Разговор с Сергеем Сельяновым у нас начался почему-то с водки. Хотя – стоит ли удивляться? Мы же в России.
– Хорошие у нас отношения были с Лёшей Булдаковым. Водку он мне привозил из разных своих странствий. Люди не думали, чем порадовать исполнителя роли генерала Иволгина – и одаривали его национальным алкоголем. Дело это не очень хорошее – водочный, алкогольный романтизм, которым мы козыряем.
– Ну, при советской власти это же был глоток воздуха. Водка и б…ди – свободы же другой не было. Свобода и сопротивление режиму. Вот тот же Веня Ерофеев...
– На этом целую философию можно построить. Наверное, хорошего в этом мало, но оно есть. Как-то Лёша привёз мне алтайской водки – это было лучшее спиртное, что я пробовал. Ее производили на каком-то маленьком заводике, он такой местный сугубо. Вообще в каждой российской губернии после перестройки, когда стало можно делать разное и заниматься всяким, люди начали изготавливать прекрасные водки. Серьёзно к этому, ответственно подходили. В общем, когда уходят большие артисты, вот Булдаков или Панин, всё-таки образуются какие-то дырки. Но их образы живут, и это – главное, для чего мы там все собирались и снимали кино. Подбор актёров – это очень сложная вещь. Вот ты сначала сочиняешь сценарий, и к какому-то моменту он уже начинает тобой управлять.
– Кто, сценарий?
– Да, сценарий – как проект будущего фильма. И он диктует: «Нет, только этот вот артист мне нужен. А вот тот – не нужен. И только этот оператор годится. И снимать только там, и еще необходимо построить такую-то большую декорацию». Это сценарий диктует мне – и всем, кто будет снимать. А самое главное для фильма – это то, какой замечательный актёр или прекрасная актриса должны в нем сниматься. И я хочу именно ее и именно его.
– Это кто говорит, уже продюсер?
– Да, да, я говорю это как продюсер. Нужен актер именно с этими возможностями, именно с такой харизмой.
Фильм требует определенного актера, конкретного изображения, то есть оператора. И всё это – элементы, из которых кино создаётся. Вот у Балабанова был, я бы сказал, промежуточный вариант. Он что-то придумывал, иногда записывал... Но каким будет фильм, он окончательно решал только после того как определял актёров. Кто будет играть главную роль? Например, Серёжа Маковецкий. И тогда Лёша (Балабанов) писал – или дописывал – какие-то сцены, исходя из того, что будет именно Маковецкий. Есть такой вечный вопрос: на человека шьём костюм – или под костюм подбираем человека? Я отношусь к тем, кто под костюм подбирает человека. Бывает, очень хочется поработать с таким-то актёром, а не удается. Он замечательный, но проект просит другого артиста. Вот такая у меня философия по этому поводу...
– Что сейчас актеры не те – так некоторые говорят – это всего лишь фраза.
– Да, да! Я говорю всем – сейчас от актеров не требуется настоящая игра. Вот посмотрите фильм «Дом» Олега Погодина, который мы сделали с Рубеном Дишдишяном как продюсеры. Посмотрите, как там играют актёры! Блестяще, на мой взгляд! Но – нужен кому-то такой фильм? В прокате он ничего не собрал. Значит, не нужен. И после вы чего-то требуете от меня! От режиссера! От артистов! Это всего лишь слова – про то, что артисты ах не такие, вы бросаетесь ими. А смотреть это кино вы не готовы. Пойти в кинотеатр вы не способны. И актёры от этого страдают!
– И не понимаешь, кого куда свободно послать.
– При тоталитарных режимах искусство всегда расцветало. Потому что там были ограничения и рамки.
– Андрей Рублев.
– Да, в иконописи – шаг влево, шаг вправо...
– Как говорил Эрнст Неизвестный: когда нужны герои, рождаются герои, а когда нужны б…ди – то они и рождаются.
– Ну да... Артист играет написанное, придуманное кем-то, и ожидаемое зрителями, – вроде бы. А если оно не ожидаемо, то даже смешным может оказаться.
