Радио "Стори FM"
Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Часть II. Глава 9)

Григорий Симанович: Клеточник, или Охота на еврея (Часть II. Глава 9)

ЗА КЛАДБИЩЕНСКОЙ ОГРАДОЙ

Вадик вернулся домой глубоко за полночь. Сна не было. Он понимал, что продвинулся на шаг, но как действовать дальше – понятия не имел. Узнал имя и отчество - Сергей Сергеевич, степень «родства» с Захаром Мудриком, предполагаемую причину смерти – то ли пьянство, то ли самоубийство на почве пьянства. Отец Нины Захаровны дал мальчику свою фамилию и отчество. Вероятно, чтобы не портить парню жизнь: отец -  забулдыга и самоубийца не лучший пропуск в Суворовское училище в частности и в большую жизнь вообще. Кстати, неслабые были у этого Мудрика связи, если сумел и отчество в документе поменять: это и по нынешним-то временам крайне затруднительно и очень дорого, если только не фальшивый документ покупать.

Ну и какой план?

Утром Вадик поехал в больницу к Тополянскому. Тому пока не разрешали вставать, но чувствовал себя пристойно. Посетитель уверился в этом тотчас, как только закончил свой рассказ о визите в Круглогорск. Разумеется, интимные подробности встречи с Ниной Захаровной он опустил, но слегка насмешливый взгляд Алексея Анисимовича свидетельствовал: о методе получения информации догадывался.

- Сдается мне, мой пытливый друг, что смерть его батюшки или матушки какую-то загадочную роль играет во всем произошедшем. У меня даже возникла вполне шизофреническая догадка, а не находится ли Фогель в некоем родстве с нашим Большим боссом. Ну, например, отец Фогеля имел отношение к отцу или матери Мудрика. Вот тебе совершенно дикая, но теоретически допустимая гипотеза: они родные или сводные братья, но сам король кроссвордов об этом не подозревает. Уж не скрытый ли еврей наш любимый Федор Захарович? Или, наоборот, иудей Фогель не ведает про свою славянскую кровь. Потому и бьется в отчаянии, пытаясь понять, за какие грехи муку мученическую принимает.  Мы с тобой в суете нашей повседневной не успели или, что точнее, не удосужились поразузнать о родителях несчастного Ефима Романовича. Как-то в голову не пришло в силу почтенного возраста самого героя.  Но это легко исправить, не так ли?

- Элементарно, Алексей Анисимович. Но тогда биография отца и матери Федора Захаровича, а точнее - Сергеевича нужны нам в равной мере, чтобы поискать пересечение. А где ее взять, если все зачищено или жестко закрыто? Мне бы хоть настоящую фамилию этого Сергея Сергеевича… Глядишь, какой-нибудь архив, до которого не добрались, на след бы вывел.             

- Говоришь, - самоубийством покончил?

- Сводная сестра припомнила, что мать ей говорила...

- А где у нас на Руси самоубийц-то прежде хоронили? – произнес Тополянский в интонации скорее риторической и сам же ответил: «Правильно, юноша, за оградкой кладбищенской, без отпевания и креста. Но надпись на камне не возбраняется. Просто фамилия да имя. Правда, в советские времена этого правила редко придерживались. Но как знать, вдруг батюшку Великого Инквизитора нашего закопали по христианскому установлению – в соответствии с деяниями его земными. На Круглогорское кладбище тебе пора, коллега, – прости за двусмысленность. Могилы не найдешь – попробуй до кладбищенской документации добраться. А вдруг… И предков нашего бедного еврея не забудь. Надо у жены его поспрошать. Между прочим, бабка Гиммлера по материнской линии была еврейка. Это я так, к слову…

Через два часа Мариничев входил в ворота Круглогорского кладбища с  бутылкой водки за пазухой. Он твердо решил, с кем ему лучше всего иметь дело и чем расплачиваться. Подходящий могильщик нашелся быстро: пожилой (то, что надо!), еще не успевший залить глаза до полного их помутнения, а поэтому способный к более или менее вразумительному диалогу.

Вадим заранее придумал цель визита: наплел что-то про дядю, наложившего на себя руки двадцать пять лет назад. Вот, мол, приехал в Москву издалека, решил могилку отыскать, если сохранилась. Знаю, что в Круглогорске проживал, родственников не осталось.

При этом Жираф продемонстрировал горлышко бутылки, высунув его из бокового кармана.

