В последние дни я по очень понятным причинам особенно часто вспоминаю это место из «Записных книжек» Лидии Яковлевны Гинзбург, одной из умнейших женщин прошедшего века:
«Чувство общественного приличия запрещает увиливать от своего происхождения. Нельзя находиться в положении человека, который говорит: “Я русский”, а завтра может стать объектом еврейского погрома».
Да, подписываюсь под этим двумя, как говорится, руками. И при этом хочу заметить, что ключевым словом во всем этом пассаже мне представляется слово «приличие» и прочие слова, производные от него.
У прилагательного «приличный», например, довольно много значений, и все они, так сказать, своевольно мерцают в нашем речевом обиходе.
С одной стороны, это слово означает иногда просто «хороший», «пригодный». С другой стороны, «приличный» является синонимом к слову «порядочный».
Эта синонимичность иногда забавно преломляется в речевой практике иностранцев, изучающих русский язык. Так, даже не один, а двое или трое моих немецких приятелей в разное время и при разных обстоятельствах сообщали мне о том, что «в том ресторане, куда мы пойдем вечером, довольно порядочная еда».
А еще у слова «приличный» есть значение «изрядный, большой». «Он, между нами говоря, приличная сволочь», - приходилось мне слышать, и не однажды. Впрочем, про «порядочную скотину» тоже приходилось слышать. Синонимы все-таки.
Не только «приличия», но и «неприличия» трактуются иногда исключительно широко и, главное, субъективно.
Я почему-то запомнил, как одна маленькая девочка, впервые посетившая детский сад, сказала: «У нас там в группе есть один мальчик. У него та-ка-я неприли-ичная фами-илия!» «Какая-же?» - осторожно спросила ее мать. «Горшков!» - давясь от смеха выкрикнула девочка, носившая, к слову сказать, приличную фамилию Вшивцева.
А слово «неприличный» зачастую заменяется словом «пошлый», что не имеет отношения, ни к приличиям, ни к пошлости. «Пошлый анекдот», - говорят в тех случаях, когда в анекдоте употребляются ненормативные слова или выражения.
Следует заметить, что и о пошлости Лидия Гинзбург высказалась с таким же интеллектуальным блеском:
«Пошлость –это, в сущности, искажение ценности, неправильное обращение с ценностью. Пошлость либо утверждает в качестве ценности то, что для подлинно культурного сознания не ценно, либо унижает ценное, либо ценности, выработанные в недоступной ей культурной среде, применяет не там и не так, как следует, вырывает их из органической связи. […] Пошлость свойственна промежуточным слоям, стремящимся паразитически овладеть высшей культурой своего времени, которая им недоступна».
Про «пошлость», под которой подразумевается «неприличие», часто говорят люди, которые, уверен, и вообще не очень-то, - вроде той самой девочки, - представляют себе, что в принципе означают такие понятия, как «пошлость», или «приличие» и которые сами по себе являются носителями скорее пошлости, чем приличий.
Бытовое хамство как модус публичного поведения, хамство, протекающее с самой крыши и хлещущее с потолков на нижние этажи, давно уже стало чем-то вроде этикетной нормы.
Не то чтобы даже изменились представления о приличиях, но само такое понятие, как «приличия», кажется, вовсе исчезло из обихода.
И не просто какие-то там вообще люди, но и люди вполне публичные, люди из телевизора или парламентских трибун ведут себя так, как будто бы вокруг них нет совсем никого.
Ура! Гости разошлись. Можно теперь с облегчением, граничащим с эйфорией, в растянутых трениках и в линялой майке-алкоголичке, ни от кого не таясь и ничего не стесняясь, расхаживать по дому, ворчливо поругивая докучливых гостей, сладко почесывая задницу, задушевно порыгивая и во весь голос позевывая от навалившейся вселенской скуки.
Помнит ли кто-нибудь из моих сверстников такую довольно противную аббревиатуру, как МРП?
Если нет, то напомню.
Когда где-нибудь, допустим, за школьным зданием или во дворе между сараем и ржавым гаражом, сходилась компания тринадцатилетних балбесов, выкуривавших одну сигарету на четверых, кто-нибудь вдруг громко, во всеуслышанье объявлял «Мэрэпэ!». После чего немедленно оглушительно портил воздух под жеребячий гогот собравшихся. «МРП» значило «Милиция разрешила пукнуть».
Все крепнет ощущение, что многие, очень многие испытывают настоящую эйфорию по поводу того, что им вполне официально, на самом высоком уровне, разрешили появляться на публике без штанов и гулко издавать нижние звуки за обеденным столом.
Кажется, что совсем разрушена худо-бедно существовавшая до недавнего времени общественная конвенция о приличиях, то есть о норме - интеллектуальной, эстетической, этической.
И это уже как-то не очень даже смешно. Потому что копившиеся десятилетиями подлость, трусость, зависть, возведенная в повседневную норму лживость, мрачно сопящая тупость, наступательное невежество, победительная безграмотность, сладострастное и ничуть не скрываемое холопство совсем перестали стесняться самих себя, расправили плечи и с уханьем, с молодецким посвистом двинулись вперед разудалой пышнотелой свиньей. Стесняться-то нечего! Какие вопросы, алё! Милиция разрешила, сказали же вам!
Все можно. Хотя и не всем, конечно. А только лишь тем, кто владеет волшебным паролем, кто раньше других успеет выкрикнуть три заветные буквы, служащие и лицензией, и охранной грамотой, и, если угодно, символом веры.
