Екатерина Маркова – о полётах в космос и умении жить на Земле
Когда моему сыну исполнилось шесть лет, он «заболел» небом. Болезнь протекала остро и без надежды на скорое выздоровление. Стены нашей квартиры были увешаны портретами Циолковского, Королёва, всех космонавтов, покупались какие-то замысловатые тренажёры, якобы для подготовки к космическому полёту, придумывались упражнения для тренировки вестибулярного аппарата в состоянии невесомости, сочинялись программы по выходу в открытый космос, скупалась вся литература, посвящённая развитию космонавтики. Все близкие родственники составляли отряд космонавтов, и сын придирчиво отбирал наиболее подготовленных для формирования экипажей. Парень наш, похоже, совсем свихнулся. Он знал наизусть биографии всех космонавтов, писал им письма и поздравительные открытки и слал телеграммы к дням рождения и ко Дню космонавтики. На почте, куда мы регулярно наведывались с очередным посланием, уже поглядывали на нас подозрительно − вся эта история приобретала маниакальный характер.
И однажды летом, вернее − в начале осени, нам в Переделкино позвонила хорошая знакомая, тоже включённая в космический экипаж, и подозвала к телефону сына Филиппа, который с сестрой Ксеней в это время преобразовывал чердак дачи в космический корабль. Филипп подошёл к телефону, какое-то время напряжённо слушал, потом лицо его пошло багровыми пятнами − он бросил трубку и севшим, сиплым голосом потрясённо сообщил:
– Завтра... к нам в гости приедет... Герой Советского Союза, космонавт Александр Серебров, − и обретшим силу голосом завопил, как бешеный: − Ура-а-а! Он ведь только-только после полёта с Леонидом Поповым и Светланой Савицкой! Буквально несколько дней назад, 27 августа, стал Героем Советского Союза!
– А сколько он летал? − спросила Ксеня.
– Он летал семь суток 21 час 52 минуты 24 секунды, − выпалил наш ребёнок. − Серебров бортинженер, закончил физтех. С 8 декабря 1978 года − в отряде космонавтов, спустя несколько месяцев – космонавт-испытатель. Ура-а-а!
На следующий день у нас на даче появился Александр Александрович Серебров. Сказать, что это был человек убойного обаяния, − это ничего не сказать о том мощном энергетическом позитивном поле, которое он излучал. Голливудская внешность: улыбка в двести белоснежных, крепких зубов, ямочки на щеках, низкий, хрипловатый голос, глаза умные, цепкие, проницательные и походка... Ещё шаг − и взлетит. Наша знакомая, которая «нарыла» Сереброва, в молодости вместе с ним была вожатой в пионерском лагере «Орлёнок».
Филипп наш поначалу находился в состоянии полной невменяемости, но Серебров быстренько снял с него этот груз. Вытащил из сумки космическую еду: специальные тюбики с супами, кашами, мясом, упакованный для полёта хлеб, − а потом долго, подробно, иногда очень серьёзно, иногда с юмором отвечал на дотошные вопросы Филиппа. Поведал, что в десятом классе чуть не сделался киноактёром. Его приглашали сниматься в фильме «Приключения Кроша». Но он отказался, сказав, что с его головой шестьдесят второго размера все актёры рядом будут сами выглядеть «крошами». Потом его ещё не раз приглашали сниматься в кино. Тут Серебров вздохнул и признался, что сам понимает, какова его внешность. Прямо-таки героическая, и физиономия плакатная. Так он выразился...
Когда этот человек уехал... после него долго оставался тот след, то «послевкусие», то нечто, которое всё время возвращало к его словам, к его улыбке, к его насыщенным паузам...
Мы подружились. Он виртуозно водил машину (даже в любой стадии опьянения!), легко знакомился и легко сходился с нашими друзьями, грациозно и изысканно готовил, приговаривая, что качественно приготовить еду дано только мужчине, умел сотворить руками всё что угодно, так же как и исправить любую поломку. Его интеллект превосходил все представления об этом редчайшем человеческом даре. Лётчик-космонавт Циблиев называл его космическим Кулибиным. Говорил, что в полёте Серебров − ураган. Так жил космосом и станцией, так её чувствовал, что прогнозировал любые отказы техники.