Ваня – так звали могильных дел мастера – не потребовал дальнейших пояснений. К администрации кладбища или куда подальше тоже, как и ожидалось, не послал.

- Вряд ли сохранилась, но поищем. Айда за мной, - хрипло скомандовал Ваня, - повезло тебе, этих жмуриков нам с Витьком обычно и поручают.

Выйдя за ворота, они уже через пятнадцать минут оказались на развилке двух дорожек. Одна вела налево, к видневшимся березам и соснам густой рощи, судя по толщине стволов - довольно старой. Вторая, больше напоминавшая тропинку, стелилась к покосившейся кладбищенской ограде. Между оградой и рощей просматривались сотни две могил. Сказать, что были эти могилы неухоженными, – ничего не сказать. Поросшие бурьяном, по большей части без оград, они угадывались либо по небольшим грязно-серым, потрескавшимся плитам со стертыми до невнятности надписями, либо, если захоронение посвежее, - по ржавым проволочным скелетам некогда скромных веночков да осколкам бутылок, выпитых посетителями за упокой мятущейся грешной души.

- Вот, для бомжей, самоубийц и всяких безымянных, - констатировал Ваня, присев на корточки. - Это батюшка наш местный давно еще с начальством договорился. Но какие сохранились, а какие и другим уже покойникам-самоубивцам или бомжам служат, по второму разу. По смерти прилечь-то всем охота, а нам с Витьком пока жить надо. Как фамилия-то, напомни?

- Матросов, - уточнил Вадик,  первую пришедшую в голову. И добавил: Сергей Сергеевич.

- Вроде был такой! – неуверенно протянул Ваня, почесав черную недельную щетину на подбородке. – У меня сызмальства память-то крепкая. Но хужеет, конечно. Старею и водочки много пью, чего уж там… Пойдем-ка туда, к лесочку поближе…           

Они прошли в сторону рощи. Кое-где из земли торчали гнилые штакетины и низкие металлические прутья, остатки скромных оградок. Оба пристально всматривались в полустертые надписи на редких плитах, на изъеденных временем стандартных жестяных табличках или бурых мшистых камнях, заменявших покойникам и скорбящим надгробные монументы.   

Ваня вдруг остановился у безымянной могилы с сильно просевшей землей по контуру да двумя шаткими секторами ограды из четырех, некогда ее охранявшей.

- …твою мать! – выругался  Ваня и сплюнул себе под ноги. Без нас с Витьком кто-то похозяйничал. Вырыли! Вот же гады, своего мало, на чужой участок лезут, за бутылку любые договоры на х… Такой вот народ пошел!  Вроде бы тут и лежал все годы, что я здесь втыкаю. Да, Сергеей Сергеич, камень был небольшой, плоский, светлый, а надпись по нему мелкая, черной краской. Я почему запомнил…Отчества редко пишут, а потом  бригадир у нас был на Томилинском кладбище Сергей Сергеевич, когда я только начинал молодым – хороший мужик, между прочим,.. Только фамилия… - Ваня задумался на минуту, - фамилия точно не твоя была, не Матросов, но тоже русская, как-то на «ин» кончалась. И цветочки свежие я на ней, помню, примечал с год назад, хотя могилке-то аккурат лет двадцать-тридцать. Ведь с этого конца, от рощи хоронить–то начали тому лет пятьдесят как. Я еще удивлялся, Витьку говорил: «Надо ж, сколько лет, а помнит кто-то, за могилкой не ухаживает, а цветочки приносит». Эх, черт, как же его?... Ну да один хрен, все равно не твой да к тому же выкопанный, а камушек ищи-свищи… Давай еще походим. Хотя… Больше я Сергеев Сергеичей не помню. 

- А вдруг все же мой, - с надеждой произнес Вадик, авансом протянув  припасенную бутылку. - Фамилию сменил или перепутали чего… Напрягись, дядя Ваня, постарайся вспомнить или пойдем Витька спросим. Он где?

- Как же, спросишь… - тот великодушно принял дар, поблагодарил и запихнул в карман широких парусиновых штанов. - В каптерке нашей дрыхнет, со вчерашнего не просох, у сестры гулял…

- А камушек-то куда мог деваться, кому он нужен? 

