Радио "Стори FM"
Татьяна Ильина-Вайнонен: Жёны и Мужоны

Татьяна Ильина-Вайнонен: Жёны и Мужоны

Дети относятся к жизни очень серьёзно. Каждое новое событие гораздо ярче, дороже и острее, чем повторенное уже множество раз.

Детское горе огромно. Оно беспредельно. Потому что кажется, что это навсегда.

А детское счастье, наверное, даже больше «взрослого». Потому что состоит только из счастья. Из чистого счастья, без всяких нюансов и примесей трезвого взгляда на мир, оставшихся на обочине жизненного опыта.

У нас была игра, которая называлась «Жёны и Мужоны». Мы разбивались на несколько «семей», которые обычно состояли из мальчика, девочки и «ребёнка». Ребенком могла быть кукла или плюшевый медведь. Или даже просто свернутый в рулон теплый платок с торчащей из него мордочкой запелёнатой варежки... Сами мы «ребенками» быть не хотели. Никто не хотел. В этом не было тайны игры.

Мы строили себе дома. Зимой это были вылепленные из снега лабиринты с невысокими стенками. В них были столы, стулья, кровати из снега, и даже окна из плексигласа, водруженного на снежную перегородку. Стены вокруг нет – а окно есть.

Так как жилища были без стен и крыш, всегда было видно, что происходит у соседей. Поэтому все очень старались перещеголять друг друга богатством и роскошью домашнего убранства. Втыкали в стол веточки-букеты. Жертвуя своими шарфами, делали на окнах занавески. Сушили варежки на снежных батареях. Укладывали спать в снежные кроватки игрушечных детей или домашнего кота Борьку, чёрного-пушистого, который считался непослушным ребёнком и горем семьи, потому что всё время распелёнывался и удирал. Тогда все соседи объединялись и дружно ловили беглеца.

Летом и осенью такие игры были ещё интересней. Материалов для мебели было гораздо больше. В ход шли ящики из-под бутылок, обломки досок со свалки, и однажды мы чуть не подрались семьями из-за выброшенного кем-то старого кресла с торчащим поролоном.

Наши постройки постоянно разрушала дворничиха-татарка с нежным именем Жизель. Она страшно ругалась на своём, как мы говорили, таратарском языке и сжигала за гаражами нашу, с таким трудом добытую рухлядь. Эта же участь постигла и кресло. Зато наши войны за него сразу прекратились.

Кроме этого, летом можно было удивлять соседей изысканностью приготовленных в семьях обедов. Мы готовили еду из травы, земли, листьев и камней. Существовала строгая иерархия листьев. Лопухи - это блины. Листья одуванчиков - селёдка. Кухня сильно приукрашивалась осенью, когда листья приобретали разные оттенки. Белые ягоды снежноягодника, которые заманчиво чпокают, когда на них наступишь, обозначали куриные яички, рябина – помидоры, любая трава - укроп. Ещё у нас был «нарезанный» ломтиками хлеб – пожелтевшие листья тополя. Песок обозначал сахар, земля с мелкими камушками – гречку. Когда юная хозяйка несла набор листочков и камней в своей пластмассовой сумочке из песочницы- магазина, все соседи знали, что она купила.

Однажды мы играли в «жёны-мужоны» в палисаднике под нашим окном.

В садике были две маленькие полянки, окружённые вишнями и цветочными клумбами. К каждой вела своя маленькая дорожка. Так получались две отдельные «квартирки».

В одну из них этим вечером заселилась семья красавицы Ирен и её «мужа» Вовчика. А во второй вели хозяйство мы с Сашей Володькиным, который считался моим «женихом».

В тот злополучный вечер Ирка притащила из дома два походных складных стульчика из брезента, настоящую кухонную клеёнку и эмалированную миску с плотно закрытой крышкой. В семье Ирен все было класса-люкс! У них с Вовчиком был ребёнок – кукла Непослушная Аленка. В настоящем магазине игрушек такая стоила целых десять рублей! К ней прилагались дополнительно ложка с кашей и бутылочка молока. Во рту у куклы, а также внутри ложки и внутри бутылочки, прятались магниты. Они были подобраны так, что, когда кукле ко рту подносили ложку с кашей, она отворачивалась. А когда подносили бутылочку с молочком, разные полюса магнита притягивались друг к другу, и кукла тянулась к бутылочке.

2.jpg

За ужином Аленка, как обычно, капризничала, а Ирен и Вовчик, стараясь максимально привлечь наше внимание, усердно ее воспитывали. Кукла упорно отказывалась от пластиковой каши, Ирен ее бранила, а Вовчик ворчал, что они обе мешают ему смотреть футбол. Предполагалось, что он смотрит телевизор, который синел в окне чьей-то квартиры на первом этаже. В конце концов Аленка была наказана за капризы и отправлена в угол между стволами вишни и березы.

Ирен громким жеманным голоском принялась потчевать мужона Вову, предлагая ему ужин, который был спрятан в миске. В ручку эмалированной крышки была поперёк вставлена пробка. Ирен, чувствуя пафосность момента, ухватилась за эту пробку, делая вид, что блюдо очень горячее, и подняла крышку.

– Кушай, Вованчик! Я три часа простояла у плиты.

По всему палисаднику разнёсся запах жареной трески с луком и картошкой.

Конечно, треску приготовила не Ирен, а её мама. А Ирен просто стащила со сковородки часть семейного ужина.

