Радио "Стори FM"
Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Часть III. Глава 3)

Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Часть III. Глава 3)

ЧАС «Х»

Вадик разместился на узком пластиковом стуле у постели Тополянского, а сам Алексей Анисимович, к вящей радости оперативника, мелкими шаркающими шажками, но самостоятельно, передвигался по палате, и лишь наложенный на шею лангет (Тополянский объяснил, что именно так называется эта несъедобная гипсовая штука) напоминал о чудом сохранившейся жизни.

Перед тем, как покинуть квартиру Фогеля и его, возможно, овдовевшей супруги, Жираф минут десять просидел молча, потрясенный и обездвиженный счастливым открытием. Юлия Павловна со скорбным видом расположилась рядом и тоже молчала.

Он пытался осмыслить произошедшее за последние дни. Фабула, по которой Мудрик поставил этот кровавый спектакль, более или менее прояснялась. Но мотивы и психологические аспекты рисовались смутно, едва проступали в тумане минувших десятилетий, а догадки представлялись просто дикими.

В конце концов, Вадик решил, что делать дальше. Первое – выбраться из квартиры живым и незаметно. Второе – попасть к Тополянскому, опять же не приведя хвоста, доложить об открытии и получить совет (он же приказ), как действовать дальше.

Запихнув в карман обнаруженный листок и вырванный из альбома первый кроссворд Ефима Романовича, Вадик написал на клочке бумаги инструкцию для психологически подавленной женщины:

«Надежда есть. Никуда не выходите из дома минимум двое суток. Никому не открывать. К телефону подходите, но кто бы ни звонил – ничего не известно, ничего не изменилось. Будет информация, дам знать. Сейчас возьмите помойное ведро, идите к мусоропроводу, дверь оставьте приоткрытой. Не унывайте. Все будет хорошо. Эту записку – в унитаз».

Проверившись через полуоткрытую дверь, Вадим поднялся на лифте на последний этаж, вскрыл отмычкой замок чердака и вышел на улицу через соседний подъезд, используя тот минимум конспирации, который был возможен в данных обстоятельствах. Он понимал также, что, захватив Фогеля и нейтрализовав Тополянского, великий и ужасный Мудрик потерял интерес ко всем прочим, вовлеченным в операцию. Ко всем, кроме него, Вадима Мариничева. Что и понятно: на кладбище труп киллера, а этот прыткий и упрямый сотрудник напал на след отцовской могилы.

Его ищут профессионалы. Но вряд ли с шумом и помпой. С ним хотят разделаться так же тихо, как с предыдущими жертвами. Значит, никаких операций «Перехват»: задействованы избранные, какая-то компактная спецгруппа. Это дает небольшой шанс продержаться подольше. Ехать к Тополянскому – риск. Но есть вероятность, что он их уже не интересует: подполковника выбили из игры. Все дело в упрямстве и амбициях наглого опера. По крайней мере, высокое начальство точно от него открестилось, коллеги тоже. Он псих-одиночка. Можно рискнуть. Главное – не подцепить хвоста. И Вадим позвонил Алексею Анисимовичу, воспользовавшись их секретным телефоном. Сказал только три слова: «Нашел. Скоро приеду». Услышал: «Жду».

Полдня, используя все известные ему приемы и финты, запутывал предполагаемую группу слежения.

Так никого и не засек. А потому он здесь, в палате шефа. Рассказал все в деталях, ничуть не опасаясь прослушки. Алексей Анисимович сходу заверил: «Говори смело. Здесь чисто». Откуда он это знает? Могли «позаботиться» в любой подходящий момент, например, когда на процедуры возили. Но если сам Тополянский уверен!..

- Значит так, - тоном начальственного указания произнес обитатель отдельной палаты, усевшись на кровать. – Сейчас сюда придет человек. Ты изложишь ему все, что было, и все, что думаешь по этому делу. Ответишь на вопросы так же откровенно и полно, как на мои. Затем, если он ничего не попросит у тебя, отправишься с его людьми по одному адресу и будешь сидеть там тихо как мышка, а тебя будут охранять. Надежно охранять.   

Затем продолжил, но уже в излюбленной, «фирменной» интонации, с усмешкой, медленно откинувшись на низкую, почти вровень с матрасом, подушку.

