого мира, к вибрации публики, - это же тонкие вещи, о которых мы не говорим, но они есть, и они вне того, что звучит со сцены, вне слов, звуков.
Были даже моменты сомнений: вдруг я забуду текст, вдруг я испугаюсь, и страх меня изолирует, я стану дубом, перестану соображать, понесу чепуху, убегу со сцены - тучи разных ощущений проносились в моем сознании на протяжении этих двух месяцев. Один мой знакомый, прекрасный пианист, должен был делать сольный концерт на органе в Лондоне. И он не смог справиться со своим страхом и сбежал перед выступлением. Позднее он работал у нас в театре звукорежиссером.
Политика - это тоже театр?
- Все, что происходит на Земле, это театр, и политика в том числе. Политики прекрасно осознают, что они должны быть хорошими актерами, они обладают искусством публичного выступления. Но, к сожалению, они не знают, что любые действия из нашей реальности - войны, извержения вулканов, цунами - все это элементы спектакля, и режиссер всего этого играет с нами. В Талмуде, написанном 2000 лет назад очень мудрыми людьми, содержится вопрос: что делает творец по завершении творения мира. Ответ такой: творец сидит и играет с китом, где кит - это человечество. Природа пребывает с нами в состоянии игры, этот спектакль длится миллионы лет. Любовь, ненависть, войны, жертвоприношения, зверства - это все в сценарии этого спектакля.
Выражение Шекспира "Весь мир театр, в нем женщины, мужчины - все актеры" - оно правильное. Кто-то еще добавил: единственное, что мы актеры не очень хорошие. И это тоже правильно. Если бы мы знали, что мы играем, то через эту игру мы бы поняли смысл нашего существования и тему бесконечного спектакля продолжительностью тысячи лет, где мы как актеры уходим и приходим, снимаем одни костюмы, покидая сцену, и надеваем на себя, возвращаясь, следующее тело.
Сцена из спектакля "Моцарт и Сальери"
В театре уместна политика?
- Я не люблю политику в театре, но театр должен быть источником свободной мысли.
У нас в стране в театре Хайфы был поставлен спектакль "Время ограничено" - об арабском террористе, который сидел в тюрьме и описал причины, по которым он был вынужден пойти на террористический акт и убить израильского солдата.
Министр культуры Израиля заявила, что не готова финансировать мероприятия, идущие вразрез с ценностями значительной части населения страны, но не шло и речи о том, что спектакль не должен состояться. И несмотря на ее категоричную позицию, никто не позволил «отменить» или «запретить» проект.
Театр – это отображающее зеркало или все же увеличительное стекло?
- Театр - это чувственное исследование и возможность осуществить проникновение в другой захватывающий мир, прожить еще одну жизнь, где можно войти в такие режимы, побывать в таких местах, которые бы нас насладили во всем - и в низменном, и в возвышенном, где можно пройти все диссонансы, не боясь судов морали, нравственности, - и через восторг, и через болезненные состояния - что-то понять, открыть в себе.
Сцена из спектакля "Чайка"
Люди любят любить, особенно, я заметил, в России. Здесь особый интерес к романтическим отношениям. Я вижу, как смотрят девушки - в Израиле так не смотрят. Женщины здесь возвышенные, красивые, глубокие, одухотворенные, тонкие, сильные. Сейчас в театре "Гешер" мы играем «Чайку» Чехова, где я в роли доктора - такого конкретного скептика, что мне, признаться, очень нравится, так как в романтических героев я уже «наигрался». И главная героиня, Аркадина, цитирует Мопассана на предмет того, что когда женщина вступает в любовные взаимоотношения с мужчиной, она расчетлива. А потом добавляет: ведь это о француженках, а мы, русские, если полюбили, то пропали. У русских женщин это есть, и с моей точки зрения, это прелестно.
Если человек не способен чувствовать, - я не понимаю, как можно жить?! И театр дает возможность испытать, пройти еще одну, новую, любовь - огромную, болезненную, неидеальную, но оставляющую свет. У каждого человека есть тоска по космической любви, когда все завершается этим током, счастьем, к которому тебя тянет всю жизнь.
Вы знаете, сейчас мой любимый фильм - "Я подумываю со всем этим покончить" уникального режиссера и сценариста Чарли Кауфмана. И герой этого фильма произносит слова, которые, на мой взгляд, являются сутью всех наук и всего нашего исторического движения: "Я сделал великое открытие. Я понял, что логика нашего существования коренится в тайных уравнениях любви". Услышав эту фразу, я остолбенел как князь Мышкин, когда он увидел Настасью Филипповну, которая сказала ему: "Почему вы давеча остолбенели на месте? Что во мне такого остолбеняющего?" Подумал, вот сейчас напишу письмо Чарли Кауфману с благодарностью за этот фильм и эти великие слова! Но на тот момент отказался от этой идеи, чтобы не показаться человеком, который льстит и намекает на свое желание сняться в его фильме.
И спустя несколько лет я посмотрел фильм "Игры разума" о гениальном ученом-математике, который заболел шизофренией, но смог преодолеть болезнь ценой неимоверных усилий и получить Нобелевскую премию в области экономики. Вы представляете, в финале фильма главный герой, прототипом которого стал гений математики Джон Нэш, на вручении Нобелевской премии говорит ту же самую фразу, которую позднее использовал в своем фильме Кауфман! После этого я все-таки написал письмо Чарли Кауфману, где сказал все как есть - что я в восторге от этих слов и от всех его фильмов, и уже не стесняясь, предложил ему себя: может быть, он захочет пригласить меня в свой следующий фильм!
