Англичанин Уоррен приехал в Россию в начале 90-х. Тогда многие иностранцы рванули к нам – сорвать большой куш, воспользовавшись раздраем в стране. Уоррен не исключение. Разница обнаружилась потом, когда большинство отхватили свой кусок денежного пирога и уехали. А он вот уже 27 лет живёт в России. И знает её получше, чем многие из нас, – вдоль и поперёк исколесил страну со своей программой «Поедем, поедим!». А как он дошёл до жизни такой?
– Сейчас уже можно со стороны оценивать то время – 90-е. Конечно, было ощущение, что страна как с цепи сорвалась. И только дураки не задумывались о том, как бы это использовать: у России нет денег, но есть много чего, на чём деньги можно заработать… Поймите правильно, это было не моё личное отношение, а отношение Европы и мира к стране. Большая политика. Случай привёл меня в большую швейцарскую компанию, которой владел Макс Рич. Это был уникальный человек, достойный отдельной истории. Достаточно упомянуть, что ещё до того, как я устроился в компанию, его разыскивал Интерпол. Так вот он придумал по-своему гениальную схему: России выдавался кредит, на который она обязывалась закупать зерно – и только у этой компании, а у них были горы запасов. К слову, Америка давно уже на этом руку набила – выдавая подобные кредиты Египту, Сирии, Израилю, чтобы они вели себя корректно… Моя миссия заключалась в том, чтобы курировать бизнес в России. Я понимал, что всё это не совсем честно. И что рано или поздно Россия перестанет тратить деньги таким образом, а всё-таки будет давать их своим фермерам. В конце концов так и вышло. А тогда Россия была идеальным полем для развития бизнеса – практически любого! А мне было двадцать два года, и грех было не использовать такой отличный инкубатор для моих амбиций. К тому же я прекрасно знал русский язык, только-только получил диплом по русскому языку, политике и экономике России, так что чувствовал себя как рыба в воде. Всё сошлось!
Нечопорный англичанин
– Очень легко было в то время быть немножко снобом. Думать: у нас (на Западе) всё чисто, обустроено, комфортно, а тут чёрт-те что! Но в 91-м году действительно была чудовищная разница между западным уровнем жизни и здешним – само собой, на бытовом уровне. Первый раз я прилетел в Москву где-то за полгода до путча – всего на полдня. Меня поразила грязь. Хотелось выйти и пропылесосить улицу, собрать разбросанные бутылки.
Помню, когда уже начал жить в Москве, захотел посадить возле своего дома какие-то цветы, кустарники – ничего особенного, просто чтобы было красиво. Предложил соседям: «Я всё куплю, только помогите. Устроим субботник?» На меня смотрели как на сумасшедшего. А сейчас я вижу, что люди стали сами выходить из своих норок, чтобы украсить жизнь, причём чтобы не только себе сделать приятно и красиво, но и окружающим. Вот это мне по душе!
Вообще, я очень быстро убедился и убеждаюсь до сих пор – материальное благополучие страны, любой страны, крайне мало влияет на… скажем так, индекс счастья народа. Меня поражало, как в Союзе люди могли на шестиметровой кухне с двумя бутылками шампанского такой праздник себе устроить, так повеселиться от души – просто с ума сойти. Сейчас у многих и квартирный вопрос решён, и зарабатывают неплохо, а спросишь, как дела, – ноют и ноют… И пить стали меньше! Поверьте, я в этом хорошо разбираюсь. Как ведущего кулинарной программы меня везде встречают не только хлебом-солью, но раньше – всё чаще с домашней самогонкой, сейчас – всё больше с пивом и вином. Так что Путин был не прав, когда сказал, что я пить не умею… А было так. Меня пригласили на съезд Русского географического общества. Я рассказал про нашу программу, как мы, помимо всего прочего, помогаем развивать в стране внутренний туризм. Когда закончил, Владимир Владимирович заметил: «Когда Джон заговорил, я подумал: почти русский, речь без акцента. А потом сказал «езжу и ем», я подумал: нет, не совсем русский – надо ещё выпивать научиться». Жаль, не вышло продолжения, а то бы он убедился, что выпивать я умею! И уже больше русский, чем англичанин, – эмоциональный и совсем не чопорный…
Мама не горюй
– Когда я приехал, вот уж точно не думал, что задержусь на двадцать с лишним лет. На пять – максимум! Это была моя пятилетка. Но не прошло и трёх лет, как я ушёл из компании. Стало не интересно работать на людей, которые не понимали, что здесь происходит, и не видели колоссальных возможностей, которые видел я. Ну и рисков боялись. А меня родители воспитали так: если хочешь чего-то – иди и делай. Как там у вас? Кто не рискует, тот не пьёт шампанского. И я рискнул: открыл свою фирму по экспорту семечек. Дело было в Ростове-на-Дону. Помню, приезжаю на элеватор разговаривать с директором: «Хочу этим заняться!» Всерьёз меня не воспринимали – ну кто я для них, молокосос, да и только. Но энергии и наглости мне было не занимать. Шёл напролом. А смелость города берёт. В результате стал самым крупным экспортёром подсолнечника из России.
