Радио "Стори FM"
Михаил Осокин: Чем опасен дадаизм

Михаил Осокин: Чем опасен дадаизм

Юбилей одного из самых экзотических художественных явлений ХХ века: 100 лет назад в Берлине состоялась международная “Дада-выставка”. Публика впервые увидела такой прием как фотомонтаж – а среди скульптур привлекала внимание работа Макса Эрнста: к скульптуре прилагался топор, чтобы разбить ее. 

Так летом 1920 года возникший в Цюрихе дадаизм вышел за пределы Швейцарии и стал международным движением, объединившим известных художников и поэтов. Во Франции дадаистами были Марсель Дюшан, Луи Арагон и Поль Элюар, а в Испании Сальвадор Дали, прежде чем назвать себя сюрреалистом, тоже побывал в рядах дада. Дали учился тогда в художественной академии в Мадриде, он стал экспериментировать с методами дадаизма – и за это его выгнали из академии. 

Дадаизм - малоизвестный современной публике термин, но  можно сказать, что люди встречаются с  искусством дада на каждом шагу. Современный поп-арт, хэппенинги, инсталляции – все это выросло из дада, из экспериментов художников и поэтов, которые в 1916 году основали в Цюрихе свой союз. Поэты Тристан Тцара и Хуго Балль, скульптор Ханс Арп, архитектор Йоханнес Баадер и другие создатели дадаизма считали, что мир сплошь безумен – и так его и надо изображать.

Что касается названия – дада – то существует несколько версий, и самая экзотическая  связана с Лениным. Якобы в кафе “Кабаре Вольтер”, где собирались художники, за одним из столиков сидел неприметный человек, который что-то писал и возбужденно говорил по-русски сам себе: “Да! Да! Да!” – и художникам эти звуки очень понравились. Действительно Ленин часто заходил в кафе – он жил в доме напротив. Он играл в шахматы с Тцарой - так что дадаизм возник  как минимум в присутствии Ленина. 

А по некоторым утверждениям, он вообще участвовал в создании дада. Баадер писал, что Ленин с Тцарой вместе придумали это движение, а затем Тцара через своих знакомых договорился о том, чтобы Ленина пропустили через Германию  в Россию, делать революцию. 

Тцара стал главным идеологом дадаизма. Именно он написал манифест с объяснением названия нового движения. Он тоже напомнил о русских корнях слова дада - но упомянул и другие смыслы, которые можно найти в нем:  

“На языке негритянского племени Кру дада означает хвост священной коровы. Это может быть обозначением детской деревянной  лошадки, кормилицы, воспроизведением бессвязного младенческого лепета. Во всяком случае – нечто совершенно бессмысленное, что и стало самым удачным названием для всего течения”. 

Впрочем,  русский вклад в дадаизм не ограничивался названием. Говоря об этом движении, историки называют немало знакомых нам фамилий. 

Например, Василий Кандинский выступал на перформансах в “Кабаре Вольтер”. Он также печатался в журнале Dada. И русскими дадаистами критики называют ленинградскую группу ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства). 

Как и у дадаистов, ключевым понятием эстетики обэриутов была нарочитая бессмыслица и так называемая “заумь”. Техникой  “заумного языка” увлекались многие русские авангардисты, начиная еще со знаменитого литературного экспериментатора Велимира Хлебникова. Ярким представителем русских дадаистов был обэриут Николай Олейников - с его абсурдистскими стихами, где парадоксы и бессмыслица перемешивались с насмешками над советскими стереотипами. 

Когда ему выдали сахар и мыло, 

Он стал домогаться селедки с крупой.

Типичная пошлость царила

В его голове небольшой.

Другой обэриут Николай Заболоцкий примерно так же экспериментировал с советской реальностью в своей эпической поэме о сельской жизни “Торжество земледелия”, за что жестоко поплатился. В разгромной статье в “Правде” его обвинили в пропаганде заумной чепухи и поповщины: 

“Он плясал, высовывал язык, отпускал скабрезные шуточки там, где речь шла о деле, руководимом ленинской партией, руководимом ее вождем”.

Заболоцкий был арестован, но после шести лет лагерей он вышел на свободу. Ему повезло больше, чем Олейникову, которого расстреляли. 

Но, пожалуй, ближе всего к дадаизму был Даниил Хармс – по своим взглядам и стилю, по  любви к мистификациям.  Хармс, мастер литературного абсурда, и всю свою жизнь сделал мистификацией. В школе он убеждал учителя, что является сиротой, а в автобиографии описывал, как родился раньше срока и потом четыре месяца сидел на вате в стеклянном инкубаторе. 

Мистификации продолжились в его фантастических рассказах, и это было стремлением подчеркнуть абсурд самой жизни, окружающей действительности. Пушкин у Хармса очень мучается от того, что у него не растет борода, а один советский литератор в гневе убивает другого ударом огурца - и рассказ заканчивается словами: “Вот какие большие огурцы продают теперь в магазинах!”.

В рассказах Хармса революция, политика, советские реалии – все превращалась в какой-то театр абсурда. Пионеры кричали друг другу: “Я теперь совсем не Петя, а советский самолет”. Царь Николай II улетал на небо со словами “прощай, прекрасный Петербург”, а борцы против царизма, приветствуя революцию, выходили на улицу с песней: 

“На баррикады мы все пойдем, 

За свободу мы все покалечимся и умрем”. 

Конечно, советская власть не могла любить такого писателя. Как Заболоцкий и Олейников, Хармс тоже был арестован – летом 1941 года. Вскоре он умер в тюремной больнице в возрасте 37 лет, а его произведения оставались запрещенными до реабилитации в 1956  году. 

фото: Портрет Тристана Тцара, 1920 год; Topfoto/FOTODOM

Похожие публикации

  • Тамара Апенченко: Свидетель Космоса
    Тамара Апенченко: Свидетель Космоса
    Сегодня 12 апреля, День космонавтики. Тамара Апенченко, о которой рассказал ее муж, Юрий Апенченко, была первой журналисткой, писавшей о космосе. Ее публикации вышли первыми В МИРЕ, прямо с Байконура. Работали они вместе с мужем - тоже первопроходцем «космической» темы

  • Лев Рубинштейн: «Модно то, что я ношу»
    Лев Рубинштейн: «Модно то, что я ношу»
    Почему я вдруг задумался о таком вроде бы мало актуальном в наши дни предмете, когда всем в наши дни явно, казалось бы, «не до этого»?
  • Лев Симкин: Водитель для Брежнева
    Лев Симкин: Водитель для Брежнева
    Мы продолжаем публиковать забавные истории известного юриста Льва Симкина, автора многих серьезных книг, который в перерывах между их написанием развлекает читателей своими байками. На сей раз – о временах «застоя», о быте и нравах партноменклатуры