- Да куда угодно, паря, куда угодно. Нынче все прут, даже камни с могил. Может, на бочку с капустой кто-то под гнет его приспособил. Хотя нет, великоват был, пожалуй. Или нарочно подальше вывез, чтоб мы с Витьком не сразу хватились. Начальству-то наплевать на эту часть кладбища, а для нас… - и он недвусмысленно заглянул Вадику за пазуху… - для нас иногда и копейка, и магарыч. Как же его… Быкин не Быкин, Зыкин, Заикин… не, не вспомню. Все ж не так часто заходим сюда. Айда к овражку,  вдруг его туда скатили – тащить поленились. Если нет, то уж извини…   

Они двинулись наискосок, срезали по краю рощи и через пять минут подошли к широкому и довольно глубокому оврагу, являвшему натуральную свалку всякого кладбищенского и бытового мусора вперемешку с осколками плит, ржавыми крестами и черт его знает чем еще.

Разочарованный «племянник» безнадежно смотрел на это внушительное скопище обломков и  мусора, однако решил все же дочерпать шансы.         

- А что, дядя Ваня, не пошуруешь там для меня? Вдруг наткнешься где-нибудь с краю. А то мне в одежде городской как-то не очень… Не обижу, - и Вадик продемонстрировал сотню как наглядный и соблазнительный призовой фонд.

Пожилой могильщик сморщился, выказывая отвращение к предстоящей работе, но соблазн был уж больно велик.

Ваня спустился в овраг и начал поиски, время от времени отшвыривая что-то сапогом или отпугивая зазевавшуюся крысу. Вадик следил за ним без особой надежды на успех, держа в уме нечто более вероятное: вспомнит протрезвевший Витек или просветлеет Ваня.

Тот вдруг наклонился, отбросил какой-то гнилой деревянный щит, и  Мариничев со своего наблюдательного пункта на краю оврага разглядел под сапогом своего  «гида» небольшой светло-серый камень правильной прямоугольной формы.

- Есть! – заорал Ваня, распрямился, глянул в сторону Вадима, выбросил вверх руку и  улыбнулся, демонстрируя редкий ряд гнилых зубов.  И тут Мариничев увидел, как лицо человека в момент преобразилось, как-то оплыло, съежилось, и со лба по носу, щетине, к губам потекла красная струйка. Но за миг до этого раздался некий звук. Ваня застыл на долю секунды в позе торжества и тотчас рухнул.

Баскетбол, настольный теннис, карате развили у оперативника Мариничева исключительную реакцию. Но на этот раз рецепторы вряд помогли бы ему остаться в живых. Сработало нечто иное, подсознательное, животное. Он уже падал в резком вратарском прыжке направо, поджав под себя ноги, сгруппировавшись натренированным телом, когда с противоположного края оврага, из-за бетонной балки показалась рука, сжимавшая пистолет. Пуля неслышно вылетела и просвистела в каких-то сантиметрах от головы. Это означало глушитель, как мгновенно понял Вадим. Сделал вывод, что реакция стрелка  не уступает его реакции, поскольку убийца в доли секунды успел скорректировать выстрел с поправкой на стремительный прыжок-уклон живой мишени.

Жираф перекатился вправо, выхватил правой же рукой пистолет и, продолжая что есть сил перемещаться к одиноко росшей в пяти метрах сосне, выстрелил наугад, в направлении противника. Но тот был в куда более выгодном положении, и следующая пуля вспорола левый рукав куртки, задев предплечье по касательной. Мгновенная резкая боль заставила рефлекторно выронить пистолет, но на то, чтобы дотянуться и подхватить его, времени не оставалось. Он должен был успеть в доли секунды оказаться под защитой дерева, иначе пропал.

Однако угроза лишь возросла, когда Вадик закатился за не столь уж массивный ствол и попытался встать под его защиту. Сейчас куда эффективней был бы тот ствол, что остался лежать на земле в поле зрения, - недосягаемый.

Сосна служила иллюзорной защитой. И киллер это понимал. Он, конечно, увидел:  объект безоружен. Он нагло выпрямился, показавшись Вадику чуть ли не выше его самого, и с демонстративной неторопливостью направился в его сторону, держа на прицеле сомнительное укрытие неподвижно застывшей жертвы.