Вспомните – тогда всё было возможно. Как грибы после дождя, открывались банки, кто хотел и умел вертеться, открывал заправки. Государство мало что контролировало. Это характерно для России: быстро замутить дело, а потом расхлёбывать последствия – долго и мучительно. В Англии всё наоборот: лет двадцать мы обсуждаем – принимать решение или нет? И решение всё-таки не принимаем… У каждой страны свои проблемы.
По большому счёту, тогда я был первооткрывателем в этом бизнесе. Но следом за мной за бизнес взялся сын тёти губернатора, потом дочка губернатора вышла замуж за бизнесмена, который тоже захотел открыть подобный бизнес… Стандартная история. И чего скрывать, Ростов-папа был в то время бандитским городом. Некоторые думали – раз Джон так легко зарабатывает миллионы, можно прийти к нему и попросить: Джон, отдай миллион. Мне как иностранцу поначалу было сложно – мы привыкли, что есть законы, которые защищают, есть контракт, и, если кто-то не выполняет свои обязательства, можно подать в суд и это сработает. Правда, сейчас больше проявилась оборотная сторона – Запад слишком этим увлёкся, в суд подают из-за сущей ерунды… А возвращаясь в Ростов 90-х – чего греха таить, законы не гарантировали цивилизованного поведения. Мне угрожали… Как выкрутился? Я не большого роста, я не качок. Всегда считал, что главное моё оружие – мозг. Так что когда начались разборки, я уже был почётным консулом Великобритании в Ростове-на-Дону, часто бывал в посольстве, мог сказать: «Был вчера в Москве, пообедал с послом»… К тому же я дважды встречался с королевой Елизаветой II. Мог и этим козырнуть. Я множил свою значимость, тем и защищая себя: чтобы думали – с этим лучше не иметь проблем. Очень пригодились и мои актёрские способности – когда к твоей голове приставляют пистолет, хочешь не хочешь, а играешь оскароносную роль – в буквальном смысле за свою жизнь. То время очень расширило мои представления о жизни…
А потом 98-й год. Я разорился, как и вся страна. Помните, как «киндер-сюрприз», не моргнув глазом, уверял – никакой девальвации не будет, а потом раз – и у большинства на руках вместо денег оказались бумажки. Поэтому я так понимаю россиян, которые всё потеряли в августе 98-го, я также чувствовал себя преданным, а это было форменное предательство, назовём вещи своими именами. Думал ли я тогда уехать? Конечно. Но не мог себе позволить – у меня было столько долгов! Морально не мог себе позволить сбежать от ответственности. И потихоньку как-то выкарабкался… Потом ещё и женился в Ростове, хотя, честно говоря, не надо было этого делать. Зато сейчас у меня есть девятнадцатилетний сын. Как вы говорите? Нет худа без добра? Точно!
Сбыча мечт
– В двенадцать лет я выиграл стипендию по музыке. Только потому, что все играли на кларнете, но никто не играл на валторне, а я выбрал именно валторну. Тогда я понял: в жизни нужно делать что-то особенное, чего не делает никто.
В начале нулевых я был на распутье – развязался с прежним бизнесом и гадал, что делать дальше. Я стал рассуждать так. Я люблю готовить и хочу бизнес, связанный с едой, но открывать ресторан – слишком сложно. Что я знаю досконально и чего нет на данный момент в России? Недели через две идея созрела: я буду делать английские колбаски. Я начал бизнес на кухне в восемь квадратных метров. А через несколько месяцев уже открыл цех – когда мои колбаски стали заказывать пятизвёздочные отели. Я снова был первым на рынке. Это был крутой бизнес, пока не подкосил кризис 2008 года. Банально не хватило денег на развитие…
Мама часто при мне повторяла: «Джон, это только деньги». У англичан есть присказка: «Нет смысла плакать над разлитым молоком». По-вашему – «всё к лучшему!». Я в это верю. Как и в то, что жизнь не репетиция и в ней надо пробовать всё. Эти слова Бернарда Шоу – моё кредо, я так и сына воспитываю.
Джон на Камчатке
В моей жизни часто бывает – я загадываю желание и всем его рассказываю. Русские друзья обычно меня ругают: молчи, накаркаешь, сглазишь, не сбудется! Я считаю, наоборот, если желание искреннее – сбудется. Помню, мы собрались с друзьями у меня на даче в Жостово. И кто-то просто так спросил: а чем ещё я хотел бы заняться? Я подумал и объединил в одно всё, что люблю: путешествия по интересным местам, еда, вино, общение – я коммуникабельный, могу моментально заговорить с кем угодно, где угодно и о чём угодно, я кайфую от всего этого. Два года прошло, я и думать об этом забыл. Хотя теперь понимаю, что судьба уже тянула меня в определённую сторону: меня пригласили на проект «Званый ужин», я не выиграл, но меня заметили, стали приглашать в разные телешоу – как иностранца, говорящего по-русски, который может подперчить передачу о чём угодно. И вдруг приглашение на кастинг и предложение стать ведущим передачи, которая собрала в себе всё то, о чём я всегда мечтал!
