В конкурсе Московского международного кинофестиваля участвует норвежская картина «Он» женщины-режиссера Гуро Бруусгорд. Тот самый случай, когда пол имеет значение.
Что режиссер – женщина (или, как сейчас говорят, а в программе ММКФ так и написано – РЕЖИССЕРКА) в данном случае особенно интересно. Ибо фильм как раз высмеивает новые гендерные приоритеты, а заодно и свежую тенденцию повсеместного попрания здравого смысла.
«Он» состоит из трех пересекающихся между собой новелл – о режиссере, которому отказали в финансировании проекта о Фритьофе Нансене, потому что он мужчина (и Нансен, и режиссер, и даже сценарист – все они мужчины, большие и белые, такое вот несчастье); о мальчике, живущем в мире полнейшего равнодушия с так называемой «токсичной» матерью; и, наконец, о безработном шантажисте, озлобленном на весь мир и уже готовом на преступление от полной безысходности.
Фру (так ведь по-норвежски обращаются к женщинам?) Бруусгорд, режиссер(ка) этого фильма – отчаянная девушка, ни дать ни взять сорвиголова: пойти против трендов, возвысив голос разума среди этой порядком осточертевшей социальной вакханалии – это, товарищи, дорогого стоит. Проблемы, видимо, ей обеспечены: да и кто, спрашивается, дал денег на такой фильм (вот на проект о Нансене не дали, и правильно сделали), кто посмел поднять руку и на правящий класс, то бишь на нас с вами, женщин? Безобразие. Что это за пародия на общество фундаментальных свобод, зашоренность, отсутствие юмора, гибкости, игры ума? Да и на всё остальное? На чудовищную заорганизованность, где вместо полноты бытия – режим дня, вместо живого общения – проговаривание общих мест, трендов; вместо материнской любви – месть за неудавшуюся жизнь, а вместо отцовской – чтение нотаций и прочих моралите, скуловоротных прописных истин.
Прямо-таки звягинцевская «Нелюбовь», только нелюбовь по-европейски сдержанная, без мата и скандалов, что, впрочем, ничем не лучше. Если у Звягинцева – открытая агрессия, то здесь – латентная, эти тихие европейские бесы затаились, НО того и гляди вырвутся наружу.
Вы скажете, мол, кто бы говорил – взгляни окрест, чтобы душа страданиями человеческими исполнена стала: да кто ж спорит-то? Громкий ад, наверно, хуже, чем тихий, но фру Бруусгорд говорит о своей жизни и своей стране – никто не сравнивает мелкий жемчуг и жидкий суп, это фильм не о пресыщенности, а о разрыве человеческих связей. О том, что цивилизация, даже на таком высоком уровне, как в Норвегии, не может сделать человека счастливым - оговорюсь еще раз (так сказать, во избежание), что и сама двумя руками за ее достижения, беспредел третьих стран еще хуже.
В своем роде фру Бруусгорд (или фрекен? Не знаю, замужем она или нет) демонстрирует нам конец цивилизации: этот норвежский рай, расчисленный, тошнотворно правильный, пунктуальный, изнурительно вежливый, политически корректный, толерантный, формально защищающий права малых сих, тоже источает миазмы внутреннего фашизма.
Как говаривал старина Мюллер – на свете нет иного пути кроме национал-социализма: ну или развитОго капитализма с приметами Оруэлла-наоборот. С теми самыми, что описала Гуро Бруусгорд, сорокатрехлетняя выпускница Гетёборгского факультета режиссуры, чья фильмография пока что насчитывает три короткометражки и полнометражный дебют «Он», участник конкурса ММКФ.
…Как когда-то у Зайдля в «Собачьей жаре», его игровом дебюте, агрессия персонажей постоянно балансирует на опасной грани, вот-вот рискуя выплеснуться, так и не выплеснувшись – так и здесь, мастерство автора (авторши, хехе) состоит как раз в том, что она не делает резких движений. Эмил (тот самый безработный), преследуя девицу, не успеет ее схватить, хотя гонится за ней с явно дурными намерениями; мамаша сложного ребенка, расправившись с несчастной училкой, посмевшей сделать замечание ее отпрыску, закатывает садистскую истерику уже своему чаду, явно тяготясь родительскими обязанностями; режиссер Петер, потерявший финансирование, грубо выгоняет своих гостей, надоевших ему тоскливыми разговорами о том, что хорошо бы Нансену быть …женщиной. И вообще хорошо бы быть всем женщинами, даже мужчинам. Мизогинии даже в оговорках мы не допустим, фаллократы – на выход.
Но в отличие от Зайдля, чья ненависть к своим соотечественникам, австрийским обывателям, доходит до прямой сатиры, норвежка Гуро слегка разбавляет свой густой замес изящной иронией. Ледяной мир Северной Европы, эти новоявленные сумерки Богов в ее интерпретации звучат не так апокалиптически, как у Бергмана или, скажем, Гамсуна. И даже не так величаво, как у Сигрид Унсет, с ее прозрачной честностью и поисками женской идентификации. Гуро Бруусгорд, скорее, прячет за иронией мизантропию, но кто, скажите по совести, из северян – не мизантроп?
Забавно, что соотечественница Гуро, нобелевская лауреатка Сигрид Унсет, писала об идентификации женщин в начале прошлого века, когда мы были почти бесправны, Гуро Бруусгорд, будто завершая столетний сюжет «эмансипации», снимает фильм о бесправии мужчин. Как говорит герой ее фильма, режиссер Петер: «И это женское высокомерие! Если ты мужчина, значит, не человек!».
Конечно, не человек, одно на уме. Два, как говорит один мой интеллектуальный приятель – выпить и пожрать. И даже три – давить на всех подряд своим мужским величием и наличием того органа, который, как говорят психологи, есть предмет нашей женской зависти.
…Это я не для оживляжа пишу, заканчивая рецензию – мне просто пришло в голову, что фильм отчаянной норвежки Гуро – в том числе и о комплексе кастрации. О нашей зависти к члену. Не поймите превратно – есть теории и о мужской зависти к нашей фертильности.
Как говорится в финале одного прелестного фильма – у всех свои недостатки. Или, если на языке оригинала - no one is perfect.
фото: кадр из фильма "Он", пресс-служба ММКФ