Мариничев решил - конец. Но если не побежит – умрет точно. Такой стрелок почти не оставлял шанса даже стремительно летящей мишени - тарелочке, не то что бегущему человеку. Тем более с расстояния метров в пятьдесят, отделявших его от перехода в иной мир. Но допустить, чтобы грохнули в упор, он не мог. Метнулся ложным движением влево и, тотчас сместив вес на правую ногу, рванул вправо, в сторону рощи, производя корпусом маятниковые движения, как учили в спецшколе милиции. Он услышал характерный, смягченный глушителем звук выстрела. Пуля срезала стебель куста, мимо которого в этот момент он пробегал, сантиметрах в десяти от тела. Два стремительных мощных прыжка вперед и резкий уклон влево, за мелкую поросль березняка. Выстрел срезал ветки в  миллиметрах от уха. «Следующий будет последним», - мелькнуло в сознании, но инстинкт раненого зверя заставил мышцы напрячься для очередного маневра. Он бросился на землю плашмя и резко перекатился влево, а затем, опять метнулся в противоположную сторону.

Выстрел.  «Что такое! Звук не тот. Стреляет с двух рук?» - мелькнула догадка. «Уходить! Уходить!»

Но следующий выстрел, такой же «другой», как предыдущий, заставил Вадима на мгновение оглянуться: убийца исчез. Во всяком случае, его не видно было над кромкой узкого пологого ската, на котором растянулся в этот миг Жираф, уходя от пуль. Он еще раз для страховки сделал два обманных движения. Затем в три прыжка достиг цели, примеченной еще в начале дистанции, - растущей на самой границе рощи старой березы с достаточно широким стволом, чтобы худо-бедно укрыться за ним, стоя боком. Выстрелов не последовало. Шагов приближающегося человека, каких-либо шорохов – тоже.
Опер застыл, прислушиваясь. Потом отважился слегка выглянуть из-за дерева. Теперь с этой точки  и до края оврага смертельная дистанция просматривалась отчетливо. Метрах в пятидесяти от себя он разглядел неподвижно лежащее на спине тело. «Ловушка? Но зачем? Еще один-два выстрела, и я готов…» Постоял минут десять для страховки. Тело не шелохнулось. Но и спасительный стрелок не дал о себе знать.

Рассудив, что тот свою миссию выполнил и он, Мариничев, нежданного благодетеля не интересует, - решился. Тем же приемом, пригнувшись, на всякий случай совершая те же прыжки и уклоны, приблизился к преследователю на достаточное расстояние. Достаточное, чтобы отчетливо разглядеть пятно крови, проступившее сквозь рубаху и темно-синюю куртку. Четко в районе сердца.

Это был Гоша Родимцев. И только один человек на земле, Хозяин, называл его по-другому: Пат. 

Вадик не мог позволить себе роскошь переживать чудесное спасение, тем более учинять следственные действия. Кто-то наверняка слышал выстрелы и появится с минуты на минуту. Или целится, чтобы добить его самого.

Но азарт сыщика и любопытство возобладали над благоразумием. Он бросился к убитому, подхватив по дороге с земли свое оружие, и распластался рядом с трупом.

Держа «пушку» наготове и чуть приподняв голову, дабы не утратить обзор, он почти на ощупь обыскал поверженного кем-то стрелка.  В карманах обнаружились ключи от машины на брелоке в виде зловещего черепа, права на имя Родимцева Георгия Матвеевича, техпаспорт на автомобиль «тойота-королла». Прихватив все это, он обернул носовым платком  пистолет киллера и сунул в карман. Затем пополз к оврагу, все отчетливей ощущая боль в задетой пулей руке. Чуть помедлив, спустился и, не обращая внимания на проволоку, бетонные осколки и прочий мусор, быстро добрался до трупа несчастного Вани.  Склонился над светло-серым камнем и прочел  выведенные черной краской, поблекшие, но вполне различимые буквы.

Жираф наконец узнал фамилию Сергея Сергеевича. Она ни о чем не говорила ему. Пока.

Он выбрался из оврага и рванул вдоль края рощи по направлению ко входу на кладбище. Точно знал, куда сейчас поедет. Не знал только, почему первая пуля досталась могильщику, еще одной безвинной жертве охоты на Фогеля. Ведь мишенью был он!

Однако Гоша Родимцев не посчитал это принципиальным. Он был слишком хорошим стрелком и ни секунды не сомневался, что второй выстрел тоже попадет в цель. Откуда ему было знать, что сам он через пару минут окажется под прицелом не худшего, чем он, профессионала из другого ведомства. Но на все божья воля…

Похожие публикации