Радио "Стори FM"
Кино и немцы

Кино и немцы

Автор: Андрей Аболенкин

"Мода стала подражать жизни. Люди закончили наряжаться. И строят свои сказки из повседневности"

Последнюю четверть века я занимаюсь модой, одеждой и стилем (это не повтор, а три разные вещи). Зарабатываю советами, как культурнее уберечь потребителей от реальности и продать им что-нибудь ненужное. Ведь мир моды – это отнюдь не театр вопреки Шекспиру. Тут в чистом виде кино. 

Совсем недавно оно стало «как-бы-документальное», mockumentary, снятое будто за три копейки на VHS для своих, но раньше эта картина изо всех сил старалась походить на художественную. Феллини либо Бергман, смотря по потребителю, но никак не меньше.

В идеале фэшн-индустрии хотелось бы, чтобы её продукт сравнивали с музейными ценностями, но в момент зарождения моды её задачи слишком отличались от задач искусства. Последнее устремлялось в вечность, а дизайн одежды был ориентирован на непрерывное обновление.  Общим было только направление – от ремесла к продаже дополнительных смыслов.

portret.jpg
Андрей Аболенкин

Сейчас разница почти исчезла. Художники не стесняются приёмов поп-культуры или продаж, на арт-рынке продаётся в первую очередь всё модное. Мода больше не гонится за новизной и эффектами, и для основных хитов меняются по сезонам только ткани. Значимые художники исчезают из обеих отраслей так же неумолимо, как бумажные авиабилеты из аэропортов. 

В результате получается набор штампов и костюмов (сейчас чаще всего спортивных), главным достоинством которых считается доходчивость посыла и удобство. Травмирует это лишь тех, кто помнит, что бывало и по-другому… Но, как бы там ни было, процесс получения денег всё ещё нужно гарнировать развлечением или эмоцией. Что и возвращает нас к массовому киноискусству.

В отличие от театра кино не смотрят, его зрителям демонстрируют. Они лишены возможности самостоятельно наводить свой бинокль. Только так можно создать правдоподобие и не раздражать публику сомнениями. И убедительность становится куда важнее правды, что особенно заметно при анализе кинокостюмов. 

Можно очень подробно реконструировать черты эпохи, но, если зритель их не узнает, вся работа пропадёт. В конце концов, деньги в кассу заплачены не за поход в музей, а за убедительную иллюзию, и убеждать она должна отнюдь не коллег художника по костюмам. 

Когда я смотрю на сказочное варварство церковных костюмов Данило Донати в дзефиреллиевском фильме о Франциске Ассизском, мне ни на секунду не приходит мысль сравнить их с историческими. В тот момент они моя правда и никакая другая не важна.

С другой стороны, много стараться и не нужно. Пышный белый парик и страусовые перья чётко указывают на Марию-Антуанетту. Всё остальное можно оставить на усмотрение художника, чтобы артистка и картинка смотрелись как можно эффектнее. 

Это чудесно удалось Адриану с Нормой Ширер в фильме 38-го года. А если бюджет позволяет снимать в настоящем Версале, то от правдоподобия можно вообще уйти, превращая этот уход в постмодернистскую игру. Ровно через 70 лет в постановке Софии Копполы о той же самой Марии-Антуанетте в гардеробной королевы взгляд среди стилизованных туфель на мгновение выхватывает разношенные кеды…

Обстригаем перо, меняем парик на стрижку, убираем корсет – часто этого достаточно для создания «совсем аутентичного Гэтсби». Дальше работают ассоциации. Некоторые условности – плюмажи на «римских» шлемах – дошли до нас прямиком из балетов Людовика XIV. 

Некоторые родились только в начале прошлого века: например, похожий на перевёрнутую сухарницу «головной убор Джульетты» имеет больше отношения к моде 10-х годов, когда он был придуман, чем к истории. Что не делает эти предметы хуже, ведь они автоматически отправляют мысли зрителей по назначению. Глаз цепляется лишь за вопиющие случаи. К примеру, Цезарь с Марком Антонием в старом вахтанговском телеспектакле, которые расхаживают в кожаных штанах, как античные варвары.

Для меня примером точных выразительных средств стала работа Александры Бирн для Кейт Бланшетт в фильме «Елизавета: Золотой век» («Оскар» за костюмы 2008 года). Целые поколения актрис для создания образа королевы прекрасно обходились подбритым лбом, воротником-«фрезой» и вычурными силуэтами. 

