Мне довольно часто звонят из разных изданий и радиоканалов с просьбой что-нибудь прокомментировать. Диапазон и разнообразие предлагаемых мне объектов комментирования обескураживают своей безразмерностью.
О чем только не спрашивают. На какие только темы не просят высказаться.
Почему-то, видимо, считается, что я человек бывалый и, что самое главное, «за словом в карман не лезу».
И я правда не лезу. Но вовсе не потому, что ответы на все проклятые вопросы прошлого, настоящего и будущего у меня наготове, а скорее потому, что твердо знаю, что ни черта путного я в кармане не найду. В общем, чаще всего я отнекиваюсь, ссылаясь на то, что «я сейчас говорить не могу, потому что нахожусь в очень шумном месте и пробуду в этом шумном месте очень долго».
Но время от времени все-таки даю слабину и кое-как отвечаю на разные более или менее мучительные вопросы непостижимого бытия.
Вот, сравнительно недавно меня застал врасплох очень юный, чтобы не сказать подростковый девичий голос. И голос сказал:
«Лев Семенович, здравствуйте. Меня зовут Настя. Я корреспондент газеты такой-то. Мы вот тут как бы готовим материал про детские как бы игры. И делаем вроде как опрос среди интересных разных людей, типа ньюсмейкеров чуть-чуть старшего как бы возраста».
«Чуть-чуть старшего как бы возраста» - это хорошо, это политкорректно», - благодушно подумал я, а она продолжала: «Вот скажите, в вашем детстве ведь компьютерных игр, кажется, не было еще? Правда ведь?» В последних ее словах прозвучала неуверенность, смешанная с робкой надеждой на то, что я немедленно разобью в пух и прах ее дерзкую гипотезу и восстановлю пошатнувшийся было миропорядок. «И мне так кажется», - ответил я по возможности уклончиво, чтобы с одной стороны не врать, с другой - не слишком травмировать резким выбросом негативной информации не вполне еще оперившееся сознание юной корреспондентки.
Из человеколюбивых соображений не стал я ей говорить, что не только упомянутых игр, и не только компьютеров, но даже и самого слова, обозначающего этот расхожий бытовой прибор, когда-то не было и в помине. И было это, - когда ничего такого не было, - в общем-то совсем недавно. А если бы я захотел добить ее окончательно, то еще и признался бы в том, что краем своей памяти я застал то время, когда не было даже и телевизоров. Но я этого не сделал. Я ответил уклончиво. Она, к ее чести, тоже повела себя достаточно деликатно и ничего не спросила меня ни про гусиные перья, ни про крепостное право, ни про тройку с бубенцами.
«Вот ведь были, наверное, в вашем детстве такие игры, - продолжала Настя, - которые сейчас никому уже особо не известны и которые теперь, в наши дни могли бы немножко отвлечь от вредных компьютерных игр и вообще интернета нашу детвору?» Клянусь, она так и сказала: «детвору».
«Детвора» меня совсем доконала, и я, прибегнув к своему фирменному приему, впал в привычный эскапизм. «Ну, тогда я, если можно, позвоню попозже», - сказала Настя. – «Звоните, конечно», - со скверно имитируемой бодростью ответил я и, разумеется, тут же предался воспоминаниям.
У меня были два старших брата, развлекавших себя самостоятельно, а я был вынужден приобщаться к их «взрослым» играм. Я помню, что в их компании была распространена такая штука. К кусочку меха от старой шапки пришивалась тоненькой проволочкой небольшая пластинка свинца, и все это сооружение посредством внутренней стороны ступни подбрасывалось вверх. Выигрывал тот, кому большее число раз удавалось подбросить ее в воздух и не уронить на землю. Эта фигня называлась почему-то «чеканкой».
Еще мне хорошо запомнился обод от дождевой бочки, который мальчишки времен моего детства азартно гоняли по улице с помощью прихотливо изогнутой проволочной клюшки. Стоял страшный грохот. Я тоже пытался преуспеть в этом искусстве, но не преуспел. Такими клюшками иногда дрались. Иногда жестоко. Мой одноклассник Слава Новожилов хвастался розовым шрамом над правой бровью. «Клюшкой», - не без гордости объяснял он.
Время было вообще отмечено повышенным травматизмом. Переломы рук-ног были столь обиходным явлением, что я жил в обреченном ожидании: когда же и я что-нибудь уже сломаю себе? Видимо, действовала психологическая модель, в соответствии с которой все должны были неизбежно переболеть одними и теми же болезнями, после чего наступало сладостное успокоение: «Ну все, ветрянка, слава богу, уже позади, больше ее не будет. Свинкой я уже переболел, ура. Ногу я уже, к счастью, ломал. Кожу на затылке мне уже зашивали. Можно жить спокойно».
Я жил беспокойно, но так ничего и не сломал, как ни странно. В сугроб с крыши сарая прыгал? Прыгал. По перилам на заднице съезжал? Съезжал. По деревьям лазил? Ну а как же! С дерева я однажды все-таки сверзился, причем не куда-нибудь там на травку, а непосредственно на довольно острую и довольно жесткую спину козы Наташи. Но нет - ничего не сломал, не разбил, не рассек – ни себе, ни Наташе.
Впрочем, не все было так уж гладко. Сейчас вот посмотрел на большой палец своей левой руки, увидел старый привычный шрам и вспомнил, как я однажды строгал ножичком какую-то деревяшку. Кажется, я пытался вырезать кинжал. Кровь не могли остановить минут пятнадцать. Орал я здорово. Но это разве ж травма? Короче, мне везло.
Была, правда и еще одна, с позволения сказать, игра, о которой я стараюсь вспоминать как можно реже. Когда нам было лет по одиннадцать, мы залезали под железнодорожную платформу, ждали, когда у платформы остановится очередная электричка, и пока она стояла, мы быстро, гуськом пробегали между ее колесами. Хорошая игра, как вам кажется? Как вы думаете, имеет смысл посоветовать ее «нашей детворе»?
Этим постыдным воспоминанием я до поры до времени не делился ни с кем, даже с близкими друзьями и любимыми девушками. Не говоря уже о родителях.
«Нет, - думал я со светлой печалью, - как-то все получается так, что не было там ничего такого, что могло бы пригодиться следующим поколениям, что могло бы согреть кого-либо, кроме меня самого. Нечем мне отвлечь «детвору» от высокотехнологичных, но столь вредных и опасных для сам не знаю чего игр и увлечений. Зачем им чужие игры? Зачем им чужой опыт? Что им с ним делать? Надо иметь свой. Пусть играют они в свои игры, такие, какие есть. Главное, чтобы они не играли в детские игры всю свою жизнь. Именно так я и скажу юному корреспонденту, когда она мне перезвонит».
Впрочем, она не перезвонила.
фото: личный архив автора