Я как-то спросила его:
– Саш, ты рекордсмен по количеству выходов в открытый космос. Даже занесён в Книгу рекордов Гиннесса. Более 372 суток... Ужас! Как ты говорил, помнишь, даже был случай, когда в открытом космосе карабин отцепился от поручня и какое-то время ты побыл искусственным спутником Земли или, как ты пошутил, космическим мусором. Так ну неужели же, находясь ТАМ... ты ни-че-го такого... не почувствовал, не увидел?..
Серебров сделал большие глаза и, перейдя на таинственный шёпот, ответил:
– Если даже и чувствовал, и видел, то сие унесу с собой. Даже под пыткой испанским сапогом не признаюсь. − Рассмеялся и прибавил: − Я же рассказывал, как во мне мутант поселился. И хватит с тебя.
Действительно, рассказывал о том, как в космосе продувал собственными лёгкими магистраль для откачки воды (это такая гнутая трубка). Дунул изо всех сил! А с другого конца такая «сопля» вылетела, будто слон высморкался. Накрыли её полотенцем, еле собрали. А ему бактерия через рот в лёгкие и кишки попала. Уж какие только врачи потом не смотрели... Говорили: «Лечить нечем. Аналогов на Земле нет. А внутри − мутант».
Я заканчивала одну из своих книг, и мне понадобилось подробней узнать о понятии «сингулярность». Я набрала Саше.
– Серебро, привет! Можешь объяснить популярно? Что такое сингулярность?
– Популярно? Ну, это... как бы единственность. Подожди, я сейчас гляну в Космическую энциклопедию и перезвоню.
Перезванивает и говорит обескураженно:
– Представляешь? Смотрю в энциклопедию на «С». «Серебров» − есть, а «сингулярности» − нет.
Год назад я пыталась вырулить из дикой пробки, когда позвонил Саша.
– Ой, привет, Серебро! Перезвоню. Ладно?
Услышала в ответ какой-то совсем нехороший его голос:
– Погоди... Я хотел сказать одну важную вещь... Я бы хотел… чтобы ты непременно пришла на мои похороны. Ясно? Придёшь?
У меня заныло всё внутри, но я весело ответила:
– Слушай, Серебро, я таких шуток не воспринимаю!
– Дурочка! Мне ж давно дышать нечем. Даже врачи удивляются. Ну ладно. Перезвони. Жду.
Я знала, что в один из Сашиных полётов в станции оказалось очень низкое давление. А в грузовике, который через три дня должен отстыковаться, бак кислорода − 50 атмосфер. ЦУП велел сбросить его в станцию. А там и так кислорода полным-полно. Но есть приказ: «Выполняйте. Сброс кислорода в станцию ничем опасным не грозит». Выполнили приказ, после чего не могли выдержать полностью сеанса связи − голос садился. Этот кислород потом Сереброву и аукнулся! На Земле до полёта ему вставили пластиковые сетки в пах, но кашель был такой сильный, что сетки эти порвал. Ещё раз оперировали. Серебров тогда вернулся с закислороженными («мраморными») лёгкими. А случившийся несколькими годами спустя пожар на даче окончательно добил его лёгкие.
Он часто повторял: «Во всём виноваты троечники. Троечники губят всё на корню».
А чтобы на свете было меньше троечников, Серебров много лет искал разные формы космического воспитания детей – будущих юных космонавтов. Придумал телепрограмму «Уроки из космоса» для школьников, посвящённую космическому обиходу, тому, чем заняты космонавты на орбите. Наверняка среди будущих космонавтов или исследователей космоса окажутся и ребята серебровской выучки – те, что точно не станут троечниками в профессии и в жизни.
Тогда, выбравшись из пробки, я так и не перезвонила Саше. Замоталась.
Его не стало через неделю после нашего разговора.
Как-то он говорил о том, что очень красиво из космоса смотрится Земля, когда на неё ложится первый снег. Я запомнила это и, когда в Москве начинался первый снегопад, всегда звонила и сообщала радостно, чтобы он немедленно посмотрел в окно.
12 ноября исполнился год, как он навсегда покинул планету Земля. Улетел в свой ненаглядный космос. А сегодня как раз все московские улицы нарядились в белые, пушистые одежды. Я увидела это утром, когда подошла к окну и тихонько прошептала:
− Ну вот, с первым снегом, Серебро…
