Радио "Стори FM"
Анатолий Головков: Барбарис

Анатолий Головков: Барбарис

Время от времени мы публикуем рассказы талантливого писателя Анатолия Головкова. Пружина его повествования, даже если это короткий рассказ, всегда до предела сжата, чтобы выстрелить в финале: иногда течение его прозы напоминает натянутый лук, который в финале выпустит стрелу.

Собираясь к Верунчику, Лукин принял душ, побрызгался лосьоном и повязал галстук. Они собрались помянуть ее мужа, Никиту, который утонул на рыбалке.

Не зря она боялась рыбалок. Прятала от мужа удочки. Сыпала сахар в бензобак. Ей не нравились рыбаки. Но Никаноров покупал снасти, менял бензонасос в «Ниве» и снова ехал на Волгу.

Теперь же он мрачновато глядел с памятника на вдову и ее друга.

В кителе и фуражке он больше напоминал офицера СС, чем машиниста МПС.

Прибравшись и посадив настурции, помянули.

После четвертой Лукин утратил гражданский вид.

Верунчик обняла его и повела к выходу, шатаясь и охая.

За кладбищенскими воротами спутник выскальзывал из рук женщины, падал, пачкал плащ, его рвало, слетала шляпа.

Когда же он пытался сам вести под руку женщину, прохожим казалось, что сын-физкультурник ведет домой запойную мать.

Они говорили: какой хороший сын!

Лукин орал в ответ, что никакой он не сын, а все они — ублюдки.

Дома у Верунчика закусывали клюквенную холодцом под хреном и салатом «Нежность». Запивали грибом из банки.

Наконец, Лукин утёрся и взял аккордеон. Инструмент остался от Никанорова. Покойник успел разучить только «Миллион алых роз», но играл плохо, путал басы.

Вдова заказала Лукину «Кумпарситу».

Это танго они танцевали с женихом в южном курорте после знакомства.

Наконец, целительная сила искусства возобладала и женщину проняло. Она плакала, слезы падали в салатницу.

Лукин видел, но молчал.

Из ванны она вышла бочком, без чулок, в халате с попугаями, резко распахнула перед ним полы: оп-па!

Лукин от увиденного онемел и в шоке едва не выронил аккордеон.

Он не мог оторвать глаз от женщины.

Забормотал очумело, что перед ним Церера. Имя богини плодородия, он помнил из кроссвордов.

В присутствии Цереры, — вспомнила Верунчик заметку из отрывного календаря, — римляне, а также их скотина, неудержимо размножались. К чему бы это?

Тут Лукину следовало заткнуться и не дразнить судьбу. Вдова и так набралась, как водонапорная башня. А тут выпила бы еще анисовой на грецком орехе, переоделась в лосины, поставила чайкУ с тортом «Сюрприз», который принес гость.

Но тут раздался странный гул, раздались чавкающие шаги, спальня наполнилась свечением и нечистым духом ряски: на пороге возник Никаноров.

— А это что еще за Командор, едрён компот? — бесстрашно выкрикнул Лукин.

С дождевика утопленника капало на паркет, он сиял блестками чешуи, и был при сачке через плечо.

Никаноров с укоризной смотрел то на Лукина, то на вдову белыми очами.

— Нет! — крикнула вдова изо всех женских сил, как вопят в триллерах Голливуда.

Она думала, что либо спит, либо падает в обморок. Поэтому то ли во сне, то ли наяву подхватила Лукина, закинула на плечо как мешок и сбросила с балкона.

Упади Вадим Григорьевич чуть в стороне, он неминуемо разбился бы о бетон. И тогда в архитектурном бюро, где он служил, утром между гвоздик увидели бы круглое лицо человека с медвежьими глазками и бровями домиком.

Но он плюхнулся на живую изгородь горного барбариса.

Так что Лукина спас не бог, не черт и не везение, а конкретно доктор Карл Тунберг. Это он когда-то привез барбарис из Японии в Европу. Кустам придавали ножницами любую форму и рассадили где ни попадя.

Когда шипы барбариса впились в тело архитектора, он охнул.

И вороны, единственные свидетели этой истории, закаркали.

От них Лукин мог бы узнать немало интересного.

Например, что непруха ходит по пятам и сама лезет в гости. А удача встречается редко. Ее не перехитришь. Она как женщина, которую потом никак не можешь забыть, — хоть бейся о стенку, хоть кричи, хоть надирайся водкой.

Но он не знал птичьего языка.

Уже на другой день после полета Лукина горный барбарис Тунберга утратил почти все листья.

Холодный ветер отпевал эту утрату.

Но остались ягоды, яркие, горькие.

Как огни взлетной полосы в карантине.

Огни того единственного аэродрома, с которого мечтаешь поскорее убраться от всей этой грёбаной жизни.

фото: pixabay.com

Похожие публикации

  • Анатолий Головков: Проводник
    Анатолий Головков: Проводник
    Ночь проводник Салтыков провёл на Басманной, у одной Лилии. Танцевали неглиже, обнимались под торшером, кушали фрукты. Пили что придется
  • Анатолий Головков: Спасение утопающих
    Анатолий Головков: Спасение утопающих
    На седьмой день наводнения москвичи убедились, что живут накануне чего-то неслыханного. От Жулебино до Измайловских до окраин вспыхнула радуга
  • Анатолий Головков: Врата
    Анатолий Головков: Врата
    Соседка первой обнаружила Усыскина на кухне и подумала, что он перебрал: последние месяцы с ним частенько бывало. А с виду - мирно спал, уронив лоб на подоконник. Рядом с головою хозяина лежал кот