Остальные камни-банты-кружева, которыми Елизавета на портретах дробно усыпана, будто салат оливье у неленивой хозяйки, зависели от бюджета студии. Бирн от мелких деталей отказалась совсем. Её платья – единственный цветовой акцент, они сопровождают все настроения героини, все её жесты, отношения с персонажами. Костюм работает на фильм каждым сантиметром, и это делает его точнее правды.

Такое представление о свойствах кинематографичности однажды сыграло со мною недобрую шутку. В середине 90-х снимали с Владимиром Клавихо-Телепнёвым журнальную историю. «Андрей, хочу сдержанно и точно, как в кино про жизнь» – такое было пожелание. Ну, мне-то, казалось, не нужно было напоминать о точно работающих предметах. 

Меховая шапка Барбары Брыльской из «Иронии судьбы» или свитер Караченцова из «Старшего сына» были для меня образцами точно работающей детали, чуть крупнее правды. Уже через полчаса после начала съёмок пришлось срочно развозить обратно все здоровенные меховые ушанки, военные штаны с карманами и мохнатые унты. И менять их на твидовые брюки, неброские коричневые кардиганы и байковые рубашки. 

Кто мог подумать, что для фотографа признаком реализма и точности была способность костюма сливаться с декорацией, как в массовых сценах у Юрия Германа? Выяснилось, что у каждого из нас, несмотря на знакомство, оказалось своё представление о мере правды.

Сейчас такие разночтения вряд ли возможны – мода подражает жизни, а иногда разницы между их языком нет никакой. Люди закончили наряжаться и строят свои сказки из повседневности. Часто актуальность вещи определяется выбором цвета или шрифта, но куда больше – способностью дизайнера представить их модными. В результате курьерская футболка DHL за пять евро отличается от футболки DHL производства Vetements за 280 евро только полоской на спине и внесённым авторами посланием. И мерой глупости человеческой.

Мода не физика, объективности в ней быть не может, и вещи стоят столько, сколько за них готовы платить. И всё равно отказ от фактов в пользу эмоционального восприятия обращает на себя внимание. Сейчас его называют постправдой, post-truth. Когда такое состояние предсказывают французские постмодернисты, думаешь об этом отвлечённо. 

Когда российские политики говорят, что не бывает никакой правды, это воспринимается как цинизм. А вот в исполнении редакции Оксфордского толкового словаря, недавно признавшей post-truth «словом года», ищешь объективное наблюдение. И найти несложно: включишь пару раз телевизор и понимаешь, что разница между партизанами и террористами, к примеру, зависит исключительно от точки зрения.

Речь тут не только о манипуляциях общественным мнением, а об элементарном нежелании знать, как всё обстоит «на самом деле». В жизни это знание больше никакого значения не имеет, мы и без того окружены вещами, о принципе действия которых не имеем представления. В моде и кино такие информационные пузыри, в которых люди выбирали себе удобное отношение к реальности, были всегда. 

После американских выборов оказалось, что постмодернизм победил по всем фронтам. Кино и немцы, что тут ещё сказать… Это лихое выражение пришло из советских фильмов о войне «категории С», где пара пионеров-героев легко обращала в бегство дивизии карикатурных фашистов. Теперь возможность выбрать «альтернативную правду», примерить любой образ есть у каждого. Главное, чтобы костюм был точным. 


фото: личный архив А. Аболенкина; VOSTOCK PHOTO

Похожие публикации

  • Могучие Гуччи
    Могучие Гуччи
    История бренда Гуччи — это душераздирающая сага, как отцы-основатели создали бизнес, а потомки пустили его под откос. И хотя дело Гуччи живёт и процветает, но это -- уже без представителей славной династии. Их персоны больше в деле не участвуют. А что, собственно, произошло?
  • Люди и бренды
    Люди и бренды
    Были времена, когда не было брендов. Вместо них были люди − портные, ремесленники, модельеры. Потом они умерли, как Шанель или Диор, или их имена купили, как у Валентино, и чем теперь владельцы торгуют? На этот и другие вопросы журнала STORY отвечает эксперт моды Андрей Аболенкин.
  • Галантерейные амбиции
    Галантерейные амбиции
    В начале прошлого века в России происходило строительство нового мира. Человека тоже решили обновить. В частности, ковали новую женщину улучшенной модификации. Начали с первых дам страны. Как у них получилось?