– Про артистов. Вот был такой сериал «Исаев», это предыстория Штирлица. Актёр, который играл молодого Исаева, с виду – чисто сын Тихонова. И я подумал, что можно же ведь снять концовку – про то, как Штирлиц в 1946 вернулся в Москву. По повести Юлиана Семенова «Отчаяние». Его, конечно, посадили малохольные чекисты, бешеные волки. И он узнает, что сын его сошел с ума от пыток, его расстреляли, и жену тоже, с ней он хоть успел повидаться. Потом после смерти Сталина Штирлица выпустили, и он написал диссертацию про нацизм и прочий тоталитаризм, и Суслов ее спрятал в спецхране. Эх, какое было б кино!
– А, по-моему, этого не надо – смотреть в прошлое. Есть в этом какой-то изъян. Мы слишком много оглядываемся. Ищем что-то в прошлом. Я тебе скажу: фильм, который ты описал, не будет нужен никому. Одному тебе, может быть.
– Да ты что!
– Ну, кто такой Суслов? Что такое 1956 год? Кому это интересно?
– Ну, можно поменять Суслова на Володина.
– Тоже неинтересно...
– А мне больно, что довольно свежий фильм «Смерть Сталина» сняли не наши, а какие-то иностранцы. И, кстати, никто не сказал, что фильм скучный. Он даже вызвал скандал. Так ведь?
– Ну да, да.
– А еще мне больно, что фильм «Ленин. Поезд» тоже сняли не мы. А итальянец Дамиано Дамиани. Там в 1917-м Ленин едет из Швейцарии в опломбированном вагоне – с Арманд и с Крупской.
– Никто этих имён не знает. И большинству это не интересно.
– Ну как же? Классика! Любовный треугольник...
– Опять – прошлое. А сегодня что, нету любовных отношений между людьми? Почему бы про сегодняшний день не придумать что-нибудь? Зачем – Ленин?
– Ну, про сегодняшнее много чего наснимали. Всё в одном ключе. Олигархи, взятки ментам, заказные убийства, проводят анализ ДНК, чтобы узнать, кто от кого родил, служанка оказывается дочкой министра... Одна такая бесконечная жвачка.
– То, про что ты рассказываешь, – это уже позади. Проехали. Ну, это ещё где-то есть, но оно уже ничего не определяет. А во-вторых, публике это интересно. Она за это платит деньги.
– Публика... «Любит наш народ всякое говно».
– Ну, массовое искусство -- оно везде, во всём мире – на первых позициях по сборам, по деньгам, соответственно.
– А Шекспир? Работал на массы, на плебеев – но какие сюжеты!
– Но кто знает, как это было тогда? Насколько он был популярен? Вот был такой Загоскин, популярный писатель. Он был популярнее Пушкина! Журнал «Современник», который Пушкин начал издавать, имел тираж 1000 экземпляров.
– Грамотных людей в Москве и Питере было – условно говоря – три тысячи.
– И тираж журнала после поднялся до как раз этих 3000. Вот ты любишь к прошлому поворачиваться... Возьмем тогда, к примеру Гайдая. Его фильмы были любимы, популярные. А возьмём Тарковского. Они оба работали в период оттепели. После ее окончания ни одно большое режиссерское имя не прозвучало.
– А Балабанов?
– Я говорю про советское время. Ты сам можешь продолжить список выдающихся режиссеров: Параджанов, Шукшин, Климов и так далее. При этом интеллигенция, даже не элита, ну там инженеры, считала неприличным обсуждать Гайдая. Хотя миллионы его смотрели и любили. А что сегодня? Гайдай не сходит с экранов телевизоров, он пользуется неизменным успехом, он по-прежнему любим, востребован! Те великие имена, которые я перечислил, знает горстка людей, а смотрит – ещё меньше. Но Гайдай таких великих артистов использовал! Может, это именно он их так продвинул.
– Это всё взаимовыгодно. Он тоже искал артистов под свои мысли, под свои сюжеты. Кто кому больше дал: артисты Гайдаю или Гайдай артистам? Это вопрос отдельный...
