Лев Рубинштейн: В ожидании оттепели

Я, между прочим, в детстве любил и, признаюсь, до сих пор люблю такой почтенный и уютно старомодный жанр словесности, как «заметки фенолога». Только нынче он куда-то совсем исчез. А если он кое-как и существует, то существует в виде воспоминаний, наподобие моих, или как вожделенный и неисчерпаемый объект пародирования.

А так, чтобы всерьез, - нет, не видно. И это, в общем-то, понятно и объяснимо.

Видимо, ушли один за другим в иные пределы, где нет ни болезней, ни воздыханий, ни, что самое ужасное, сезонных изменений, эти скромные и работящие узкие специалисты, вроде тех, кто умел когда-то необычайно ловко и до ужаса жизнеподобно рисовать птичек-зверушек и лепестки-травинки для энциклопедий и учебников.

А в детстве я этих фенологов читал в товарных количествах в отрывных календарях или простодушных, слегка придурковатых изданиях наподобие «Работницы».

Жанр исчез, а острая необходимость как-то рефлексировать по поводу сезонно-климатических обстоятельств, особенно тех, которые выбиваются из монотонного ритма скучных и предсказуемых погодных прогнозов, остается и властно требует выхода в форме каких-никаких художественных образов.

В общем, жарко! Жарко, господа. Ужасно жарко. Вот, собственно, что я всего лишь и хотел сказать, предварив это не слишком оригинальное соображение довольно громоздким и явно лишним предисловием.

При том, что информационное пространство последних недель и дней особо скучным не назовешь, тема жары, похоже, заняла свое почетное место в ряду прочих информационных поводов. А такие привычные идиоматические обороты, как «жаркая дискуссия» или «горячая линия», или «теплый прием», стремительно утрачивают свою устойчивую, казалось бы, метафоричность.

Кстати о метафорах. Их часто используют, полностью пренебрегая их прямыми значениями, и тогда возникают весьма комические речевые ситуации.

Мне вот на днях попалась на глаза чья-то запись в одной из социальных сетей, в которой говорилось буквально следующее:

«После долгожданной грозы в этой неотступной кошмарной жаре наступила недолгая, но такая блаженная оттепель». Как вам эта «оттепель в неотступной жаре»?

Интересно еще и то, что разные информационные поводы при всем их несходстве и, скажем так, разноплановости и разномасштабности обнаруживают непостижимую способность рифмоваться друг с другом.

Вот скажите, что может быть общего между аномальной жарой и различными судебно-следственными сюжетами, проходящими под общим юридическим термином «возбуждение ненависти»? Казалось бы, если и есть какая-нибудь связь, то скорее обратная, ибо сезонные аномалии как правило сплачивают людей в общей беде. Я, например, на днях видел в метро, как какая-то молодая девушка упала в обморок и как весь вагон дружно приводил ее в чувство.

Но не всегда так.

Вот идет, например, одна моя знакомая с электрички в сторону своей дачи. Одета она по погоде, то есть, скажем прямо, минимально. Ну, как большинство из нас в эти дни. А рядом, видимо из той же электрички, идет тетка в длинной юбке, в платке и с очень строгим и даже суровым выражением на лице. С тем самым, напряженным и подозрительным, выражением, каковое в определенной среде непостижимым для здравомыслящего человека образом ассоциируется с духовностью.

Идут они рядом. Идут пять минут, десять. Потом тетка вдруг произносит как бы в никуда: «Ад! Ад кромешный!» «Да, - охотно подхватывает моя знакомая, - адская жара. И, говорят, еще хуже будет». «Ад наступил, - как бы не замечая коммуникативных усилий своей случайной попутчицы, продолжает тетка свою заветную мысль. - Все голые ходют».

Моя знакомая от продолжения темы благоразумно уклонилась и продолжала движение молча. А тетка еще долго бормотала что-то про ад, который если еще не наступил, то вот-вот наступит окончательно и бесповоротно.

Про ад и рай представления, конечно же, у всех разные. Что и понятно: кто их видел-то, кроме Данте и Босха. Но как-то думается мне, что с людьми, для которых буквально адская жара - это вроде как не ад, а всего лишь некоторый повод для вольностей внешнего вида - именно ад, и при том кромешный, не все в порядке. А таких людей, между прочим, очень много, и в некоторых местах нашей общей земной поверхности именно они устанавливают нормы и правила, регулирующие общественные и частные представления о рае и аде, о добре и зле, о красоте и уродстве.

А нам с вами что остается? А нам остается упорно и вместе с тем по возможности весело и не агрессивно сопротивляться аду, явленному не столько даже кромешным зноем, который все-таки пройдет рано или поздно, сколько неизбывной человеческой глупости.

Ну, вот, я же предупреждал, что никаких «заметок фенолога» у меня не выйдет. Да и откуда бы: в этих заметках никакого ада никогда не было. Там всегда только один сплошной рай, хотя бы потому, что в этих заметках было все, что угодно - зверушки да птички, лисички да цветочки, пестики да тычинки, дождички да сосульки, ручейки да сугробы. Много чего там было. А людей там не было. А без людей какой ад?