Про Куйбышевское водохранилище в Википедии написано так: длина - 510 км, наибольшая ширина - 44 км, площадь водного зеркала - 6450 квадратных километров.
Это географическое водное зеркало (мутное, изогнутое, с неровными краями) никак не разбить, но в него, наверняка, кто-то смотрится, и где-то с другой стороны должно быть спрятано зазеркалье.
Там, в зазеркалье, под медленной водой, под рыбами и раками, под слоем чёрного ила лежит истоптанная земля. Это город, в котором я родился и которого не видел. Земля, по которой ходили мои прапра, где они теряли кольца и серьги, ключи и гвозди, где били посуду, выбрасывали бутылки, где прятали клады и оружие, где строили дома и хоронили мертвецов, где срывали сирень и ставили её в вазы, где в первый раз целовались, где молились и забывали мёртвых. Там лежит Сенгилей, затопленный при строительстве, затянутый зеркалом, «Сенгилей до».
Тех, кто видел город до затопления, почти не осталось. В моей семье это была бабушкина сестра, Нина Васильевна, в 1956 году ей было 17. «Сенгилей-Сенгилей - город юности моей» - есть такая присказка. Город юности был послевоенным, дореволюционным, чёрно-белым.
Нина Васильевна (хочется написать Ниночка Васильевна) должна была запомнить Покровский собор без крестов и с вырванным колоколом, должна была знать историю протоирея Михаила Лебяжьева, которого сослали в 1931 году - далее пропал бесследно. На одной из фотографий есть секунда: колокол летит, зацепленный тросом, местные смотрят, и по затылкам их видно, как они открыли рты.
Наверное, Ниночка видела и церковь Николая Чудотворца, уже совсем обветшалую, с выбитыми окнами и откусанными куполами. Настоятеля расстреляли, а здание приспособили под консервный цех.
Может быть, плавала она на пароходе «Джон Рид», пока тот не врезался в баржу и не затонул, или каталась на лодке до острова Середыша, где песчаный берег и самая чистая вода, или до острова Костамыша, где дубы, водяные крысы и море ежевики. В половодье, впрочем, оставались одни дубы. И Нина Васильевна плавала меж дубами.
Уж точно поднималась на Венец, наблюдала с другими зеваками ледоход, а потом видела, как Венец срывали, как вместе с землей увозили грузовиками человеческие кости, доски и крестовины забытого кладбища.
Ходила по деревянным настилам, по земляному мосту через Сенгилейку. Знала Ростю, в детстве переболевшего полиомиелитом, высохшего, костяного, весом 26 кг. Ростя был местной знаменитостью, передвигался на самодельной коляске, писал лозунги и рисовал афиши, играл на гитаре и мандолине, даже имел женщин. Возможно, слышала о Егоре Сироткине, бывшем священнике, потом сапожнике. Его крошечный дом был увешан иконами, а спал он в гробу.
Помнила тот Сенгилей многолюдным, портовым, с пароходными гудками и запахом речной тины, рыбным, яблоневым и тополиным, старым, ветхим, цветным. Нина Васильевна умерла два года назад, и ничего об этом не рассказала. В десяти минутах от её дома – высокий берег и километры пустой воды.
В 1952 году началась подготовка к затоплению. «Близок день, когда «морская Волга» еще более расширится за счет Куйбышевского водохранилища. На 600 км в длину раскинется оно с юга на север, зашумит крутой волной, вспыхнет огнями маяков…», - написал журнал «Огонёк».
Людям выдавали компенсации, дома переносили целиком или строили заново, рубили деревья и выкорчевывали пни, взрывали церкви и целые монастыри, жгли мусор, закапывали выгребные ямы, переносили скотомогильники и расчищали кладбища.
150 тысяч человек покинули свои дома, забрались повыше и сели смотреть на хитро придуманную, грамотно спланированную, почти ручную катастрофу. Сначала в бездну свалился стул, потом - упала кровать.
В воспоминаниях местного жителя Георгия Стоцкого есть такой фрагмент:
«Наш выпуск средней Сенгилеевской школы в 1956 году был последним в старом здании. После выпускного вечера мы вышли на берег. Вода уже прибывала. Вокруг школы все здания были убраны. Венец на берегу был скопан. Привычные очертания берегов и прилегающих улиц менялись на глазаx. Через некоторое время было взорвано и здание школы. Сенгилей нашего детства и юности перестал существовать».
До сих пор купальщики выдумывают истории о том, что слышали колокольный звон из-под воды, и пугают друг друга всплывающими из ниоткуда гробами. От старого Сенгилея осталось несколько улиц, и город теперь, как тот Ростя, - с высохшими ногами, сгорбленный, уродливый, но с балалайкой в руке, как и положено райцентру, «Сенгилею после».
Ростя смотрит в водное зеркало, Нина Васильевна смотрит туда же, выпускники 1956 года выстроились в ряд, ищут то место, то зазеркалье, Сенгилей-Сенгилей. Видят только голубое отражение.
фото: личный архив автора