– Для истории кино?
– Нет. Там было иначе. Не буду углубляться в эту тему, скажу только, что никто не знает, как отзовется через много лет то, что происходит и делается в данный момент. Это – мой ответ на твою реплику про Шекспира. Я не знаю, что и как было тогда, при его жизни!
– Ты допускаешь, что он был не популярен, что зрители ходили на какие-то другие представления, предпочитали балаганы на ярмарках, а не Гамлета?
– Допускаю. Возможно, он был просто одним из многих драматургов. Я вот когда-то в «Литературной газете», ещё при советской власти, прочитал забавную юмореску. Называлась она «Худсовет в театре «Глобус», так примерно. Это была пародия на советские худсоветы. «У нас сегодня молодой автор Вильям Шекспир, так, произведение называется «Необыкновенная история про принца Гамлета, Полония и Клавдия».
– Мелкотемье!
– Нет, более остроумно! «Что это за название? Плохое. Длинное. Назовите просто – «Гамлет, принц датский». Автор послушно записывает. «Потом, смотрите, у вас там закалывают человека кинжалом. Клавдий так убивает отца Гамлета. Кинжалом! Ну, что это такое? Так уже было миллион раз. А вот у меня тётя извела моего дядю вот как: налила ему в ухо яду. Вот это – оригинально! Никакого вам банального кинжала. Кинжал, кинжал – скукота!» К чему этот пример? К тому, что Шекспир не чурался маркетинговых ходов. Не то чтобы он был глыбой, к которой не подойти ни с какой стороны. Он применял попсовые приёмы! Приёмы из массовой культуры! Шекспир – это же Гайдай, отчасти. Влить яду в ухо вместо того, чтобы зарезать кинжалом – это же Гайдай! Что-то необычное, забавное!
– Пистолет в авоське, да. А вот молодой Бодров как актёр – что можешь о нем сказать?
– Сергей Бодров – это отдельное какое-то явление… И к тому же он ведь не актёр. Просто так случилось, звёзды сошлись, что он легко и спокойно, без всякого напряга, завоевал любовь публики. Мне трудно его записать по актерскому ведомству. Потому что, во-первых, он не готовил себя к актерской карьере, не было у него такой мечты. Он не учился в театральных вузах. Ни в каком театре не служил.
– Но за ним такие роли числятся!
– Послушай, мы с тобой говорим об актерах, а он не актёр. Поэтому не знаю, что и сказать... Кроме того, что его такого нам подарил Господь Бог, подарили и родители Сережи. Что тут говорить...
– А чем бы он дальше занимался?
– Ну, на это есть простой ответ: режиссурой, конечно. Он, собственно уже был режиссёром. Снял фильм «Сестры». У него были планы снимать дальше. И растил бы детей.
– Грубо говоря, если завтра объявят строительство нового светлого будущего, отягощенного какой-то мощной идеологией, те артисты, которые сегодня играют незаметные роли в пустых сериалах, возможно, станут великими, и их роли войдут в историю, прозвучат и запомнятся?
– Да! Но предсказать это нельзя.
– А как вообще надо работать с актерами? Есть у тебя на этот счёт оригинальные мысли?
– Я был режиссером давно, и уже много лет не работаю непосредственно с артистами. Могу только сказать, что у каждого -- свой метод. Сильно свой. Вот Балабанов любил работать с не-актерами А даже если работал с профессиональными артистами, главная его фраза в разговорах с ними была: не играй. Я утрирую, упрощаю, но смысл такой. И ещё есть такой термин – «перетопил».
– То есть – переиграл?
– Да, да! И ещё оператор Серёжа Астахов говорил иногда про актера: «Играл на три зарплаты», – то есть сильно переигрывал.
– Я, кстати, сам пытался протыриться в кино, сыграть что-то. Михаил Ефремов мог меня туда устроить по блату – но не стал.
– А, я понял, почему тебя тянет в кино! Тебя мучит несыгранная роль! Ты же – вылитый Леонид Ильич!
– Да, брови у меня роскошные...