Это был удар под дых. Запрещенный прием. Никто и никогда в наших дворовых семьях не выносил из дома настоящую еду. Игра перешла на какой-то совершенно новый уровень.

У нас с Сашей на ужин были травяные макароны с лютиками и тефтелями из шишек.

Блюдо, вполне достойное, но всё же оно не шло ни в какое сравнение с настоящей жареной треской. Саша жалобно заскулил. Как добытчик, он проиграл вчистую. Я тут же помчалась домой, чтобы найти хоть что-нибудь съедобное.

Дома никого не было. В холодильнике стояла консервная банка «Завтрак туриста», лоток с живыми красными червячками для аквариумных рыб – мотылем, полпачки масла и сетка с картошкой. Поживиться было нечем.

Я бросилась к буфету. В буфете поблескивали банки с вареньем и хлебница. Я схватила початую банку с черносмородиновым желе и половинку буханки чёрного.

Есть! Теперь уже Федя с Ирен завидовали нам. Со своей рыбой они разделались давно, а десерт у них не был предусмотрен.

5.jpg

Мы с Сашей благородно решили пригласить соседей в гости на чай. Буханка очень быстро разлетелась на бутерброды с вареньем. Капризная Аленка была прощена и радостно примагнитилась к молочной бутылочке. Зависть и конкуренция между двумя семьями были в прошлом. Семейная жизнь в этот вечер закончилась нестройным четырёхголосным исполнением песен – «Когда метель рычит как зверь» и «Помогииии мнеее». Вторую песню из фильма «Бриллиантовая рука» мы пели в летних сумерках с особенным чувством.

Надо сказать, что после этого исторического события семейные игры потихоньку сошли у нас на нет. А может, мы просто из них выросли. Соревновательный момент был изжит, и семейные опыты потеряли остроту. Но в тот вечер переживания для меня еще не закончились…

Вилли-Винки

После прекрасно завершившихся игр в «Жён и Мужонов» я прибежала домой счастливая. Но с порога стало понятно, что в моей настоящей семье всё не так безоблачно.

В прихожей я услышала громкий голос папы из кухни:

– Опять в семье хлеба нет!

Голос мамы:

– Я точно помню, что оставалась половинка чёрного.

Голос папы:

– Куда же она делась?

И после паузы голос бабушки:

– Я хлеб вообще не ем!

И дальше все хором:

– Татка!

К такому повороту событий я была не готова. Но у меня был проверенный способ выворачиваться из сложных ситуаций.

Когда я была совсем маленькая, у меня был верный друг, гномик Вилли-Винки, персонаж шотландской песенки, которую мне пела бабушка.

Он выручал меня не раз.

Если я что-то теряла, то всегда говорила, что это забрал Вилли-Винки.

Если я отвечала неправильно на заданный вопрос, я говорила, что Вилли-Винки мне подсказал. А если опаздывала, то задерживал меня, конечно, тоже он.

Теперь я была большой девочкой, уже закончила второй класс. Но кроме Вилли-Винки, в этот момент спасти меня не мог никто.

– Не знаешь ли ты, куда подевался хлеб? – спросили меня хором папа, мама и бабушка, когда я возникла в лучах кухонной лампы.

– Его забрал Вилли-Винки, – громко и прозрачно соврала я.

Родители молча переглянулись.

После этого я впервые в жизни была сурово наказана – конечно, не за то, что, не подумав, лишила семью хлеба, а за откровенное, неприкрытое и неумелое враньё. Папа запер меня в тёмной комнате. Я сидела в углу на диване нахохленным воробьём и думала о разнице между игрой и реальностью.

Конечно, мы с папой вскоре помирились. Он вошёл ко мне в комнату и строго сказал:

– Татка, ты уже большая. Пора тебе научиться убедительно и художественно врать! Могла бы сказать, что…

С тех пор я всю жизнь оттачиваю своё мастерство. Пишу сказки, сценарии, и даже заставляю своих опоздавших на занятия студентов писать «художественные» объяснительные. Если объяснение получается интересным и неожиданным, я пропуск в журнал не ставлю.

на фото: Таня Янышева, Вика Мирошниченко, Кирилл, 1971 г.

иллюстрация: Татьяна Вайнонен

Похожие публикации

  • Татьяна Вайнонен: О любви. Ирис
    Татьяна Вайнонен: О любви. Ирис
    Вовка-Морковка был недосягаем. Как актёр театра и кино, как житель другой планеты, как принц из сказки. Во-первых, он был Шестиклассником. А в детстве четыре года разницы – это океан времени. Во-вторых, он ходил в школу без сменки и без портфеля. Просто руки в карманы – и пошел!
  • Татьяна Вайнонен: Штукатурка
    Татьяна Вайнонен: Штукатурка
    Когда человек регулярно опаздывает в школу? Когда школа находится прямо во дворе его дома, метрах в ста от подъезда. Когда человек просыпается за десять минут до звонка, совершенно не реагируя на стук в дверь, восклицания в коридоре, и резкое сдергивание одеяла под бесчеловечный трезвон будильника?
  • Татьяна Вайнонен: Хвостик
    Татьяна Вайнонен: Хвостик
    У меня была необыкновенная бабушка. Катерина Ивановна. Катя. Военный хирург. На фронт она ушла в 30 лет. Красавицей, с тяжелой косой до пят, с тонкой талией и веселым гордым нравом. Прошла всю войну, вернулась с чемоданом яблок и алюминиевой миской, отлитой для нее благодарными солдатиками из крыла сбитого немецкого самолета