... Да, это чувственное, романтическое, но прежде всего это научное определение сути нашего мира. С моей точки зрения, ученые - люди эротичные, они, сознавая это или нет, стремятся ощутить, прикоснуться к тому, что скрыто, к тому, что под одеждой, которую они хотят снять, они хотят раздеть… И они хотят слиться с тайной истиной, которая их влечет.
У каждого актера есть театр, который является главным в его жизни, для вас таким стал "Гешер". Наверняка для вас это больше чем театр?..
- В Москве я был одним человеком, а здесь стал другим, да и сама жизнь превратилась в своего рода театр, где ты приобретаешь новую роль, становишься человеком другой страны, впитываешь новое, изучаешь язык, ментальность, дух и атмосферу этой уникальной страны с высочайшим концентратом совершенно космической энергии.
Огромной удачей было сыграть те роли, которые я исполнил в "Гешере". Князь Мышкин – это была уникальная роль, которая дала мне новое существование как актера. Можете себе представить, князь Мышкин, Рогожин - говорят на иврите, и молодая израильская публика при этом полностью включена и вовлечена в происходящее на сцене! Представители православной общины в Яффо тогда сказали, что Демидов сюда приехал для того, чтобы рассказать израильтянам кто такой Мышкин.
Мало кто знает, что в актерскую профессию вы пришли из "амплуа" инженера-строителя.
- Да, моя первая профессия - инженер-строитель, я закончил факультет промышленного гражданского строительства, потом служил в армии в Сибири, а после армии вдруг решил поехать в Москву и стать актером. А до этого был прорабом на стройке и параллельно вечером работал диск-жокеем на дискотеке, куда приходили танцевать актеры театральной студии "Эльхом", которые говорили мне, что я - актер, а я просто получал удовольствие от своих шуток и игры.
Приехав в Москву, я узнал, что мой возраст слишком велик для того, чтобы поступать именно на актерский. Я взял и... переправил свой возраст в паспорте и в военном билете! И позднее мой педагог Андрей Александрович Гончаров очень гордился этим моим "преступлением", которое я совершил в Советском Союзе, - а меня за подобное могли просто посадить.
Ваша первая роль в "Гешере", ваша главная роль в "Гешере" и самая сложная, переломная роль в "Гешере"?
- Первая роль - это Альфред в спектакле "Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Переломная роль - это князь Мышкин. А самая сложная роль - комендант концлагеря в спектакле "Адам, сын собаки". На тот момент я играл людей тонких, духовных, возвышенных - и тут такое. Я думал, что, во-первых, у меня не получится, во-вторых, мне казалось, я не должен это играть как человек, принадлежащий к национальности, которая была в значительной степени уничтожена фашистами.
"Розенкранц и Гильденстерн мертвы". Легендарный спектакль, с которого началась история театра Гешер, снова на сцене
Я обратился к своему учителю профессору Михаэлю Лайтману, который сказал мне: "Думаешь, ты ангел?! Наоборот, открой в себе эти грани, открой противоположную сторону своей натуры, злое, черное, отвратительное в себе, это же предмет игры, это ноты твои, ими нельзя пренебрегать".
Я играл в этом спектакле еще и бога, и врача психиатрической больницы, где лечился главный герой. Это было захватывающе - играть эти три сложные роли одновременно, нажимая на разные клавиши - самые что ни на есть грубые - но включенные в единую симфонию нашего существования.
Мы в "Гешере» восстанавливаем спектакль "Розенкранц и Гильденстерн мертвы", который был поставлен еще в театре Маяковского и стал первым спектаклем нашего театра в Израиле. Все боялись, потому что эта пьеса - как будто совсем неподходящая для приморской страны, где люди любят получать удовольствие, где пальмы, море... Спустя тридцать один год я исполню ту же роль, что и в театре Маяковского - травести Альфреда.
Сцена из спектакля "Раб"
- Это глупая и опасная, с моей точки зрения, история. Как можно "отменить" русских, российских писателей, композиторов, которые являются артериями общего организма человечества наряду с немецкими, французскими, украинскими, польскими, австралийскими, китайскими, африканскими, индийскими?! Все это единый организм, внутри которого существуют мысли, формирующие наше восприятие реальности. Убрать их - означает стать наполовину слепым, наполовину глухим, наполовину немым. Это похоже на ссору между мужчиной и женщиной: когда я ссорюсь - я все в ней ненавижу в тот момент, а когда мирюсь - я люблю все то, что ненавидел, - все нюансы и индивидуальность.
Надеюсь, этот маятник, сдвинувшись с места и раскачавшись, не приведет к непоправимым разрушениям. И может быть, с другой стороны, это научит нас понимать - что есть наш мир, и какое важное место в нем занимает каждый из нас, не только великие писатели и композиторы, но каждый человек, и насколько мы необходимы друг другу в своей индивидуальности.
Ни одну точку зрения нельзя уничтожать, это смертельно опасно для общества. Человечество включает в себя разных, подчас противоположных друг другу людей, и когда они, при своей разности, находят общее поле, более высокое, чем идея каждого в отдельности, они объединяются и переходят на качественно иной уровень.
фото: Милана Романова; Андрей Почернин; Исайя Файнберг; Даниэль Каминский