- Когда-то, мой друг, я увлекался поэзией и на досуге почитывал неподражаемого Бродского, а также кое-что о нем. Печально сознавать, но ваше поколение к прекрасному прискорбно равнодушно. Ладно, не в этом дело. А в том, что прозорливая Анна Андреевна Ахматова, наблюдая за всяческими гонениями, коим подвергнут был ее младший коллега и ученик - молодой рыжеволосый петербургский пиит, изрекла пророчески: «Нашему рыжему делают биографию!». Вот и я, ни в коей мере не претендуя на провидческий дар Ахматовой, позволил бы себе предположить, что и тебе, юноша, делают сейчас биографию, а за одно и карьеру - правда, не по поэтической, а по сыскной, юридической, а может, и политической части. И хотя дела твои обстоят куда хуже, чем у обвиненного в тунеядстве Бродского, - на него, по крайней мере, не охотились киллеры из мощной спецслужбы, - твой быстрый карьерный рост, в случае благоприятного исхода, обеспечен. Нобелевскую премию, как Иосифу Александровичу, вручат тебе едва ли, но погоны с надлежащими аксельбантами и солидный пост просматриваются.

Вадик перевел этот цветастый монолог в короткую формулу: повысят, если останешься жив. Цена высоковата, но специфике службы соответствует.

Открылась дверь палаты, и вошел врач, невысокий подтянутый брюнет лет сорока в белом больничном халате с болтающимся на шее стетоскопом. За дверью, как успел разглядеть Вадик, остались еще два врача – они почему-то входить не стали.

- Кротов Аркадий Михайлович, - представился доктор, протянув оперативнику неширокую, но весьма крепкую ладонь. Затем достал из-под халата удостоверение. Вадим прочел и слегка опешил, но быстро пришел в себя. Кое-что прояснилось. Как минимум, стало ясно: в игру вступили люди президента и именно они спасли ему жизнь на кладбище, уложив киллера.

- Я попрошу вас детально изложить все, что удалось узнать, - очень спокойно изрек пришедший, присев на край кровати Тополянского. - Надеюсь, вы поняли, кем я уполномочен. Заодно, надеюсь, догадались, почему вы живы, а не лежите на сырой земле в том месте, где обычно в эту землю закапывают.

После рассказа, проиллюстрированного старыми вырезками из архива Ефима Романовича Фогеля, «врач» Кротов набрал номер на мобильнике. «Это я. Передай, приеду с цветами и шампанским через час. Отбой».

Он снова перевел взгляд на Вадима, и во взгляде этом Жираф обнаружил нечто вроде восхищения. Подтвердилось.                     

- Отлично поработали! – с мягкой улыбкой вымолвил человек президента. - Алексей Анисимович предупредил о дальнейших планах. Надеюсь, не возражаете. Позже вам все объяснят.

И добавил многозначительно: «Если понадобится…»

Он подошел к двери и подал сигнал. Двое в белых халатах, имевшие к медицине такое же отношение, как Кротов, сопроводили Вадика в неизвестном ему направлении.

Оставшись наедине с Тополянским, Кротов заботливо предложил тому прилечь поудобней, переместился на стул, вакантный после Вадима, и спросил, испытующе поглядев в глаза.  

- Еще раз, Алексей Анисимович, ваши аргументы в пользу того, что Фогель жив. Не уполномочен вдаваться в подробности, но должен заметить, что от этого зависит очень многое. Критически зависит.