Моя картина России на сегодняшний день как никогда полная. Но всё равно после каждой командировки добавляется ещё что-то. Да-да, я помню, что «умом Россию не понять». Но я действительно стал понимать русских намного глубже. При этом есть куча вещей, которые я хотел бы здесь поменять, с которыми не согласен. Это нормально. Когда что-то любишь – не на всё закрываешь глаза, замечаешь и недостатки. Но это не отменяет отношения – к государству, к людям – с любовью.
Например, я не понимаю, почему здесь так все нянчатся с детьми, особенно с сыновьями. Конечно, Великая Отечественная война очень сильно повлияла – практически все мои русские друзья потеряли в ней близких. Запредельно много погибло именно мужчин. Но. Вы так трясётесь над мальчиками, оберегаете их, что у них нет шансов вырасти во взрослых мужиков. Ну нельзя полностью уберегать ребёнка от ошибок! Или не удивляйтесь потом, что они меняют маму на жену, которая продолжает их опекать.
Вы совершенно не закаливаете детей! На улице +25 градусов, ребёнок выходит в шапке, рейтузах… Зачем?! Я помню себя лет в девять, как возвращался домой поздним вечером: на улице +2 и я в шортах, руки – блоки льда, сопли текут. Я прихожу домой, мама зовёт меня обедать. Она не говорит – иди помой руки! И никто меня не ругает – почему я грязный, холодный, голодный, никто не спрашивает – где я был? Так приучают к самостоятельности. Мама даёт мне бутерброд, и я помню отпечатки грязи от пальцев на белом хлебе. Я всё это ем. И нормально! Спартанская жизнь, которая закаливает и формирует иммунитет. Я практически не болею. А вот русские обожают болеть. «У меня температура 36,8! Срочно таблетку! И на работу я не могу идти, конечно…»
Ещё я поражаюсь системе вашего образования. Когда я родил сына, я не подписывался отказываться от своей личной жизни. А получается, что это вынужденная мера – жить жизнью ребёнка: школа, кружки, репетиторы, домашние задания… Я готов воспитывать, помогать, советовать. Но учиться вместе, точнее за ребёнка, – нет, увольте. А школа и педагоги тогда на что? Сам я с шести лет жил и учился в закрытом интернате для мальчиков, домой приезжал только по праздникам. Кстати, может, поэтому у меня нет привязанности к какому-то месту, могу сделать дом из чемодана?.. Школа была, надо признать, уникальная, с шестисотлетней историей. Однажды сама королева почтила нас своим визитом. Одну её фразу запомнил на всю жизнь: «Энтузиазм – это дрожжи, которые поднимают твои мечты к звёздам». Конечно, мне было важно, чтобы и сын на своей шкуре узнал, что такое английское образование, а ещё – чтобы почувствовал себя и русским, и англичанином. И уже после этого выбирал, где хочет жить – в Англии, в России, а может, в Аргентине? Такого выбора у него никогда бы не было, если бы он остался простым парнем из Ростова-на-Дону, где жил с мамой до десяти лет.
А вот что меня всегда подкупает в русских – это детскость. Я это чувствую в каждом месте, где бываю. Вера в сказку – вот сейчас доедем до вершины и потом всё будет хорошо – сидит в каждом. Как и самоотверженность, и невероятное гостеприимство – к счастью, русская кухня начала выходить из-под советского одеяла, не надо уже делать суп из топора, продуктов великое разнообразие, не то что раньше. Помню, однажды всю Москву проехал в поисках авокадо, а когда нашёл, оно было такое, что человека убить можно было…
Я вижу, как Россия меняется, в чём-то – до неузнаваемости. Когда-то страна сошла с рельс, а теперь уверенно встаёт на них. Но надо понимать, что всё это время Запад в лице американцев и Евросоюза пытался давить, засунуть в российский рот свою еду. А между тем у самой Европы сейчас не лучшие времена. Громаднейшая проблема с эмиграцией! Эмигранты приезжают, живут по своим канонам, а не по нашим, и ещё оскорбляют коренное население. И это пресловутая толерантность? Когда всё наизнанку: нельзя говорить о правах белых, иначе тебя сочтут расистом. Неудивительно, что правые партии в Европе набирают обороты. Вот лучше бы своими проблемами занимались, а не переводили стрелки и не грозили санкциями России. Очень надеюсь, что вы достойно справитесь и с этим. Ведь после двадцати семи лет кочевой жизни по съёмным квартирам я наконец купил здесь свою собственную. Теперь есть все основания говорить: здесь мой дом.
фото: личный архив Дж. Уоррена
