В один из декабрьских вечеров папа ходил за ёлкой. Денег тогда не было совершенно, да и покупать ёлку, когда в паре километров от дома растет лес, казалось глупостью. Папа надевал валенки, фуфайку, дурацкую шерстяную шапку, варежки, брал топор и уходил в пустую холодную тьму.
Сразу за нашим домом начинается поле, за ним — лес. Папа шел через поле по колено, по пояс в снегу, в прозрачной зимней темноте, в глухоте — к 30 отец практически полностью потерял слух. Звезды светили над ним, снег отражал и рассеивал их свет, вдалеке чернел лес. Как-то по телевизору показывали программу о первом полёте Юрия Гагарина. Говорили, что в космосе он встретил ангела, поэтому потом и погиб — нельзя простому смертному знать таких секретов. Я боялся, что папа тоже вдруг встретит ангела.
Дом у нас большой, с высокими потолками, поэтому и ёлка должна была быть высокой — метра три. Елей, кстати, в том лесу не росло, поэтому ёлкой мы называли сосну. Переплыв снежное море, папа входил в лес, светил впереди себя фонариком.
Мы в это время доставали игрушки, освобождали их от прошлогодних газет, проверяли гирлянды. Тогда у нас еще оставались какие-то даже реликвии: стеклянные советские шары, шишки, вытянутые сосульки, лыжник со стершимся от времени лицом, белка, парашют без парашютиста, звезда. Отдельно стоял метровый дед Мороз, вырезанный из пенопласта. Его шапка почему-то была выкрашена в зеленый цвет.
Мама часто подходила к окну, хотя ничего в нем увидеть было нельзя. Деревянные окна промерзали насквозь, ледяные узоры напоминали еловые ветки, заросли, в них можно было рассмотреть исхоженные тропы, следы зверей, лисьи хвосты, отпечатки пальцев — но это был другой лес, не тот, где бродил отец.
Папа шел по замершему, спящему лесу, шнырял фонариком по фигурам, силуэтам, искал. О чем он в тот момент думал? Я думал о том, что сейчас начнется метель, и он не вернется. Папа находил елку, расчищал под ней снег, наклонялся к её основанию и взмахивал топором. Лес не просыпался, но, может, чувствовал странные постукивания в области молодой поросли.
(Однажды, через несколько лет, мы украсили елку изображениями своих новогодних желаний. Буквально нашли картинки, распечатали и повесили — мама прочитала, что так они обязательно исполнятся. И они, как ни странно, исполнились — у всех, в точных подробностях, как и хотелось. На следующий год мы проделали то же самое, но коэффициент исполнения был гораздо меньше. На третий год не исполнилось ничего).
Срубленное дерево отец тащил по снегу, за ним оставался след — будто бы провели кисточкой. Наступал 2002 или 2003 год. Дом наш топился дровами. Непропорционально высокая труба над домом гудела и расшатывалась на ветру. Пластиковые плинтуса под потолком грызли мыши. Во дворе стояла корова Белка. Мои родители были совершенно молоды, им было чуть больше, чем сейчас мне. Мама мечтала о ремонте. Я не помню, о чем мечтал. Папа о своих мечтах никогда не рассказывал. Если он не вернется, новый год не наступит.
Игрушки были разобраны и разложены на полу, гирлянды проверены — горят. Пенопластовый дед Мороз в зеленой шапке томился. Вдруг во дворе начинала лаять собака — это значит, что папа уже близко, мама включала в прихожей свет. Шаги, открывается дверь — с улицы несет холодом, папа стоит в снегу, замерзший, покрасневший, измученный, рядом с ним стоит ёлка. Мы заносим её, почти живую, ставим в крестовину. Через несколько минут она начинает оттаивать, с неё течет вода. Лес, метель, ночь, холод, снег, — всё остается позади, сегодня ничего не случится.
Про это и есть Новый год — про то, что все вернулись, дома стоит ёлка, на ёлке висят желания, которые не исполнятся, но это неважно. Про то, что темнота никого не забрала, никого не унес ветер, мы вместе, живы, смотрим друг на друга, любим, ждем, мы здесь, мы на Земле, мы — люди, а вокруг нас холодный страшный мертвый космический лес с притаившимися за деревьями ангелами.