- У меня нет аргументов, Аркадий Михайлович! И откуда им взяться? Могу лишь исходить из логики развития событий. Точнее, алогичности, если смотреть на это с позиции закона, здравого смысла, норм человеческого поведения. Получается, что вся цепочка действий известного вам господина абсолютно ненормальна, абсурдна, не поддается объяснению. Судите сами: вместо объекта охоты изощренно убиты трое сотрудников редакции, совершенно не виновных в этом – назовем его так! – газетном казусе. И заказчик не мог этого не знать. Потом и приятель Фогеля, сделавший попытку провести экспертизу компьютера. Три из четырех убийств сопровождались известной вам и по-прежнему необъяснимой выкладкой на столе: водка, валенки и т.д. Потом смерть продавца этих самых валенок, водителя и трех оперативных сотрудников. Уже без всяких спектаклей, откровенно, жестоко и цинично, как в гангстерском фильме. В чем замысел? Да, все они как-то связаны с появлением в кроссворде «суслика», но лишь отдаленно, косвенно, я бы сказал, даже ассоциативно. Открытие Мариничева кое-что проясняет. Но главное, почему я считаю, что Фогель жив, - именно эта самая алогичность, отклонение от известной схемы. По всем канонам жанра он давно уже должен пребывать в лучшем из миров. Но здесь каноны порушены, классическая схема не соблюдена, выбран какой-то экзотический вариант охоты. Кстати, не стоит сбрасывать со счетов, что дичь, простите за такую аналогию, имеет национальность, к которой господин Мудрик, по слухам, не испытывает симпатии, а вовсе даже наоборот. И все же мне представляется, какой-то запас времени у вас есть. Возможно, очень небольшой. Так мне подсказывает интуиция. Эфемерное понятие, но в нашем деле… - и Тополянский сделал многозначительный жест рукой, слегка поморщившись от боли.

Уходя, Кротов произнес:

- Вас охраняют, выздоравливайте. Надеюсь, в следующий раз встретимся в другой обстановке…»  

«…и в другой стране»? – мысленно задал себе вопрос Алексей Анисимович. Он с трудом поднялся с кровати, дошел до окна и, созерцая хмурый осенний пейзаж, стал перебирать в уме возможные мотивы поступков Мудрика, исходя из ценной информации, добытой его талантливым и отважным учеником.

А через два часа Кротов, не прибегая к версиям и анализу, докладывал президенту обо всем, что удалось узнать и предпринять по делу. Только факты, имена, последовательность событий.

Выслушав, президент взял паузу. Он понимал, к этому моменту дьявольская операция Мудрика, может быть, уже завершена - сутки, десять часов, час назад – этого не узнать, пока не предпримешь дальнейших шагов, резких и решительных. Но именно такие действия, проще говоря – попытка выкрасть или как-то иначе освободить Фогеля и стреножить Мудрика, таили огромный риск. Допустим, главного свидетеля – он же объект беззакония и бесправия – нет в живых, и труп уничтожен. Допустим, все следы тщательно стерты. Что предъявить обществу? Арест столь могущественного противника без весомых, даже неопровержимых улик не обязательно найдет понимание у национальной и западной элиты. Да и у той значительной части населения, которая поддерживает жесткую линию председателя ФКП. У тех, кто приветствует железный порядок без оговорок и допущений. У самих спецслужб с их привилегиями. У сторонников запрета либеральных движений и партий. Словом, такой демарш президента вряд ли вызовет массовый восторг, мягко говоря. Люди хотели бескомпромиссной борьбы с преступностью и беспощадных мер против коррупции. Мудрик возглавил, президент вроде поддерживает, и вдруг… Это, как минимум, острейший кризис в обществе, который еще неизвестно во что выльется. А как максимум…

Президент обязан был учитывать вероятность подобного развития событий, понимать всю меру политической, исторической ответственности, которая легла бы на него в случае, если одни вооруженные профессионалы начали бы масштабные силовые действия против других…      

«Только живой кроссвордист, предъявленный обществу как один из многочисленных объектов бесчеловечного эксперимента или безграничного произвола… Да вдобавок еще и сокрушительная пиар-кампания в поддержку действий президента, желательно с повсеместной демонстрацией окровавленной физиономии и публичными показаниями Фогеля, портретами жертв и их родных на телеэкранах… Вот что дает шанс предотвратить опасную дестабилизацию в стране и кризис президентской власти».

Придя к такому умозаключению, президент вызвал Кротова.

- Поступим так. Задействуй все возможности нашей контрразведки, агентурные, технические средства и во что б это ни стало выясни, жив ли Фогель. Задача – узнать. Сверхзадача – не засветиться. У тебя 24 часа. Если станет ясно, что жив, разработаем молниеносную операцию. Если мертв или если достоверно ничего узнать не удастся, отпускаем ситуацию, живем дальше и ждем другого повода. Ты меня понял?

После стольких лет сотрудничества и доверительных отношений ответ был излишен, но Кротов делал скидку на экстраординарность момента и хорошо отдавал себе отчет, какими эмоциями обуреваем президент. Он ответил по-военному «так точно!» и вышел. Он давно не отвечал президенту на военный манер.  

Похожие публикации