Я была «московской невестой». Мой молоденький длинноволосый жених повез меня в деревню знакомить с будущей родней. Родня жила в большом деревянном доме, который до революции принадлежал священнику. Дом возвышался на холме, над прекрасной рекой Нерль и был виден издалека. Раньше тут стоял храм, но во время гражданской войны храм снесли, а дом священника – остался. Родня жила в этом доме и была веселой, многочисленной и шумной. Пели песни под баян, рассказывали байки и хвалились уловом. После обильной трапезы посуду мыли прямо в речке, возле окольцованной лодочки. Спать пригласили на сеновал, под самую крышу. В крыше были щели, и сквозь них светили звезды и луна… Золотистое сено высилось горой и вкусно пахло. Но к утру стало прохладно и сыро, звезды в щелях погасли, и мы решили покататься на лодочке. Спустились по неустойчивой деревянной лесенке в пристройку со спящей козой, тихо миновали ее, и по мокрой траве сбежали к реке. Утренний туман был розоват и нежен. На высоком холме красовался старый красавец – дом, в чистой воде серебристо плескалась утренняя сонная рыбешка, в небе носились стрижи и трясогузки. Мы отцепили лодку и медленно откачнулись от песчаной отмели. Весла плюхали по воде нежно, как гусиные лапы. Вскоре грести расхотелось, и лодочка зависла в середине реки, плавно переходя в свое отражение. Было так тихо и спокойно, что не хотелось шевелиться. Казалось, что слышен шелест водорослей на дне.
Иллюстрация Татьяны Вайнонен
Вдруг тишину грубо нарушил резкий мужской баритон: «Вы чего это на прикормленном месте пасетесь, «тудыть-растудыть»? А ну – брысь на берег! Тут моя рыбалка!» Мы начали робко оправдываться, мол, рыбу ловить и не собирались, просто покататься, то-се… «Покататься? Здесь? Да откуда вы взялись-то такие, «мать-перемать»? Да кто это вас сюда вообще пустил, «дыть-трындыть»! Да вас и так – и эдак, по буям – по буеракам, тля!» Дальше прозвучала такая тирада, что я, даже не успев покраснеть, поняла, что попала на спектакль одного актера. На левом берегу Нерли стоял мужчина в высоких резиновых сапогах, развевающихся сатиновых трусах до колен и с завязанной на манер тюрбана майкой на голове. Он был красен от загара, кривоног и небрит. Словом, он был прекрасен, как языческий Бог реки. Его голос разносился на многие километры в обе стороны и множился эхом.
Внезапно в поток вдохновенной речи Левобережного Цицерона влилась свежая струя. Это дядя моего жениха вышел на высокий Правый обрыв встретить солнце. Он увидел нашу лодочку под обстрелом раскатистых обвинений соседа и тут же вступил в перепалку. Защищая права своего Берега на свободу перемещения и проявляя героическое гостеприимство, дядя ни в чем не уступал Левобережному сопернику. Кричали они по очереди, строго соблюдая небольшие паузы, чтобы дать эху поиграть с материалом и настроиться на ответную арию. Именно оперу напоминало это действо больше всего! Казалось, над рекой образовался сверкающий мост, или радуга перекинулась дугой с берега на берег… Соперники совершенно забыли причину начала ссоры. Это уже не имело никакого значения. Звуки неслись над нами по дуге, выстраивались в карнизы и балконы, складывались в этажи и венчали высокие своды скульптурными изображениями и лепниной. Они вольно неслись к небу, никак нас не задевая и не касаясь. Я заслушалась. Ничего подобного я никогда не слышала. Многоэтажное народное творчество переливалось, гремело над рекой, приветствуя наступающий чудесный летний день торжественным гимном. Поднималось солнце.
фото: Depositphotos/Fotodom
